Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти
Охая в его объятиях, Татьяна совсем забыла, как его зовут, и поэтому шептала:
— Давай же, грек, давай и не вздумай кончать! А то я умру.
Янис вел себя мужественно. Он наслаждался не столько женщиной, сколько пониманием, кого он имеет. Татьяна до этой минуты была для него недоступной женщиной, поэтому в благодарность за ее доброту он готов был наплевать на себя и посвятить все силы ей.
В какой-то момент Татьяна почувствовала, что совершенно протрезвела. От этого у нее улучшилось настроение, и легкость наполнила все тело. Янис уже третий раз пытался ее завести. Но сам был на последнем издыхании. Татьяна смилостивилась и прошептала;
— Дай-ка мне свою игрушку, я сама займусь ею.
Когда они все же устали и опомнились, Татьяна глубоко вздохнула и призналась:
— Да. Первый грек прошел не комом. Подай сигарету.
Она закурила и весело посмотрела на него. Он сидел рядом на постели. Все его тело было разукрашено царапинами и синяками от ее щипаний.
— Не больно?
— Приятно.
— А не боишься?
— Чего?
— Ревности моих любовников.
— Разве Маркелов способен на ревность?
— А то нет. И не он один. Тебе разве не рассказывали, какую драку устроил граф Нессельроде в театре, когда ко мне в переодевалку заскочил бандит.
— Заскочил? — не поверил Янис. — Наверное, не случайно.
— Ай, сколько раз меня об этом спрашивали. А вот поверь — случайно. Он за Маркеловым охотился, как потом выяснилось, а набрел на меня. Я как раз переодевалась. Боже мой! Какую драку устроил граф!
И Татьяна принялась во всех подробностях рассказывать, как граф мордовал бандита, как другие бандиты пришли на помощь своему главарю. Как народ из партера помог графу. Как всех потом арестовали, и закончила увлекательный рассказ признанием;
— Тебе единственному скажу по секрету. У бандита с твоим и сравнивать не стоит. Поэтому я и считаю, что между ним и мной ничего не было. А ты держись от графа подальше. Он очень любит меня. Впрочем, как и все. Знаешь, что мне понравилось в тебе?
— Что?
— А то, что ты меня не любишь. Трахнул по случаю и завтра не станешь приставать с рассказами о своих чувствах. Ведь не станешь?
— Не-а. Но если захочешь, всегда к твоим услугам, — довольно пообещал Янис.
— Не захочу… — Татьяна презрительно сомкнула брови и протянула ему зеркало. — Посмотри на себя. Разве можно дважды трахаться с таким красавцем? У меня от твоих золотых зубов в глазах потемнело.
Янис оскорбился. Но Татьяна тут же приласкала его и успокоила.
— Но зато этот раз запомнится надолго.
Янис хмыкнул и понял, что пора начинать раскручивать находящуюся в кайфе женщину.
— Верь тебе! Ты даже не помнишь, как меня зовут.
— Помню, Янис. Янис с огромным членом.
— А того бандита с маленьким как звали? Или ты запоминаешь исключительно с большими?
— Того звали Воркута. И он, в отличие от тебя, вопросов не задавал. Иди-ка, дорогой котик, мне собираться пора. И смотри, не попадись графу Нессельроде.
Янис быстро оделся. Новость, которую он услышал, по своему кайфу намного превосходила секс с этой раздолбанной бабой.
— Слушай, а Маркелов тебя к этому бандиту не ревновал?
— Нет. Илья Сергеевич тогда был у меня на запасных путях. Под парами стоял. Правда, потом этого самого Воркуту все же пристрелили. Так что берегись, котик. Из-за таких женщин, как я, бывают крупные неприятности. Помалкивай себе в тряпочку. И не лезь с прощальными поцелуями.
Это предупреждение было напрасным. Яниса больше не интересовала маркеловская подстилка. В мыслях он уже крутился вокруг графа Нессельроде.
— Тань, а Тань, — обратился он к ней уже на выходе. — А не этот ли Воркута потом чуть графа не убил! Мне рассказывали о покушении.
— Смотри, какой ты любопытный. Спроси у самого графа. Я-то точно знаю, кто и почему его хотел прикончить. Но это, котик, не твоего собачьего носа дело. Вали отсюда с моей глубокой, аж до самой матки, благодарностью.
Янис быстро вышел.
Ранние сумерки легкой дымкой носились по спокойному безбрежному морю и обещали роскошный теплый вечер. Янис схватился за поручни, чтобы не оступиться от головокружительной удачи. Так ему еще никогда в жизни не везло. Особенно с бабами. Эго же надо, чтобы сама дала и сама рассказала все, что его интересовало…
Он представил, с каким важным видом сообщит Апостолосу, что готов разобраться с Воркутой еще до Дарданелл. Сегодня вечером он сумеет обработать графа и с его помощью найдет этого самого Воркуту.
Насвистывая легкомысленную песенку, Янис отправился в свою каюту. В лифте встретился с Леонтовичем. У того был измученно-задерганный вид.
— Слушай, приятель, как там с девушками?
Леонтович шутливого тона не воспринял и зыркнул на грека разъяренным взглядом.
— Понял, понял… мне нынче они ни к чему, — и постарался побыстрее выскочить из движущейся кабины.
Ночь поглотила море незаметно, но быстро. Оно еще тускло отсвечивало, разнося стальные блики легкими волнами, но глаз уже не мог различить линию между небом и водой. Освещенный всевозможными огнями, белоснежный лайнер «Орфей» готовился к торжественному открытию круиза. Световое пятно одиноко освещало окружающее пространство, и казалось, что корабль движется не по морю, а парит в бездне.
Дамы в легких платьях кутались в меха. Мужчины по преимуществу в ярких пиджаках развлекали их старыми анекдотами. Вокруг пахло морем и американскими сигаретами. От великолепия красок рябило в глазах.
Апостолос и Маркелов стояли, держась за поручни, на верхней палубе, наблюдали за возбужденными пассажирами и наслаждались плодами собственной организации. Кроме того, у каждого были и свои причины для хорошего настроения.
Маркелов получил большое удовольствие, выслушав рассказ Татьяны о том, как она хотела уложить жену Апостолоса в кровать графа. Особая прелесть во всем этом заключалась для Маркелова в отношении Татьяны к графу. Он перестал существовать для нее как мужчина, а превратился в одного из многочисленных «котиков».
А Апостолос был доволен сообщением о найденном следе Воркуты. Янис придумал удачный план устранения этого бандита и убедил адмирала, что никакой опасности не существует. В этих вопросах Апостолос полностью доверял своему помощнику, ценя его преданность и изворотливость. Он знал — если Янис жалеет кого-то из врагов, значит, просто еще не пришло время его убивать.
Матрос подкатил коляску с сидящим в ней Лефтерисом. Он, как всегда, улыбался своей просветленной улыбкой.
— Адмирал, дал бы ты мне часа три на всю эту публику. И круиз окупился бы полностью, — с грустью в голосе заметил корсар.
— Эка, куда тебя потянуло! — рассмеялся Апостолос, перемел его слова Маркелову и добавил: — Он мне последние волосы проутюжил своим ворчанием. Не понимает, для чего я решил развлекать пассажиров за свой счет.
Маркелов подмигнул Лефтерису.
— Я согласен с корсаром. На обратном пути половину можно забыть в Греции, а вторую высадить в Турции, завладев кораблем и подняв черный флаг.
— А, что вы во всем этом понимаете, — махнул рукой старик, продолжая улыбаться.
Капитан Димитрис Папас ударил в рынду, и звуки колокола подхватил оркестр. Народ устремился в дансинг-холл, переоборудованный под огромный концертный зал с маленькими столиками, на которых стояло шампанское, вина и фрукты.
В центре внимания сразу же оказались две дамы — Пия и Татьяна. Они обе были в роскошных вечерних туалетах. Пия восхищала бежевым, драпированным под тунику свободным длинным платьем, перехваченным чуть выше талии широким замшевым поясом с орнаментом из янтаря.
На Татьяне был черный жакет из русских кружев, доходивший до колен, и короткое, почти как комбинация, атласное платье, мягко обволакивающее ее тело.
Обе дамы были на высоких каблуках и казались величественными и монументальными. К тому же на вид обе выглядели абсолютно трезвыми. Сначала Татьяна, по-русски, а потом Пия, по-гречески и английски, объявили об открытии круиза и поздравили с этим событием всех участников.
Собравшиеся ответили восторженными возгласами, аплодисментами и свистом.
Потом между двумя дамами появился тот самый артист, имя которого Павел никак не мог вспомнить. Оказалось, его звали Егор Шкуратов. Он долго молчал, дожидаясь, пока наступит полная тишина, и скользил тяжелым взглядом по радостным лицам собравшихся. Потом начал свою речь. Суть ее заключалась в двух коротких телеграммах, полученных от правительства Греции и Государственной думы России. Речь шла о поддержке совместного греко-российского проекта и его финансировании. За эти телеграммы Апостолос отвалил немалые деньги. Но Егор счел необходимым добавить от себя несколько фраз о российском беспределе и о том, что страна, задыхаясь в коррумпированных лапах всевозможных мафий, с нетерпением ждет, когда ей на подмогу придут такие честные, высоко порядочные бизнесмены, как господа Ликидис и Маркелов. Их деловая дружба, по его мнению, должна послужить примером всем остальным деловым людям, до сих пор пугающимся переносить свой бизнес в Россию.
