Пани Зофья. Вы всё перепутали - Яцек Галиньский
– А куда это вы, блин, собрались?! – запищала она, разрушая наше продлившееся целых десять секунд счастье. – Неужели забыли обо мне?
– Ведь ее мы с собой не берем? – спросила я сына.
Мы приблизились настолько, что было хорошо видно окровавленное лицо Пульки. На ее лбу была глубокая прямоугольная вмятина с четким отпечатком надкушенного яблока. А в руке она держала маленький пистолет, который через мгновение подняла и придержала другой рукой.
– Забавный какой, – заметила я.
– Ты, блин, о чем?
– Да ни о чем, выглядит удобным.
– Не болтай. Мешаешь.
Один глаз она прищурила, а другим смотрела на нас, направляя в нашу сторону пистолет. Этот первый глаз у нее постоянно открывался. При этом она кривилась, морщила нос и разевала рот. Мы сообразили, что она пытается в нас прицелиться, но было трудно сохранять серьезность. Одно дело – увидеть оружие в фильме. Там пистолет выглядит как смерть, заключенная в холодный, безжалостный металлический предмет. Смерть, которая хочет любой ценой выбраться из своего заточения. Пулька же, с идиотским яблоком на лбу, нелепо прищурив один глаз, размахивала крошечным пистолетиком. Глядя на то, как она старается, мне даже стало ее жаль. Я пыталась вспомнить какого-нибудь киногероя, который мог бы ее вдохновить, но на ум приходил лишь Мистер Бин.
Вдруг из припаркованной неподалеку машины вышла еще одна знакомая фигура и направилась к воротам. Судебный пристав.
– Вы снова здесь? – воскликнула я.
– Хватит, блин, болтать, – сердито сказала Пулька. – Всех поубиваю.
– Успокойтесь, не стоит нервничать, – ответила я.
– Снова выселение. – Пристав ехидно улыбнулся. – А вы думали, что вам удалось? Сюрприз!
– В вас нет ни капли милосердия?
– У меня как раз здесь встреча. Решил совместить приятное с полезным.
– И на вас управа найдется, – разозлилась я. – Вот увидите.
Он засмеялся.
– Гражданочка, все в моей власти, – произнес он гордо, подходя к нам. – И даже больше. Я бы мог весь этот район прибрать к рукам!
– Что-то, блин, его понесло, – сказала Пулька, приходя в себя.
– А вот именно так, – с вызовом продолжил он. – Хватит быть мальчиком на побегушках. Скоро я стану очень влиятельным человеком.
– Да? А что произошло? Вы участвуете в выборах?
– Сейчас я встречусь со своим отцом. Он нашел меня после того, как увидел по телевизору. Он занимает высокое положение, и у него много друзей. Они все для него сделают. У них повсюду есть связи: армия, политики, церковь!
Наша группа стала еще больше, потому что к ней присоединились те, кого я недавно приглашала на чай. Я и не думала, что они вспомнят.
– Добрый день, – сказал лидер их группы и протянул руку судебному приставу.
Тот скривился и убрал руку, как будто боялся, что тот попытается ее схватить.
– Отвали, старик! – крикнул он бездомному.
– Не узнаешь меня? – спросил Генерал. – Это я, твой отец. Познакомься с моими товарищами. Я тебе о них рассказывал.
Лицо пристава побледнело. Глаза запали и посерели. Уголок рта едва заметно дрогнул. Он попытался улыбнуться, обратив всю ситуацию в шутку, но был вынужден увидеть в обросшем бездомном некоторые черты своего отца, и, несмотря на свою расчетливость, не смог контролировать эмоции.
– Слушайте! – завизжала Пулька. – Дайте мне, в конце концов, слово вставить, я, блин, не собираюсь полдня здесь стоять!
– Верно, верно, – почти одновременно согласились мой сын и Хенрик. – Давайте как-то по очереди.
– Хорошо. – Я обернулась к Пульке: – Говорите. Мы слушаем. Что вы хотите сказать?
– Умри! – крикнула она, целясь в Хенрика.
Прежде чем мы успели что-то сделать, раздался ВЫСТРЕЛ!
Свист в ушах.
Все было нечетким, кусками, состояло из отдельных образов, не связанных между собой, нелогичных и непонятных. Это был, случайно, не какой-то глупый сон? Изнуряющий кошмар, который, как и жизнь, закончится раньше, чем поймешь, в чем его суть?
Хенрик упал. На него Боревич. Что здесь делал Боревич? Почему он лежал на Хенрике?
Я хотела подойти. Не смогла. Я была тяжелой, как будто весила шестьдесят килограммов!
Мой сын наклонился над ними. Вытащил Хенрика из-под полицейского.
– Живой? – спросил он полицейского.
Боревич не ответил. Как обычно. А вот не спросили бы, болтал бы без умолку!
Пулька вытерла рукоятку пистолета и попыталась вложить его в руку моего сына.
– Это он вас убил! – крикнула она.
Хенрик и мой сын присели рядом с Боревичем. Один разорвал ему рубашку, другой проверил пульс. Я отвернулась. Я не для того столько лет ждала Хенрика, чтобы остаток лет помнить, как он делал Боревичу искусственное дыхание рот в рот.
Из-за моей спины выскочили еще двое полицейских и маленький толстый прокурор, которого я уже однажды встречала. Они прижали Пульку и меня к воротам. Шансов на спасение не было. Оба полицейских были полны сил.
Молодые, высокие, в элегантной темно-синей униформе. Красивые и исполнительные, хотя и не очень умные, раз вместо того, чтобы выбрать хорошую профессию, позволявшую заработать на относительно достойную жизнь, они предпочли служить обществу, ловить бандитов и восстанавливать справедливость в мире. Однако ничто не указывало на то, что на этом поприще им удастся добиться впечатляющих успехов, раз они не могли отличить преступника от честного гражданина.
– Она глава организованной преступной группировки! – объяснила я. – Арестуйте ее!
– Что ты несешь, старая идиотка? – возмутилась Пулька. – У меня серьезный бизнес, я плачу налоги, месяц назад прошла аудит, я поддерживаю благотворительные акции, принимаю на работу инвалидов!
– А запугивание, вымогательство и воровство?
– Это и есть предпринимательство и инновации! Этому учат в институте. Если ты еще раз, блин, попытаешься меня очернить, я подам на тебя иск о клевете и уничтожу в суде!
Действительно, мир несся вперед, и за ним было трудно угнаться. Когда-то все было проще. Теперь у каждого была своя версия истины, и в зависимости от того, каким арсеналом насилия он располагал – примитивным физическим или бумажным, сосредоточенным в деньгах, – он мог эту свою истину «обистинить» до любого уровня. От уровня дерьмовой правды до святой истины.
– Я ничего не сделала. Это все она, – сказала Пулька, указывая на меня. – Она обманывала, нападала, воровала, пытала.
Мне хотелось крикнуть, что она лжет, но вдруг я поняла, что она говорит правду.
– А дома у нее краденый товар. Холодильник. Можете проверить, – добавила она.
Прокурора не интересовал наш спор. Он пытался добраться до Боревича, лежащего сейчас на асфальте в окружении людей. Любопытный он был человек, раз хотел
