Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
— Ужинать будете? — спросила она, едва компания заявилась домой.
— Мы уху варили, — похвастался Сергей.
— Тогда ложитесь спать. В горнице постелила, — мать, отвернувшись, зевнула. — Галя Терехина приходила, больше часа тебя, Антоша, ждала.
— Зачем я ей понадобился?
— Просила в понедельник в школу прийти. Она там кружок какой-то ведет…
— Кружок следопытов, — быстро вставил Сергей.
— Вот-вот. Хочет настоящего следователя школьникам показать.
— По улице слона водили… — взглянув на Славу Голубева, засмеялся Антон. — Некогда мне, мам. В понедельник на работе должен быть с утра.
Глава V
Утреннюю зорьку Антон и Слава проспали. Разбудил их Сергей перед тем, как идти в школу. Пока умывались, Полина Владимировна, уставив стол разными сортами домашнего варенья, собрала завтрак и ушла заниматься огородными делами.
— Спите, ядрено-корень, по-гвардейски! — громко сказал дед Матвей, присаживаясь к столу. Посмотрев на Антона, усмехнулся в сивую бороду: — Так и отца не увидишь. Игнат-то вчера после вас заявился, а сегодня ни свет ни заря опять в поле укатил. Уборочная — председателю спать некогда.
— Говорят, нынче урожай хороший? — спросил Антон.
— Добрые хлеба уродились. И не только у нас. Я каждодневно радио слушаю да телевизор смотрю — по всей Сибири нынешний год в отношении зерновых культур удачливый.
— Жаль, зорьку проспали, — вздохнул Слава Голубев.
Дед приложил ладонь к уху:
— Чо гришь?
— Говорит, зорьку проспали! — почти крикнул Антон.
Дед Матвей неторопливо подул на дымящееся блюдечко.
— Здорово не шуми. Мало-мало я слышу, шепоток только не разбираю. — И посмотрел на Голубева. — Слух мой на войне попортился. Я, мил человек, всю империалистическую отгремел, затем Колчаку холку мылил, на Перекопе участвовал. Бомбардиром служил. Пороху столько сжег, что другой на моем месте до основания оглох бы.
Размешивая в чае ложечкой варенье, Голубев покачал головой и стал с интересом разглядывать на старой фарфоровой чашке ярких жар-птиц, нарисованных тонко, в китайской манере. Заметив его любопытство, Антон сказал:
— Между прочим, за этой чашкой — целое уголовное дело.
— Да ну?!.
— Вот тебе и да ну, — Антон повернулся к деду Матвею. — Дед, расскажи историю с кухтеринскими бриллиантами.
— С брильянтами Кухтерина? — переспросил дед. — Что про них рассказывать… Канули с концом в Потеряевом озере. Сам томский полицмейстер разбираться в Березовку приезжал, в лепешку разбивался, чтоб купцу угодить, только и он с носом уехал. А между тем вместе с драгоценностями и подводами пропало шестеро людей, считая ямщиков, двух урядников да приказчиков.
— Ты расскажи подробнее. Слава ведь ничего не знает.
— Подробностей, Антоша, сам полицмейстер не смог узнать.
— Но ведь ты мне рассказывал…
— Это рассказ с пересказу других.
— Вот и расскажи его.
Дед Матвей, отхлебнув несколько глотков из блюдечка, посмотрел на Голубева.
— Томский купец Кухтерин неглупый был мужик, В начале семнадцатого года сообразил, что царскому режиму конец приходит, и надумал переправить свои драгоценности за границу, в Китай. Для такого дела загрузил в Томске фарфоровой посудой две подводы — вроде как торговать собрался — и туда же сундук с серебром, золотишком да брильянтами спрятал. Для охраны двух урядников нанял и наказал приказчикам держать путь прямиком по тракту на Шанхай. Дело в феврале случилось. Люто той зимой буранило по Сибири. Добрались подводы до Березовки. Сопровождающие их люди перекусили в трактире Гайдамакова и, не глядя на буран, отправились в ночь через Потеряево озеро на Ярское, чтобы заночевать там. Больше их так и не увидели…
— Куда же они делись? — спросил Слава.
— Ты человек ученый, соображай. — Дед Матвей лукаво подмигнул. — Для облегчения могу подсказать, что на озере есть такие места, где из-за теплых родников даже в лютый мороз толстый лед не настывает…
— В ночном буране ямщики сбились с дороги и, угодив в такое место, провалились под лед?
Дед Матвей хитро прищурился:
— С лошадиными повадками ты, ядрено-корень, мало знаком. Лошадь сама с дороги не собьется. Она и в буран, и ночью дорогу чует, особенно тонкий лед. И опытные ямщики, попав в буран, никогда лошадей не дергают из стороны в сторону. Стало быть, если кухтеринские подводы свернули с пути, то кто-то лошадям такого страху нагнал, что они чутье, данное им от природы, потеряли.
— Говорят, Гайдамаков это сделал, — вставил Антон.
— Говорят, в Москве кур доят… — Дед Матвей задумчиво пошевелил губами. — Гайдамаков держал при трактире двух работников: Скорпиона, Ивана Глухова отца, и молодого парня по прозвищу Цыган. Вот этого Цыгана вскоре поймали в Новониколаевске — так в ту пору Новосибирск назывался. Фарфоровую вазу продавал из пропавшего обоза. Заварилось следствие. Цыган заявил, что вазу для продажи ему дал хозяин, а Гайдамаков в свое оправдание принялся доказывать, будто купил ее у приказчиков, когда они ужинали в трактире. Пока следователь докапывался до истины, Гайдамаков внезапно помер. Доктора будто заявляли — от холеры, но правду-то кто знает?.. Только Гайдамакова соборовали, в гроб уложили — нагрянул купец с полицейскими. Весь особняк обыскали — ничего не нашли. В то время я по ранению находился в Березовке. Помню, особенно старался молоденький следователь, доводившийся купцу Кухтерину зятем. От брильянтов тех ему, видишь ли, солидный куш причитался. Вот он и искал потерянное богатство. Все лето с полицейскими на лодках по озеру плавал. Многие березовские мужики ему помогали. В награду за помощь купец и отвалил нам такие нарядные чашки с китайскими жар-птицами да еще деньгами чуть не по червонцу приплатил.
— Ну и нашли что в озере? — спросил Голубев.
— Возле острова обе подводы затонули. Людей и посуду достали…
— А бриллианты?
— Брильянты, золотишко да серебро как корова языком слизнула. К тому же люди, сопровождавшие обоз, все оказались застреленными.
— Неужели никто из березовцев выстрелов не слышал? До острова не так уж от Березовки далеко.
— В лютый сибирский буран выстрелы словно в воде глохнут. — Дед Матвей налил в блюдце из чашки уже остывший чай, отхлебнул пару глотков и поставил блюдце на стол. — Так вот, следователь подозревал в ограблении обоза Гайдамакова и Цыгана. На Скорпиона Глухова опять же частично грешил, но выяснилось, что Скорпион не виноват.
— И чем дело кончилось?
— Можно сказать, ничем. Осенью, как известно, революция совершилась. Потом Колчак по Сибири свирепствовал. Цыган к нему пристроился, пакостным человеком оказался. Многих березовцев жизни лишил. На кладбище братская могила с памятником есть, захороненные в ней — дело рук Цыгана.
— Как его фамилия была?
— Цыган да и Цыган… Пришлым человеком он в Березовке был, никто его роду-племени не знал. — Дед Матвей, словно припоминая, помолчал. — Между прочим, когда Гайдамаков помер, Цыган быстренько подженился на молодой вдове Лизавете Казимировне.
— Это которую сейчас Гайдамачихой называют? — опять спросил Слава.
— На ней самой. Теперь Лизавета, конечно, окончательно состарилась. Но в ту пору краше ее в Березовке женщин не было. Гайдамаков совсем девчонкой Лизавету откуда-то привез. Ходил слух, что из нищенок подобрал и, чтобы не унизить свое штабс-капитанское звание, укатил с молодой женой в Сибирь, да у нас здесь и обосновался… Нажила, значит, Лизавета с Цыганом сынишку, души в нем не чаяла. В году двадцать пятом этот совсем еще неразумный мальчонка как в воду канул. С той поры Лизавета будто умом тронулась.
Голубев повернулся к Антону:
— Ты говорил, что сын Гайдамаковой погиб на фронте…
— Это старший, от Гайдамакова. Он вместе с моим отцом воевал, — ответил Антон и посмотрел на деда Матвея. — Дед, а как Иван Серапионович Глухов теперь живет?
— Чего ему не жить?.. Мужик трудолюбивый, пенсию добрую в колхозе заработал…
Неожиданно у дома Бирюковых, скрипнув тормозами, резко остановился запыленный «газик». Антон, посмотрев в окно, увидел вылезающего из машины отца. Кряжистый, с непокрытой седеющей головой, Игнат Матвеевич размашисто миновал двор, грузно протопал в сенях и, войдя в кухню, почти заполнил ее своей рослой фигурой. Поздоровавшись с Антоном и Славой Голубевым, заговорил:
— Чаевничаете, рыболовы? О своих милицейских делах деду рапортуете или он вам о старине заливает?
— Про кухтеринские бриллианты разговорились, — ответил Антон.
Игнат Матвеевич торопливо присел к столу, словно заглянул домой всего на минутку. Посмотрел на Голубева и тут же перевел взгляд на сына:
