Ольга Лаврова - Мафия
Милиция и сотрудники БХСС окружают ряды. Разумеется, кольцо не замкнуто, оно имеет брешь со стороны Томина с Сажиным. А неподалеку в заборе виден узкий пролом.
И пока бабуси пытаются прятать соломку куда-нибудь, Томин тихо вскрикивает:
- Братцы, тикаем! - и первым устремляется к пролому. По дороге он швыряет подальше от себя кейс. За Томиным бежит Сажин. Вася-Морденок, прикинув глазом, куда они нацелились, заражается их примером и припускает следом.
На перехват издалека спешит полный милиционер. Он свою задачу знает и, убедительно изображая погоню, дает троим выскочить с территории рынка.
Здесь Томин с Сажиным удирают налево, а Морденок направо, и его, разумеется, не зовут с собой: было бы нарочито.
На прилегающий к рынку улочке стоят "Жигули" с киевским номером. Сажин мигом садится за руль, Томин рядом.
Толстый милиционер с трудом лезет в заборную щель и свистит.
На этот свисток - совершенно закономерно - появляется и отрезает Морденку путь еще один милицейский мундир.
И то, что "Жигули", рванув с места, тормозят затем возле Морденка и для него приглашающе распахивают дверцу, можно рассматривать как великодушный и даже несколько рискованный жест.
Морденок ныряет на заднее сиденье, машина, вильнув, объезжает милиционера и уносится прочь.
Не обращая больше внимания на Васю, Томин затевает с Сажиным взволнованную перебранку и при этом перемешивает русские слова с украинскими:
- Вот он, твой базар! Пойдем на базар, пойдем на базар! Пожалуйста, сходили на базар!
- Напрасно вы, дядя Саша, товар бросили! Ведь утекли мы!
- А кабы не утекли?
- Утекли же, дядя Саша!
- А кабы нет? Кабы я с ним попался?
- Жалко товар! Пять кило! - сокрушается Сажин.
- Чай, он у нас свой, не купленный! Съездим, привезем, было бы кому!
- Большой убыток!
- Дурья твоя башка! Когда милиция догоняет, надо бросать! - Томин "вспоминает" о Васе и апеллирует к нему: - Правильно говорю или нет?
- Правильно. С товаром задержат - нехорошо.
- Вот столица-матушка как приголубила! - снова "забывает" Томин о Морденке. - Отверни-ка с магистрали от греха, - велит он стажеру.
- А дальше куда? - спрашивает тот. - Прямо домой? Номер сменить и на трассу? Ведь в гостиницу нельзя, дядя Саша.
- Хоть это понимаешь! Конечно, нельзя. В базарной гостинице уж небось шуруют. Хорошо, паспорта липовые.
- Значит, до дому, до хаты?
- А обои? Мне же завтра обещали!
- Потерпит тетя Оксана недельку.
- Это ты здесь говоришь. Лучше я в машине пересплю, а без обоев не поеду!
Их препирательства Морденок выслушивает очень внимательно, и каждая реплика приближает его к нужному для наших героев выводу: этих людей невыгодно упускать, на них можно подзаработать. После всего, что они пережили, озабоченность их какими-то обоями и возможным гневом тети Оксаны выглядит нелепо и потому особо убедительно. Вася не хитрит, но и не дурачок, и папаша, надо думать, воспитывал в нем осмотрительность. Так что он способен логично рассудить: если б мужики сочиняли, то сочиняли бы что-нибудь поумнее.
Морденок подается вперед между Томиным и Сажиным, спрашивает:
- Мужики, первый раз в Москве с товаром?
- Почему первый? - обижается Томин. - Давно у нас берет один здесь.
- А теперь чего же?
- Не пришел, куда надо. Не знаем чего.
- А кто он? Как зовут?
- Что-то ты все выспрашиваешь? - "осторожничает" Томин.
- Да нет, я ведь что... если заночевать - можно к нам. У отца дом большой, сеновал. И на будущее потолкуем.
У Мордвинова физиономия жесткая, хитрая, не то что палец в рот не клади даже подумать о том не смей: откусит заранее. Немудрено, что прозвали Мордой: увидишь этот тяжелый прищур - не забудешь.
Он принимает в своем доме гостей, которых привез Вася. Кроме них тут еще трое Мордят постарше и позлее.
Комната просторна, обставлена просто. Все сидят вокруг самовара. Вечер.
- Поели-попили, - говорит хозяин. - Сыты?
Гости благодарят.
- Тогда приступим, - кивает Морда своей компании. - Чернявого туда.
Томину мигом связывают руки.
- Это что же такое, хозяин?! Это зачем же?! - крайне изумляется он.
Томина выводят в соседнее помещение.
Вася в экзекуции не участвует, но, вероятно, она не является для него неожиданной.
- Вася! - негодует Сажин.
Тот стыдливо потупляется.
- Музыку! - кидает ему Морда.
Вася идет включать. Музыка гремит во всю мочь, пока не закрывают плотную дверь на террасу, где и надрывается магнитофон, глуша звуки, которые могут доноситься из дома.
Морда достает крупнокалиберный пистолет, указывает им Сажину встать к стене. Сажин подчиняется. Морда затевает серьезную проверку и, естественно, выбрал для этого младшего.
- Ну, легавый, думал, вошли в доверие? А что выйдешь из него вперед ногами - не думал?
- Хозяин, ты сбесился!
- Цыц, Петровка! Давай, - обращается Морда к одному из сыновей.
У того тоже пистолет. Он идет через комнату и с ходу делает несколько выстрелов, всаживая пули вокруг головы Сажина.
- Парень, ты неправ! - кричит Сажин, вжимаясь в стену и прикрывая ладонями сердце. Не верит он, что расстрел всерьез, но чем черт не шутит, колени все-таки ватные.
- Гляди, как положил! - Мрачноватый Морденок тает от радости, видя, до чего аккуратно окаймляют сажинскую голову пробитые в стене дыры.
- Хорошо, сынок, хорошо, - любуется чистой работой Морда. - Иди, кончай чернявого... Через кого на нас вышли? - требует Морда. - Расскажешь - может, помилую.
- Как "через кого"! Вот он нас сам позвал! Мы про вас слыхом не слыхали! Ты зачем нас заманил, подлюга?! - кричит Сажин Васе.
- Дурак, ментов не срисовал, - кривится Морда.
Снаружи раздается приглушенный музыкой выстрел, затем еще один.
Сажин, не обращая внимания на угрожающие окрики Морды, садится на пол.
- Делай что хочешь... За что дядю Сашу!.. У-у-у...
- Дядя... по опергруппе, - ехидничает хозяин.
Двое, отряженных с Томиным, возвращаются.
- Признался? - спрашивает один из них отца.
- Врет пока. Ну соври, соври, откуда твой родственник был?
- С Киева. Грех на тебе, хозяин! - Сажин даже всхлипывает.
- И кому товар возили?
- Звали дядя Миша.
- Где встречались?
- Да какая разница... последнее время - на Котельнической набережной.
- Врешь! Шлепну я тебя, ментяра.
- Хозяин, ты неправ! Ты ошибаешься, хозяин!
Морда некоторое время размышляет. Все это похоже на правду. Что дядя Миша исчез, он знает, и знает, что милиция тут ни при чем.
- Давайте брюнета, - командует он.
Мордята вводят Томина, по знаку отца освобождают его от пут.
- Дядя Саша! - вскакивает Сажин.
Восторженные объятия.
- Хрен с вами, давайте выпьем! - решает Морда.
Томин растирает руки, Вася, ухмыляясь во весь рот, тащит на стол водку.
Ардабьев с женой бродят по городу.
И по тому, как они смотрят друг на друга, как держатся, можно безошибочно заключить, что Вероника не устояла на своей рационалистически-порядочной позиции. Помолодела, расцвела, переживает вторую весну.
Оба счастливы, заново открывают для себя окружающее и радуются всему.
Валентинов на "рабочем месте": на людной вечерней улице у газетного стенда. К нему бочком протирается девушка, сует деньги, Валентинов что-то ей объясняет. Девушка отходит, приседает возле телефонной будки, завязывая шнурки кроссовок, и одновременно выуживает из-под будки небольшой пакетик.
Ее поглощает толпа, Валентинов провожает взглядом спешащую фигурку и вдруг видит Ардабьева. Радость преображает его усталое равнодушное лицо. Бросив свой пост, он кидается за Ардабьевым.
Тот смотрит на остановившего его человека сначала с недоумением, потом с испугом. Неужели это старый друг?
- Володька! Не узнал? Плохо выгляжу, да? Димка Валентинов! - и долго трясет протянутую руку. - Освободился!.. Встретились!.. Володька!
Прохожим они мешают, и Валентинов тянет Ардабьева к стенду.
- Как я рад, Володька!
- Я тоже, - неискренне выдавливает Ардабьев.
- Мы с ребятами сколько тебя добром поминали, что нас не потянул!
- За что же? Вас я... угощал только.
- Да скажи ты, что мы покупали какой химикат или чем тебе помогали, - и амба, через соучастие та же статья! - Без перехода Валентинов впадает в уныние: - А ребята скололись. Женю весной схоронили, Колю недавно.
Все это из прошлой жизни, которую Ардабьев отринул и с удовольствием позабыл бы вовсе, однако известие о друзьях все же болезненно. Он собирается что-то произнести, но Валентинов уже снова радуется:
- Выглядишь ты на тысячу долларов! Как с курорта!
- Да... побыл на свежем воздухе.
Вопрос задан для приличия, по облику Валентинова без того ясно, что к чему. Но он хватается за возможность излить душу.
- Володя, милый, говорить больно! Я же был умный человек, три языка знал, хотел кем-то стать... Володя, я теперь подонок. Связался с блатными. Я у них грязь, тряпка для ног... Да, старик, я подонок. Уличный торговец, работаю за дозу для себя. Продал десять, одиннадцатая моя. Чтоб отключиться. Володя, я раб у них, раб! Встаю в полчетвертого. Три будильника. Тося ушла. Черт с ней... Видеть себя не могу, зеркало завесил. А ведь я моложе тебя!.. Володя, пойми, я в четыре утра должен все расфасовать и, пока нет людей, растыкать по норкам. При себе держать нельзя. Какое время было, когда ты сам делал! Ты мне лучший друг, Володя! Я тебе по гроб благодарен!..
