Валерий Поволяев - Охота на охотников
Каукалов приобрел матери путевку на неделю, - но не в Вороново, не в Переделкино и не в Софрину, а на Клязьму, в бывший молодежный пансионат, гремевший когда-то в шестидесятые годы, как некая цитадель молодежного греха, в обшарпанную, с грязными окном комнатку, поскольку это было много дешевле, чем Вороново или Софрино, и отправил туда мать на автобусе.
- Слушай, Жека, ты бы меня туда свез на машине хотя бы, а? - жалобно попросила Новелла Петровна.
- Некогда, мамахен! Да и машины нет. Служебная стоит на профилактике, личной, как видишь, ещё не обзавелся. Давай, давай, маманя! Автобус - тоже машина.
Он подсадил мать со старой большой сумкой в автобус, вторую сумку, которая застряла в дверях, впихнул внутрь двумя ударами кулака и помахал рукой вслед быстро набравшему скорость автобусу, потом приложил пальцы к губам, звучно чмокнул их и вновь помахал рукой:
- Бай-бай, мамахен!
Вечером к нему приехали Майя и Катя.
- А дружочка своего Илюшку пригласить, красавчик, не хочешь? развязно спросила Майя, пыхнула дымом душистой сигареты, и в воздухе повисло квадратное, плавно двинувшееся к потолку табачное кольцо.
- Водить лошадь в Эрмитаж - безнравственно, - довольно замысловато ответил Каукалов.
- Не хочешь, значит, - Майя вновь пустила в воздух дымное кольцо - на сей раз ромбовидное.
Она здорово преуспела в этом. Каукалов вспомнил, как когда-то, в первый вечер их знакомства, она безуспешно пыталась запустить в "космос" квадратное кольцо, ругалась, беззастенчиво засовывала палец в рот, поправляла там что-то, упрямо стараясь добиться своего, но все было тщетно, кроме двух или трех последних попыток, а сейчас Майя стала настоящим мастером этого дела.
Сделав восхищенную мину на лице, Каукалов прищелкнул языком, поднял правую руку с грозно оттопыренным большим пальцем:
- Во!
- А корешка пригласить, значит, не хочешь? - в третий раз спросила Майя. Вот настырная баба! Каукалов едва не закашлялся от такой настырности, даже в носу защипало, словно на нежную ткань попало что-то кислющее, злое, он прочистил себе горло и спросил:
- Тебе что, меня не хватает?
- Хватает... Хотя добавочная порция никогда не помешает! - Она засмеялась без тени смущения на лице. - Слушай, ведь вы с Илюшкой до недавнего времени были не разлей вода. Мы уже привыкли к этому. А сейчас... Что произошло?
- Как привыкли, так и отвыкнете! - Собственная грубость принесла Каукалову некоторое облегчение. Это он отметил уже давно: раздражение или злость нельзя держать в себе, надо обязательно выпускать, словно лишний пар, который ничего хорошего человеку не дает. Выпустишь парок - сразу легче становится.
В ответ Майя поцокала языком, отправила в воздух ещё одну дымную фигуру - как и в первый раз, квадрат. Каукалов стремительно шагнул к ней, молниеносно запустил руку под юбку и, сжав пальцами одну крепкую, туго обтянутую шелковыми трусиками половину, притянул Майю к себе.
Та едва не подавилась очередным дымным кольцом: Каукалов причинил ей боль.
Через час Каукалов, расслабленный, с вялыми мускулами и приятным звоном усталости, прочно поселившимся в висках, в затылке, и вообще во всей голове, лежал в кровати между Майей и Катей и гладил по животу то одну свою даму, то другую - живот у Майи был более более мягким, чем у Кати, и это невольно наводило на мысль, что земные услады Майя познала раньше Кати. Неожиданно он предложил:
- А не создать ли нам с вами, девочки, публичную библиотеку?
- Это что ещё такое?
- Публичная библиотека - это публичная библиотека. По-моему, этим все сказано. Ничего не добавить, ничего не убавить.
- С красными фонарями, что ль? - Майя насмешливо фыркнула. - Так уж лучше бы мы организовали её в Хургаде. Было же предложение... Мы бы с Катькой тебе, как нашему спонсору, делали отчисления... А дом с красными фонарями - это целая морока. Надо зарегистрировать в Министерстве юстиции, нанять бухгалтершу, платить налоги, часть кошелька отстегивать рэкету и так далее. Ты готов?
- А почему бы и нет? - Каукалов хмыкнул. - Рэкет - это я и есть. Сам себе и отстегну.
- Семнадцать процентов московских путан больны сифилисом. Тебя эта цифра не пугает?
- Не пугает.
- Пять процентов больны триппером. Удивительная штука - триппера много меньше, чем сифилиса, хотя сифилис - болезнь более страшная. Тебе не жалко нас с Катькой?
- А вы будете обслуживать только одного клиента, так что медицинская чистота гарантирована.
- Это кого же? - Майя насмешливо сощурилась.
- Меня.
- А перебора не будет? Мы ведь с Катькой девушки такие... - Майя красноречиво покрутила пальцами в воздухе.
- Разборчивые?
- И разборчивые и... в общем, любим, когда чай заваривают покрепче.
- За этим дело не станет.
- Ну смотри... - Майя погрозила Каукалову. - Потом не отрабатывай назад. - На щеках у неё появились мягкие маленькие ямочки, от которых у всякого нормального мужика перехватит дыхание. И вообще Майя после Хургады здорово похорошела. - Чихать по-французски отныне, значит, будем втроем.
Каукалов непонимающе глянул на неё - он не знал, что такое "чихать по-французски". Майя хмыкнула:
- Ты что, никогда не болел французским насморком?
- Никогда, - подтвердил Каукалов.
- Ну ты и даешь! - Майя даже присвистнула. - Это так же ненормально, как и целка в седьмом классе школы.
- Считай, что мне не повезло. Теперь признайся, когда у тебя в первый раз был мужчина? - вдруг спросил Каукалов. - Лет в пятнадцать небось? И тогда тебе уже было известно, что такое "французский насморк"...
Майя фыркнула:
- Что-то ты совсем ко мне, как к дурочке, относишься...
- В тринадцать лет?
- Уже теплее, но все равно в тринадцать лет среди девчонок невинных почти нет.
- В одиннадцать?
- Почти попал в цель... Но все равно промахнулся. Имей в виду, что девчонки ныне водятся только в люльках да в колясках. Как только девочка выпала из люльки и начала ходить - она уже не девочка. На неё сразу кто-нибудь заберется. А дальше уже пошла нормальная взрослая жизнь. Как видишь, начинается она гораздо раньше, чем девочка научится выводить в тетрадке первые буквы алфавита.
Говорила Майя с насмешливым спокойствием, кое-где речь сдабривала матерными словами, и, надо признаться, мат нисколько не портил её наоборот, она от этого становилась только желаннее, вот ведь как. Каукалов, заводясь, погладил её по размякшему животу и повернул к себе спиной.
Ему вспомнилась Ольга Николаевна, он стиснул зубы и, закрыв глаза, глухо застонал - представил себе, что сейчас овладевает ею. Сделал несколько резких движений, всаживаясь в Майю едва ли не целиком, стремясь проникнуть в нее, погрузиться в теплую желанную плоть по самую макушку, застонал сильнее, и Майя также ответила ему стоном.
Очнулся Каукалов лишь тогда, когда почувствовал легкое похлопывание по собственной заднице и услышал смешливый голос Кати:
- Эй, нельзя ли потише? Вы своими темпераментными хрипами дом развалить можете!
Каукалов сник, - в нем словно бы разом иссяк запас сил, откинулся на спину и произнес довольно беззлобно, что совсем не было похоже на него:
- Ну и сволочь же ты, Катька!
Образ Ольги Николаевна, так ярко высветившийся было, померк, Каукалов даже не заметил, когда это произошло, вот ведь... Как ни странно, ему сделалось легче. Он повернулся к Кате.
- А ну, баба, подставляй свой лобок под животворную струю! - вскричал громко, азартно и набросился на завизжавшую от неожиданности Катерину. Ну!
- Фу, как грубо - бабой назвал, - проворчала, едва отбившись от Каукалова, Катя.
- А кто же ты? Мужик, что ли? Дед с сивой бородой?
- Фи!
Успокоились не скоро. Утром Майя собралась уходить. Встала, наспех припудрилась, достала из сумочки духи, побрызгала за ушами.
- Ты куда? - лениво поинтересовался Каукалов.
- В родное учебное заведение. Высшее, между прочим.
- Никуда ты не пойдешь. Я тебя из квартиры не выпущу.
Майя нерешительно глянула на Каукалова: если честно, ей не хотелось идти в свою Плешку - от очередной порции знаний опять будет сводить скулы и начнутся колики в животе - слишком уж скучное это дело - выслушивать прописные истины, а на опостылевшие лица однокурсников уже совершенно не было сил смотреть... А тут ещё Катька не подает никаких признаков жизни, дрыхнет без задних ног, и Майя искренне позавидовала ей.
- Неужто не выпустишь? - тихо, с плохо скрытой надеждой, спросила Майя.
- Не выпущу.
- Неужто?
- Ужто! Неужто, помноженное на неужто, дает ужто. Ужто не выпущу? Не выпущу! - Каукалов, довольный собственным каламбуром, рассмеялся. Он пребывал в хорошем настроении.
Майя осталась у Каукалова на весь день. Лишь позвонила домой:
- Мамулька, не тревожься, я застряла у Катьки, вместе готовимся к трудному коллоквиуму по анализу современного бизнеса. Да, очень трудный коллоквиум. Ты что, не веришь, что я у Катьки? Катька, подтверди, - Майя решительно растолкала безмятежно дрыхнувшую Катьку, сунула ей под нос телефонную трубку: - Ну-ка, подтверди моей любимой мамульке, что я нахожусь у тебя!
