Валерий Поволяев - Охота на охотников
Катя протерла глаза, потрясла головой, освобождаясь от сонной одури, и подтвердила - голос её был нежным, невинным, просящим, человеку, обладающему таким голосом, невозможно было не поверить...
- Фира Марковна, родненькая, грызем с Маечкой гранит науки с таким упорством, что света белого не видим, - сказала она, - у нас тут неурочные зачеты... И вообще, нам такое устроили, что...
- Еще - коллоквиумы, - толкнула её в бок Майя, - мамулька хорошо знает, чем зачет отличается от коллоквиума.
- Еще - коллоквиумы, - послушно повторила за подружкой Катя, что-то выслушала в ответ и сказала: - Зачет и коллоквиум - это в принципе одно и то же, Фира Марковна, - голос Кати сделался воркующим, - разница только в том, что зачет ставится в зачетную книжку, а коллоквиум - в ведомость. Но попробуйте, Фира Марковна, получить стипендию или перейти на следующий курс, если не сдан хотя бы один коллоквиум - ничего не выйдет. Ни красивые глаза не помогут, ни длинные ноги.
Когда Катя повесила трубку, Майя, крутившаяся у зеркала, радостно хлопнула ладонью о ладонь.
- Молодец, Катюшка! Очень убедительно впарила моей мамашке мозги. Покосилась на Каукалова. - Еда у тебя есть?
- Полный холодильник.
- А выпивка?
- Тоже - полный холодильник.
- Порядок! - Майя походила по квартире, выглянула в окно, увидела на скамейке напротив подъезда грузного дядечку в дубленке с очень широкими плечами, в барашковом пирожке-шапке, под Горбачева, и красным лицом, - явно пенсионер, проживающий в этом доме. Вышел подышать свежим воздухом. Чувствует себя хорошо... Свежий воздух для него гораздо важнее всего остального - пенсионер даже не боится колючего, разрисовавшего углы окон мороза.
Но это был не пенсионер. Это был Игорь Сандыбаев.
Майя зябко передернула плечами: на улице все-таки было холодно. И как только этот пенсионер не боится чего-нибудь себе обморозить? Майя вернулась к тахте, на которой лежал Каукалов, улыбаясь чему-то загадочно и одновременно хищно, повалилась всем телом на Каукалова. Только тахта застонала под двумя молодыми телами.
Они с Катей застряли у Каукалова до следующего дня.
Утро выдалось сказочным, будто родилось из пушкинских стихов или лучших строчек Блока, - ясное, хотя и без солнца, со звенящим серебристым воздухом и тонкими, обмахренными седым снегом ветками деревьев - все радовало глаз своей неземной красотой.
Может быть, поэтому задохнувшаяся от острого морозного воздуха и сказочной красоты заснеженного двора Майя, выйдя из дома, не обратила внимания на пенсионера в пирожке, который на этот раз оккупировал не скамеечку, а несколько деревянных дощечек, отодранных от фруктового ящика и положенных на каменный парапет. Настроение у Майи было приподнятое Каукалов выдал ей на карманные расходы сто долларов, и она, возбужденная, радостная, на ходу звонко взвизгнула, ощущая себя частью этого дивного серебряного утра, понеслась по узкому снеговому тротуарчику со двора прочь.
Пенсионер, неожиданно оказавшись очень проворным, стремительно поднялся с дощечек, заскользил быстрым бесшумным шагом за Майей вслед.
Он настиг её через пять минут в коротком безлюдном проулке, - в этих рабочих домах люди поутру в квартирах не засиживались, они затемно уезжали на заводы, в цеха, где трудились, и хотя многие из них не получали денег за свою работу, все равно трудились - брала верх вековая привычка, выработанная не только ими самими, - их отцами, их дедами, всеми прошлыми поколениями, - так что тому, что произошло в то утро в коротком, словно вороний след, пахнущем мазутом проулке, не оказалось свидетелей.
- Девушка! - окликнул Майю Сандыбаев. - Это случайно не вы обронили? По-моему, вы!
Майя оглянулась, - Сандыбаев держал в правой руке рыженькую, призывно посвечивающую радостным огоньком сережку. Майя остановилась, по лицу её пробежала расстроенная тень: не так уж много было у Майи "рыжья" - золотых украшений, чтобы ещё их и терять, схватила себя за одно ухо, потом за другое - сережки оказались на месте, нервно улыбнулась, глянула вопросительно на огромного человека, державшего в коротких толстых пальцах золотое ядрышко, и в ту же секунду испуганно вздрогнула.
Собственно, на этого человека без содрогания смотреть было нельзя. На шее у него бугрился страшный, лоснящийся, кровянисто-красный свежий шрам.
У Майи невольно мелькнула мысль, что этому человеку отрезали голову, дали немного стечь крови, а потом голову нахлобучили на шею снова. Она передернулась всем телом, отметила также, что где-то уже видела этого здоровяка, но память ей ничего не подсказала, да и поздно уже было что-то подсказывать... Здоровяк поднес сережку к её лицу, сделал короткое завораживающее движение. Майя почувствовала, как здоровяк ухватил её одной рукой за плечи, другой за голову, одновременно закрывая пальцами рот, не давая крику выхлестнуться наружу, и в ту же секунду сделал резкое движение, сворачивая ей голову набок.
Последнее, что Майя услышала, был хруст собственных костей в шейных позвонках, потом её ослепило яркой парализующей болью, но свет этот, болевой, оглушающий, горел недолго - в следующий миг она провалилась в темноту.
У неё сами по себе, безвольно, судорожно задергались ноги, заскребли каблуками по снегу, из рук вывалилась сумка, раскрылась на лету, и из неё зелененькой проворной птичкой вымахнула стодолларовая бумажка, прилепилась к твердому снежному застругу, гребнем вставшему на закраине пешеходной дорожки.
Здоровяк аккуратно опустил дергающуюся, хрипящую Майю на снег, проворно отпрянул от струйки крови, фонтанчиком выбрызнувшей у неё изо рта, подхватил купюру со снега и положил себе в карман. Потом, не оглядываясь, проворно побежал по проулку к щитам, огораживающим какую-то водопроводную яму, и исчез за ними.
Никто бывшего мастера спорта не засек, Майя же осталась лежать на снегу. Немного подергалась и затихла.
Стайка воробьев, совершенно не боясь, опустилась на снег рядом с ней, один из них клюнул кровянистую дорожку, вытекшую из-под головы Майи, возмущенно чирикнул - видать, высказался по поводу того, что обманулся: по части крови он не был специалистом, второй воробей заглянул в распах раскрывшейся сумки, ничего путного там не обнаружил, также возмущенно чирикнул, и стайка поднялась в воздух.
Бывший мастер спорта Игорь Сандыбаев вычислил Каукалова. Он имел те же связи, - и в тех же кругах, - что и калининградский авторитет С Печки Бряк.
То, что милиция не найдет людей, напавших на него, Сандыбаев понимал хорошо. Он видел, что делается кругом, как непрофессионалы подменяют в милиции профессионалов, как из правоохранительных органов уходят люди, которые могут что-то делать, и их тут же перехватывают банки и охранные структуры.
Происходят процессы, от которых вся страна будет заикаться ещё долго-долго, поэтому Сандыбаев решил не отставать от времени и сам потихонечку занялся разбоем.
Только вот в случае с двумя парнями он оступился, дал маху и из-за своей нерасторопности чуть не лишился жизни. Выйдя из больницы, начал самостоятельное расследование.
Как-то на витрине "Не проходите мимо" он случайно увидел фотороботы двух преступников - внутри у него словно бы сработал некий механизм, даже что-то щелкнуло, Сандыбаев неверяще втянул сквозь ноздри воздух, с шумом выдохнул: "Это они!" Ему удалось сорвать листки с доски.
Показал один фоторобот друзьям в компании, близкой к солнцевской группировке, потом в другой, связанной с балашихинской "боевой бригадой", затем в третьей - кунцевской... Через несколько дней у Сандыбаева имелась на руках бумажка с фамилией Каукалова. Обошлось это Сандыбаеву в триста долларов. Оставалось только узнать адрес, но это было несложно.
Когда он увидел Каукалова утром, выходящим из подъезда, то почувствовал, что глотку ему стиснула чья-то незнакомая жесткая рука, а на глаза словно бы упала красная пелена: именно этот парень сел в его машину на заднее сиденье и на глухой, едва освещенной улице, ведущей к Марьиной Роще, достал из кармана стальку.
У Сандыбаева возникло непреодолимое желание немедленно кинуться на этого человека, сомкнуть на его шее пальцы, сломать позвоночник, он едва сдержал себя и опустил голову, чтобы Каукалов не заметил его лица.
А Каукалов вожделенно потянулся, вскинул к небу загорелое сытое лицо, потряс руками, разминаясь, и побежал по дорожке к станции метро. Сандыбаев двинулся следом.
Он мог бы убить Каукалова сегодня же и тем самым навсегда "закрыть тему", как выразился один поэт, но решил поступить по-другому - сперва выследить второго злодея, компаньона этого жизнерадостного загорелого убийцы.
Не помешает также, если он уберет и кого-то из близких этому человеку людей - допустим, мать, дядю, тетю, жену, любовницу, если таковые имеются... Пусть этот подонок помучается, пару раз околеет от ужаса перед смертью.
