Интервью с… семью гномами - Алёна Александровна Комарова
Обессилив в борьбе с сами собой и безвыходностью ситуации, он злился на нее. Чуть-чуть.
Лиза не обижалась. Ее несменная легкая улыбка всегда была на лице. Она как бы говорила, что у нее все хорошо. Только голос, звучащий в его голове, напоминал, что ей нужна помощь.
Он резко открыл глаза. Темнота резанула глаза, ворвалась в сердце.
Лизы рядом не было. Она осталась там. Внутри. В его воспоминаниях.
Он медленно сел в кровати. Спустил ноги.
Он думал, что в этом отеле, в курортном городке, в прекрасном месте на планете, его страдания закончатся. Лиза должна была перестать просить о помощи.
Он не мог вспомнить, когда он видел ее последний раз, в чем она была одета, что делала, что говорила и как смотрела. Помнил только улыбку.
Свинцовая тяжесть стекла в ноги и окаменела в икрах. Бороться с ней не хотелось. Иван через силу встал с кровати и вышел на балкон. Он запустил пальцы в волосы, прошелся ото лба к затылку. «Подстричься бы» — подумал он, разглядывая небо.
Верхушки кипарисов хватали звезды, пытались поймать. Спокойствие природы нарушали тревожные мысли. Отель таил в себе опасность. Двойное убийство — это большое преступление. Кто его совершил — никто не узнал.
Иван облокотился на перила и посмотрел вниз. Испугался. Не ожидал. Ему показалось, что Лиза сидит за столом в уличном кафе. Видимо постоянные мысли о ней могли материализовать ее. Но это оказалась Рита. Она встала из-за стола и медленно, не нарушая тишину, прогулялась вдоль отеля. Видимо эти две женщины (Рита и тишина) сговорились против него. Они то появлялись в приглушенном свете ночных фонарей, то исчезали из вида, напоминая призрачные мечты. Хотелось остановить и дотронуться, убедиться, что девушка на самом деле живая, из плоти и крови, а не видение.
Белый сарафан на тонких бретельках — безупречный контраст на загорелой коже. Ему захотелось подцепить бретельку и спустить ее с плеча, оголив нежную незагорелую кожу груди.
— Ну что за человек — шепотом возмутился Иван. — Ты опять ищешь приключения.
Вот сейчас он по-настоящему захотел ее спасти. Обнять. Прижать к себе. Защитить. И спастись в ее объятиях. Утонуть в ее душе. Разгореться в ее теле.
Он кинулся в комнату. В темноте нашел джинсы. Впопыхах надевая их, он скакал на одной ноге, путался в штанине, нервничал, что не успеет встретить Риту у двери ее номера. А ему так хотелось увидеть ее, обнять, прижать, дотронуться до белоснежной груди, вспыхнуть пожаром, сгореть до пепла, до беспамятства, до слез. Да, именно так и будет — итогом ночи будут слезы. Слезы успокоения. Нет. Сейчас нельзя об этом думать. Нужно встретить Риту, пока она не зашла в свой номер.
Он бежал по коридору. Спортивная обувь не приглушала шум. Тяжелые мысли бились в голове. Лестница дышала его шагами. Он понял, что Рита еще не успела подняться на этаж, но никак не мог понять, где она задержалась. Входов на этаж было два, только поэтому он остался возле ее двери, боясь разминуться. Он ждал ее. Луна заглядывала в окно в конце коридора. Она двигалась по небу, оставляя след на полу, а Рита все не приходила. Ночной отель таил в себе опасность. Иван чувствовал ее кожей. Она как будто натянулась, холодный пот потек по пояснице. Страшная мысль пронзила его:
— Бухгалтера могли убить. Убийца в отеле. — Версия родила страшные впечатления. — Рита в опасности.
Он уже не боялся разминуться с ней. Лестница жалобно скрипела его шагами. Психика заклинивала. Сердце вырывалось из груди.
Единственное место в отеле, которое не заснуло этой ночью, оказалось приютом для двух душ, желающих посидеть в компании друг с другом. Иван медленно отступил в темноту коридора, стараясь не нарушать идиллию разговоров.
Он, стараясь не издавать звуки, прошел в холл и медленно опустился в кресло напротив огромной картины. Не сказать, что это кричала совесть, скорее моральная установка напоминала о себе скрежещущим чувством, да так, что в сердце щемило.
С каждым днем Рита нравилась ему все сильнее. И при этом осознании, двухлетняя установка разрезала душу и сердце ржавым лезвием. Одному сидеть не хотелось. Но и с Ритой встречаться не хотел. Женщина, которая вернула его к жизни, своим присутствием не давала трезво оценить ситуацию. Все меньше и меньше он думал о жене. Иван сел в холле и бесцветным взглядом уставился на огромную картину. Что он видел на ней? Ничего. Ночь исказила краски, запустила тени. Он смотрел в свою душу, которая скрипела обидой. Разве можно заменить Лизу? Забыть? Разлюбить? Нет. Она не забыта. Самая любимая женщина.
Он моргнул и увидел на картине ее — зиму. Память рисовала свою картину. Ту, которую нельзя нарисовать, но и стереть тоже нельзя. Она примерзла щупальцами глубоко в мозг. Вечер. Мороз. Снег. Гололед. Ресторан. Лиза пригласила его в ресторан. Он знал, что она хочет отметить какое-то событие. Пытался догадаться о поводе праздника. Не догадался, но это не расстроило его. Он был счастлив. С ней. Когда официант разлил вино в бокалы, Лиза пить не стала. Тост все объяснил. Ему показалась, что жена стала еще красивее. Нет, не показалось. Глаза ее горели, освещая лицо светом счастья. Его жена — красива и очаровательна одновременно (это редкость). Он влюбился, не разлюбив.
— Я беременна — с улыбкой объявила она.
Он почувствовал, что счастье, которое он испытывал до этого вечера оказалось неполноценно. Оно как будто оставляло место в душе для себя, чтобы разрастись там, как необъятный лес. Можно сравнивать счастье с деревом, которое растет в душе из маленького расточка. Обрастает листьями, веточками, кроной, вытягивается вверх, к солнцу, которое ежеминутно питает его энергией. Нет. Дерево — это часть настоящего счастья. Настоящее счастье — это лес из таких же деревьев. После тоста Лизы лес вырос и зацвел.
Реакция последовала сразу. Слезы выступили на глазах. Слезы счастья. Он ничего не сказал — не
