Гребаная история - Бернар Миньер
Тогда Нэт Хардинг поднял маску на лоб.
— Клуб пятерых, — спокойно провозгласил он.
* * *Мы устроились в задней комнате. Обычная кухня. В оконных стеклах, к которым снаружи липла темнота, отражались наши лица в мертвенном свете неоновой лампы. Воспоминание о первоначальном предназначении этого здания — распятие, висящее на стене над холодильником. Хардинг открыл шкаф, вынул бутылку польской водки и налил себе в стакан для воды, валяющийся рядом с раковиной. Поднес его к губам.
Это был первый раз, когда я видел его так близко. И… как бы это сказать? Крутая мужественность, легкий налет богемы, шарм интеллектуальности и креатива, соблазнительность, безразличие с примесью мощной сексуальной привлекательности — все это присутствовало. Но с этого расстояния были более различимы старение, сомнение, усталость от того, что столько раз видел, как мечты обращаются в пепел. Глядя на него, я поймал себя на мысли, что одновременно вижу, как он выглядел в двадцать лет, когда был любимцем публики с театральных курсов, и каким он станет еще через двадцать лет, когда алкоголь, допинг и наркотики окончательно уничтожат его обычную красоту. В его нынешние сорок эти две маски еще накладывались друг на друга, но это ненадолго.
Внезапно я догадался, что Наоми могла найти в нем. Карикатура на творческого человека, каким его изображает кино и телевидение. Оболочка без сердца, изображение на глянцевой бумаге.
Хардинг отпил c половину стакана, как если бы пил воду, поставил его и долго смотрел на нас, все еще в своей маске на лбу. Затем зажег сигарету, выпустил дым сквозь сжатые губы:
— Что вы хотите?
Хороший вопрос. Я толком не думал, что скажу ему. Возможно, он недостаточно талантлив для карьеры, о которой мечтал, но при этом далеко не дурак. Он не позволит себя уболтать. Значит, самое лучшее — спросить обо всем прямо в лоб.
— Мы пытаемся понять, что произошло, — сказал я.
— Она была убита и, без сомнения, изнасилована, — ответил Хардинг. — Вот что произошло.
Второго с ней не происходило. Это я знал. Знает ли он, что я это знаю? В этом случае притвориться незнающим — неплохая стратегия…
— Судя по виду, тебе на это плевать, — сказал Шейн, голос которого был напряжен до предела.
Хардинг не моргая посмотрел на него:
— Вовсе нет. Я очень любил Наоми…
— Особенно когда она приходила на твои милые вечеринки.
Удивленным Нэт не выглядел. Примерно секунду он разглядывал Шейна с неприличным заговорщицким выражением. Затем улыбнулся:
— И ты тоже там был. Я тебя узнаю.
Эти двое молчаливо в упор посмотрели друг на друга. Хардинг не опустил глаза.
— Ты помнишь? Любишь их встряхивать, а?
Его голос — свистящий, слащавый. Уголком глаза я следил за Шейном.
— Да… я помню тебя…
Судя по всему, Нэт не боялся ничего на свете. Он снова улыбнулся. Я увидел в его глазах отблеск — неприятный, звериный и чувственный.
— Только не говори мне, что забыл…
Не успел он сделать хоть что-то, как Шейн впечатал кулак ему в нос, и тот буквально взорвался, заливая потоком красной крови рот и подбородок своего хозяина.
— Черт, да ты больной!
Хардинг поднес руку к лицу, посмотрел на кровь, окрашивающую ему пальцы, и взглянул на нас с мрачной яростью.
— Кем, вы думаете, была эта маленькая святая, ваша подружка? — произнес он свистящим вызывающим голосом. — Сейчас я вам расскажу, какой она была…
С этого мгновения все и полетело к чертям. Шейн ударил его во второй раз, и в ответ Хардинг бросился на него. Удары сыпались с двух сторон, но у Шейна получалось лучше: в школе он занимался боксом и знал, куда бить и как. Всем в школе известно, что он опасный боец. Но Хардинг тоже не был лузером. Я видел, как Шейн получил удар правой, от которого пошатнулся. Потом эти двое схватились друг с другом, опрокидывая на своем пути стулья, шатаясь, пьяные от гнева. Мы с Джонни бросились на Хардинга, чтобы помочь Шейну, а Кайла орала, чтобы мы остановились. Удары сыпались в двойном количестве. Вслепую. Лавина, от которой у меня заболели фаланги пальцев. Было видно, как лицо препода становится уродливым и опухшим, превращаясь в окровавленную массу, как его ярость сменяется паникой. Его ударили еще несколько раз, на этот раз ногами, когда он упал и оказался в сидячем положении, привалившись к кухонной мебели. Попытались его достать, когда он пополз между стульев под ненадежное укрытие стола. Я наступил на одну из его лодыжек, перенеся вес всего тела на ногу; Шейн изо всех сил разбил пальцы его левой руки ножкой стула. Нэт выл, чтобы мы остановились, но мы носились вокруг стола, будто фанатики, безумные от гнева, снося все на своем пути.
Это продолжалось достаточно долго. Вырвавшийся наружу вихрь злости и жестокости мог бы завести нас слишком далеко, и мы совершили бы непоправимое. Все это время Кайла умоляла нас остановиться, а Хардинг метался, выискивая дыру, куда бы спрятаться. На этом все и остановилось.
Все высокомерие и цинизм разом покинули его. Ему было страшно. Он думал, что его сейчас убьют, — и, может быть, через несколько секунд эта мысль посетила бы и нас самих.
Его глаза превратились в две щелочки между распухшими веками, нос стал пурпурной картофелиной, на открытой правой скуле и на горле было полно синяков. От крови на его футболке образовалось темное пятно. Он встал нам навстречу с глазами, полными лопнувших капилляров.
— Что вы хотите, черт вас