Михаил Черненок - Ставка на проигрыш

Игнат Матвеевич торопливо присел к столу, словно заглянул домой всего на минутку. Посмотрел на Голубева и тут же перевел взгляд на сына:

— Вы, друзья-сыщики, чем купеческими бриллиантами интересоваться, лучше нашли бы деньги Торчкова. Только что Матрена, жена его, со слезами ко мне приходила. Говорит, что на ветер чудак пятьсот рублей выкинул. Шуточное ли дело! Побеседовал я с ним. Смотрит наивным взглядом, как дите малое, плечами жмет. Вот артист, не приведи господи! Главное — билет-то лотерейный Матренин был. Товарки с фермы ко дню рождения ей подарили.

— Значит, Торчковы действительно выиграли «Урал» с коляской? — спросил Антон.

— Конечно!

— Ты сам тот билет видел?

— Лично по таблице проверял.

— Номер и серию билета не запомнил?

Игнат Матвеевич нахмурился:

— У меня, сынок, есть поважнее дела, которые надо запоминать.

— Так ведь и мы, отец, если говорить откровенно, не рыбачить в Березовку приехали. Случилась неприятность, похлесте торчковской, — сказал Антон. — С лотерейным билетом мы, конечно, разберемся, но где последние пятьсот рублей Торчкова искать — ума не приложу. Он ведь даже толком не знает, с кем выпивал в тот день.

— Свидетелей надо поискать.

— Само собой разумеется. А ты знаешь, как туго разбираться с делами, совершенными по пьянке?..

— Ну, милый мой! Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. — Игнат Матвеевич поднялся. — Поработайте не за страх, а за совесть.

— Как дед Иван Глухов у вас тут живет?

Уже шагнувший к двери Игнат Матвеевич остановился.

— Нормально. Здоровьем бог его не обидел, пенсия приличная вышла, дом — полная чаша. В прошлом году при оформлении на пенсию по моей протекции «Запорожца» ему вне очереди продали.

— Говорят, он эту автомашину племяннику подарил?

— Дело хозяйское: хочет — сам ездит, хочет — дарит.

— Не дорогой ли подарок?

— Для Глухова — нет. У Ивана Серапионовича на сберкнижке больше десяти тысяч сбережений, а родственников, кроме племянника, — ни души. Умрет старик — все племяннику останется.

— У тебя нет никаких претензий к нему?

— Абсолютно. Какие могут быть претензии к пенсионеру? Живет тихо, мирно. Частенько прошу его помочь колхозу по плотницкой части — ни разу не отказался.

— Племянника он часто навещает?

— Пожалуй, чаще племянник сюда приезжает — рыбак заядлый. Тебе, наверное, Торчков на Глухова наговорил? Так ты особенно не верь этому пустобреху. У Торчкова после выигрыша мания величия приключилась, чуть не со всеми колхозниками перецапался.

— А что за однорукий заготовитель у вас тут объявился? — опять спросил Антон.

— Не видел его ни разу, — Игнат Матвеевич открыл дверь. — Ну, ладно. Время для меня — золото, к механизаторам срочно надо. Если не увидимся сегодня, прошу вас: разберитесь обстоятельно с торчковскими деньгами. — И, кивнув на прощание, вышел из дома. Едва он сел в машину, «газик» всхрапнул мотором, развернулся и запылил вдоль деревни.

Примолкший было дед Матвей оживился.

— Однорукий заготовитель, Антоша, последнее время часто в Березовку наведывается, люди-то уж все ему посдавали, а он продолжает сюда ездить. А насчет Глухова скажу тебе так: чего-то неладное со Скорпионычем в последние дни происходит. Будто о смерти мужик задумался. На днях подсел ко мне на скамейку возле дома, чую — выпивши. А раньше в рот спиртного не брал. Из кержаков он, которые выпивку категорически не переносят. Спрашиваю: «Не с Кумбрыком снюхался?» Вздохнул Скорпионыч тяжко: «Все одно помирать скоро». И невеселый разговор повел. Мол, не так свои годы прожил, как следовало прожить. Понятно, ядрено-корень, жизнь, случается, так прижмет, что небо овчинкой кажется. Только с чего это Глухов на старости лет запаниковал? В его годы человек уже не сердцем — умом живет. По себе знаю.

— Что ж у него случилось?

— Не доложился он мне в подробностях. Повздыхал, повздыхал да и отправился домой.

Глава VI

Как обычно, в страдную пору Березовка словно вымерла. Колхозники, пользуясь устойчивой погодой, старались не упустить ни одного погожего дня и почти все до единого были в поле. Теплую вязкую тишину, нависшую над деревней, нарушал монотонный гул комбайнов, работающих вдали за околицей, да во время школьной перемены всплескивался звонкий разнобой ребячьих голосов.

Потеряево озеро сияло огромным зеркалом, над которым, будто любуясь своим отражением, лениво кружили белогрудые чибисы. Клев был вялым. Глядя на неподвижные поплавки, Антон и Слава вполголоса разговаривали о Торчкове. Внезапно с пригорка от деревни послышалась веселая транзисторная музыка. Тотчас на тропе показался Торчков в большущих сапогах и, по-утиному спускаясь к озеру, еще издали бодро поздоровался:

— Здравия желаю, товарищи рыболовы!

— Легок на помине, — шепнул Славе Антон и, обернувшись к Торчкову, ответил: — Здравствуйте, Иван Васильевич. По-молодежному, с музыкой, ходите?

— Люблю, Игнатьич, это дело. — Торчков похлопал по висящему на ремне через плечо транзистору, подойдя к берегу, присел на борт Гайдамачихиной лодки. — С выигрыша такую музыкальную шкатулку приобрел. Теперь каждую новость прежде всех в Березовке узнаю. Даже иностранцев пробовал слушать, которые на русском языке бормочут.

— И что они говорят?

— Всякую ерунду несут! Злятся, что мы перед ними шапки не ломаем. А на хрена нам перед заморскими пузанами шапки ломать, правда? — Торчков, чуть помолчав, вздохнул: — Я, Игнатьич, по делу ведь тебя здесь отыскал. Баба мне покою не дает. Выкладывай, понимаешь, ей книжку — и баста!..

— Какую книжку? — не понял Голубев.

— Не букварь, конечно. Сберегательную… — Торчков мельком взглянул на Славу и опять уставился на Антона умоляющими глазами. — А где это я сберкнижку возьму, если меня до единой копейки обчистили. По моей натуре, сгори они огнем, дармовые деньги, однако баба есть баба… Председателю нажаловалась. Тот с меня крупную стружку снял, а ей все мало, шумит: «Из дому выгоню! В суд подам!» Возможно, она так для испуга заявляет, но если подаст?.. Суд как припаяет уплатить женке полную стоимость мотоцикла!.. Я ж без штанов останусь. На одного тебя, Игнатьич, надежда…

Антон присел рядом с Торчковым.

— Хорошо, Иван Васильевич, постараюсь вам помочь, но давайте условимся, что на мои вопросы будете говорить только, правду.

Торчков убавил громкость транзистора.

— Перед тобой, Игнатьич, как перед попом на исповеди.

— Прежде мне надо знать: сколько вы получили денег в сберкассе?

— Тысячу домой привез.

— Я спрашиваю: сколько получили?

— Ну это… Не пересчитывал. Сколько дали, все — в карман и вместе с Гайдамачихой по дому. — Торчков, заметив пристальный взгляд Антона, опять склонился к транзистору. — За сберкассу ты, Игнатьич, не переживай. К сберкассе у меня никаких требований нет. И женка по этому поводу ровным счетом ничего не имеет — деньги ведь даром достались. Ее другое принципиально задело: что последние пятьсот рублей я профуговал. Хочешь — верь, Игнатьич, хочешь — не верь, но категорически утверждаю: это в ресторане меня облапошили. Заготовитель может подтвердить, что до ресторана все денежки при моем кармане были.

— Давно с ним знакомы?

— Какой там давно! Всего пару раз за компанию выпили, да на одну ночь у себя его приютил.

— Имя-то заготовителя хоть знаете?

— Спрашивал при ночевке, он ухмыльнулся: «Хоть горшком называй, только в печь не станови».

— Не сказал, что ли, имени?

— Может, и говорил, так теперь уже не помню… — Торчков словно задумался и вдруг резво вскочил на ноги. — Игнатьич!.. Чтоб раз и навсегда не сомневаться в моем лотерейном выигрыше, не посчитай за труд, дойдем до моей усадьбы. У женки газетная таблица должна сохраниться, по какой билет проверяли. Из нее можешь и цифры узнать моего «Урала» с люлькой. Там еще «Уралы» выигрались, а мой — аккурат в среднем столбце, чуток книзу.

— Пошли, Слава, посмотрим, — обратился к Голубеву Антон.

Небольшой пятистенок Торчкова рядом с приземистой, крытой проросшим дерном избушкой Гайдамаковой казался добротным домом, однако надворные постройки обветшали так, как будто у хозяина давным-давно не доходили до них руки. Просторный двор был густо перепахан свиньями. По этой «пахоте» от ворот к сеновалу тянулся свежий тележный след. Лениво вылезший из-под крыльца пушистый рыжий кот, едва завидев Торчкова, мигом вскарабкался по углу дома на крышу.

— Чего испужался, Пушок?.. — задрав к нему голову, спросил Торчков. — Слазь, сегодня гонять не буду. Тверезый я. — И как ни в чем не бывало повернулся к Антону. — Вот отдрессировался котина! Только хозяин на порог — он на крышу.