Антон Леонтьев - Жрец смерти
– А что за история вышла с одноклассницей, на которую парень напал? – спросила я, и учительница сказала:
– Кажется, Олег был влюблен в Наташу, а та отвергла его. И прилюдно унизила. Тогда он вынул из кармана нож и бросился на нее. Если бы не другие ребята, непременно убил бы несчастную. – Подумав, женщина добавила: – Кузнецов всегда был странным. У него была тяга к естественным наукам. Он подумывал о поступлении в медицинский и наверняка поступил бы, если бы не попал в психушку. Но меня очень смутила одна вещь. В сочинении на тему «Кем я хочу стать и почему» Олег, как сейчас помню, написал буквально следующее: что профессия хирурга его привлекает потому, что он будет обладать неограниченной властью над лежащим перед ним на операционном столе пациентом. Представляете?
Да, в этом был весь Винокур. Вернее, как выяснилось теперь, Кузнецов.
Я попросила учительницу показать мне фотографию этого Олега, но та замялась, явно пытаясь слупить с меня еще денег. Я вручила ей еще одну купюру, и учительница, шаркая ногами, удалилась. И вскоре вернулась, неся в руках большой альбом в черном кожаном переплете.
– Так, это не то… Тут выпускной класс, а тогда Олега уже отправили на принудительное лечение. Нам же требуется фотография на год раньше… Вот она!
Я глянула на выцветший снимок и сразу узнала его. На меня смотрел Винокур… нет, именно что не Винокур, не бледный белобрысый мальчик с Украины, а плотный чернобровый, насупленный парень, тот самый, что потом учился в медицинском институте.
– Кстати, самое удивительное! – снова заговорила педагог. – Однажды, уже после того, как Олег умер, мне вдруг померещилось, что я видела его на улице. Я в Нерьяновске бывала редко, но как-то поехала в гости к старинной подруге. Тогда от нас в центр ходил троллейбус. Я сидела у окна, было лето. И вдруг вижу – Олег Кузнецов. Он покупал квас из желтой бочки на улице. Нас разделяла всего пара метров! Я почему-то так испугалась, что быстро отвернулась. А потом, когда троллейбус начал поворачивать за угол, осторожно посмотрела – тот парень все еще стоял около бочки и пил квас. Хотя, конечно, это был не он, а кто-то на него похожий.
Конечно, это был Кузнецов! Учительнице повезло, что, поддавшись инстинкту, она отвернулась. Если бы Кузнецов, тогда уже Винокур, ее увидел, то до следующего рассвета педагог не дожила бы.
– Может, вы видели его родственника, скажем, двоюродного брата? Или брата родного? – вызывая бывшую классную руководительницу на откровенность, спросила я.
Та отмахнулась:
– Братик у него был, но младший. Погиб во время пожара. Вот ведь несчастье-то! Прямо словно судьба решила покарать все семейство Кузнецовых!
Такое я уже слышала – от соседки Винокуров на Украине. Только судьба тут была ни при чем. И здесь и там потрудился Олег Кузнецов. Он же нынешний Николай Платонович Винокур, профессор, он же «московский Джек-потрошитель».
– Знаете, я вот еще что вспомнила. Когда пожар случился, в доме не родной отец Олега погиб, а отчим. Мать его второй раз замуж вышла. А ее первого мужа ночью на улице зарезали…
– Зарезали? – переспросила я.
Снова смерть! Наверняка отца зарезал сам Олег.
– Да, представьте себе, зарезали! Убийцу так и не нашли. А мать Олега быстро утешилась в объятиях нового супруга. Мужчина, кажется, старшего пасынка невзлюбил. Вернее, даже ненавидел.
Я усмехнулась. За что отчим и поплатился жизнью.
Тут в голову мне пришла странная мысль, и я спросила:
– А в те годы не было ли здесь странных происшествий? Например, нераскрытых убийств, нападений на людей…
Учительница кивнула.
– Да, представьте себе, были! Вот, к примеру, смерть отца Олега – его зарезали. Как и еще трех человек в течение года. Милиция тогда была непродажная, работящая, но все равно злодея не нашли. А еще, помню, поехала я летом в пионерский лагерь подработать – так там девочки в одном из домиков жаловались, что к ним кто-то в окно заглядывал ночью, а потом в дверь ломился. А на одну из девочек в лесу кто-то напал и попытался задушить. Страсть, да и только!
Вдруг собеседница внимательно посмотрела на меня.
– Только сейчас я связала все эти события друг с другом! Вы что, полагаете, тут не обошлось без Олега? Хм, а не исключено! Ведь после того, как он умер в больнице, подобные случаи прекратились.
– А как он умер? – задала я вопрос. И учительница поморщилась:
– Ужасно! Перегрыз себе вены на руках и содрал себе кожу с лица. Говорят, те, кто его нашел в палате, чуть в обморок не упали.
Перегрыз вены? Содрал себе кожу с лица? Как бы не так! Это была подстава – ведь если бы Олег Кузнецов бежал из психушки, его бы искали. А так он был официально мертв. Наверняка вместо себя подсунул труп… настоящего Коли Винокура.
Вечером того же дня я отбыла из Нерьяновска. Мой путь лежал теперь в Петербург. Потому что именно там после окончания мединститута Николай Винокур, в которого перевоплотился Олег Кузнецов, учился в ординатуре.
Получается, я совершала паломничество по «боевым местам» Синей Бороды. Потому что где бы Винокур – буду уж называть маньяка привычной фамилией – ни побывал, всюду за ним тянулся кровавый след. Но что удивительно: в отличие от девяноста девяти процентов маньяков он не придерживался определенной схемы. Ведь обычно серийные убийцы специализируются, скажем, на белокурых дамочках, которых расчленяют, или темноволосых мальчиках, которых закапывают в лесополосе. Даже если маньяк кочует по стране, то убивает тех, кто ему, так сказать, пришелся по вкусу.
А Винокур был маньяком особого вида – убивал всех без разбору. И разными способами. И в разных местах. Многие люди просто исчезали, и все тут. Поэтому ему и удалось так долго оставаться неразоблаченным. Ведь каждый раз грешили на несчастный случай, на проделки гастролеров, на местного маньяка. А исчезновение бродяжки или шлюхи вообще никого не волновало.
Маньяк же был один. Николай Платонович Винокур. Вернее, Олег Степанович Кузнецов.
Теперь у меня было достаточно сведений, чтобы прищучить убийцу, но отчего-то я была уверена, что в Петербурге меня ожидает важная информация. Ведь я помнила строки из официальной биографии Винокура – у него была жена и дочка, которые погибли в автокатастрофе много лет назад.
Благодаря своим источникам мне удалось узнать, что брак между Аллой Леонидовной Берберовой и Николаем Платоновичем Винокуром был заключен в августе 1974 года. Около полутора лет спустя у них родилась дочь Оксана. Если бы девочка не погибла – точнее, если бы папаша не убил ее, в чем я уже не сомневалась, – она была бы почти моей ровесницей.
Как именно умерли мать и дочь в октябре 1977 года, узнать не удалось – сведений об этом даже мой источник раздобыть не смог. Винокур очень тщательно замел все следы, распустив слух об автомобильной катастрофе. Но я узнала, где они похоронены.
В Петербурге – тогда еще Ленинграде – Винокур тоже наверняка совершал убийства. И тут я ужаснулась: это именно он убил моих родителей! Я вспомнила, что узнала когда-то от Аркадия Аркадьевича, – в то время в городе Пушкине действовал маньяк, убивавший молодые супружеские пары и их детей. Моих родителей он успел лишить жизни, а меня нет. Правда, мой босс сказал тогда, что убийцу расстреляли…
В то, что маньяк был другой, я теперь не верила. Выходило, что с Винокуром я столкнулась задолго до того, как стала свидетельницей его попытки похитить маленькую девочку. Значит, судьба намеренно свела меня с ним вновь?
Получалось, что так. Я была его жертвой в детстве и осталась жива. Он чуть не убил меня недавно, а теперь снова охотится за мной. Но я тоже охочусь за ним, иду по его следу. Да, у нас сейчас настоящая война. Кто кого. Только недаром мое имя – Ника!
Самое удивительное, что Винокур ежегодно переводил плату за то, чтобы за могилами его жены и дочери ухаживали, поддерживая их в чистоте и порядке. Надо же, какой сентиментальный! Убил жену и дочь – и не может забыть о них! И даже время от времени навещает.
Я посетила кладбище, на котором были погребены женщина и ребенок. Потому что у меня мелькнула извращенная мысль – что, если Винокур снова навестит свои жертвы и я застукаю его, так сказать, на месте преступления?
На кладбище в Пушкине я попала уже под вечер. Погода стояла прохладная, и если весна и до Нерьяновска, до средней полосы, еще не докатилась, то на севере России и вовсе почти не ощущалась. Я отыскала простые могилы – две гранитные плиты, два имени, четыре даты – рождения и смерти.
Заметив женщину в черном одеянии, монашку, как я поняла, что копошилась у соседних могил, сгребая прошлогодние листья, я отвернулась и зашагала прочь. Миновала небольшую часовенку при входе на кладбище и увидела поблизости златые купола церкви, вернее, собора монастыря. Это и объясняло присутствие монахинь на кладбище.
На душе у меня заныло, и я, поддавшись внезапному порыву, зашла в часовню. Я никогда не молилась, никогда не каялась в содеянном, никогда не обращалась к богу, а тут вдруг опустилась на колени перед одной из икон.
