Елена Гордеева - Не все мы умрем
Малиныч лежал в центре гостиной, боясь вдохнуть полной грудью. Он дышал теперь, как йоги: медленный вдох — пятнадцать секунд, медленный выдох — пятнадцать секунд. Итого за минуту два вдоха, два выдоха. Как утверждают йоги, это необыкновенно просветляет ум. Малиныч слышал, как в квартире творят бедлам: рушатся вещи, разбрасываются книги, отодвигаются шкафы. Ясно, что ищут сейф. Если найдут, ему конец. Но его не найдут, потому что его нет: Малиныч сам проверял, лично. А чего зря сидеть одному в квартире дальнего родственника? А вдруг чего-нибудь найдешь? Тогда можно и слинять — ищи ветра в поле. Вот такие мысли носились в голове Малиныча под влиянием дыхания по системе йогов.
Вдруг наступило затишье. Закрыли входную дверь. Малиныч полежал-полежал, подышал-подышал, и голова его просветлела настолько, что он сообразил: какая кислота? Откуда у Барсукова в квартире кислота? У него даже уксуса нет. А если с собой принесли? Ну да, в одном кармане пистолет, а в другом — серная кислота? Бред! Малиныч осторожно завел руку за спину и нащупал на затылке стакан. Теперь нужно его снять так, чтоб ничего не вылилось. Но стакан опрокинулся, Малиныч зажмурился — и ничего не произошло. Вода.
Он поднялся, отряхнул с себя пыль и огляделся.
«Разгром» Фадеева.
Учитель труда из Грозного читал еще «Молодую гвардию», «Последний из Удэге» и «Алитет уходит в горы», правда, это уже другого автора.
Мертвый пес лежал в прихожей.
«Гулять с ним больше не надо. А вообще, стоит ли жить после этого у Барсукова? Нет, вопрос поставлен неправильно. Стоит ли после этого у Барсукова работать? Ведь пристрелят, как Рекса! Тогда что, так просто взять и уйти, по-английски?»
Малиныч озирался: «Что можно отсюда прихватить по-русски? Ну, два телевизора, это — две подмышки. Видеомагнитофон? Если его упаковать, можно взять в зубы. А позолоченные ложки неужели оставить? Нет уж! Надо найти рюкзак! Откуда у Барсукова рюкзак? Он что, Алитет? Что делать, Малиныч, что делать? Евгения говорила, что у меня смелое и нестандартное мышление».
И Малиныча осенило!
Малиныч посмотрел в окно, за окном была ночь, но на востоке уже брезжил рассвет. Он размазал кровь пса по всей квартире, волоча его за хвост из комнаты в комнату, подобно тому как художник широкими мазками набрасывает картину, а потом зашвырнул пса на хозяйскую кровать. Такое впечатление, что пострадал не только Рекс, но и Малиныч, которого пытали, потом убили, а труп куда-то зачем-то увезли. Волосы встают дыбом от такой картины!
Он достал из хозяйского шкафа белоснежную сорочку — немного великовата, но если лишнее убрать за спину и сверху надеть пиджак, то никто ничего не заметит. Галстук, слава богу, безразмерный. Зато свой костюм надо почистить и выгладить.
И до рассвета Малиныч мылся, терся, брился, чистился, гладился, и, когда наконец все пошли на работу, он тоже пошел. Осторожно переступил через лужу крови в прихожей, чтобы не запачкаться, прикрыл дверь, но не захлопнул ее и спустился вниз. Из нагрудного кармана пиджака торчала антенна детского игрушечного телефона — только кто же знает, что он игрушечный? По антенне-то не определишь, все думают, что мобильный.
С папочкой в руках Малиныч стоял на углу и ловил машину, но не такси, а частника. «Москвичи» и «жигуленки» Малиныч пропускал, махал им — проезжай! — а вот на черной «Волге» он остановился. Солидно, подойдет.
К Банку развития столицы он подъехал с бьющимся сердцем ровно в девять часов утра, к моменту его открытия. В девять часов пять минут Малиныч был уже у менеджера по работе с юридическими лицами.
Барсуков большинство своих сделок проводил через подставные фирмы, в частности, и последнюю сделку с канамицином. Малиныч знал это доподлинно, сам подписывался на документах. А раз сам подписывался, это значит, что деньги упали на счет той фирмы, которая значилась на его имя. Он был главным бухгалтером фирмы, генеральным директором фирмы и единственным ее сотрудником. Что здесь подозрительного, если он решил эти деньги перевести на другой счет? Подозрительного ничего. И Малиныч благополучно провел операцию. Вернее, ее провел менеджер банка, а он только подпись поставил.
Денежки Барсукова перешли на личные счета Малиныча, а Малиныч исчез бесследно, растворившись в теплой летней дымке.
Барсуков иногда заезжал на машине за Малинычем, а заодно проверить квартиру, потрепать по холке пса и расспросить, кто звонил и чего хотел.
Хозяин поднялся на третий этаж, позвонил — никто не открывает. Вынул ключи — может, Малиныч с собакой гуляет? — и стал открывать. Дверь сама пошла на него. Похолодев от страха, он заглянул в коридор. От вида и запаха крови его затошнило. Но Барсуков был смел, если дело касалось его имущества. Поэтому, вынув из кармана газовый пистолет, он перешагнул порог и мелкими шажками, держа обеими руками пистолет, заглянул в одну комнату — пусто, в другую — Рекс мертвый лежит на кровати, а в гостиной на столе записка: «Где деньги?»
Малиныч написал ее собственноручно, только не правой рукой, а левой. На то он и прошел школу в Грозном — поживешь там, не такому научишься. Но про левую руку он никому не рассказывал, это был его резерв.
Барсуков что подумал? Что Малиныча убили, как Рекса, но труп вывезли. Кто это был? Барсуков ответил для себя однозначно: люди Мокрухтина. После смерти пахана идет дележка наследства, и тот, кто забрал деньги у Евгении, не поделился с остальными.
Если бы у Барсукова были на голове волосы, они бы встали дыбом, но лысина дыбом не встает — лысина вспотела и заблестела.
Барсуков опрометью вылетел из квартиры, защелкнул замок и помчался за помощью.
В кабинете Евгении сидел Виктор Петрович Кошкин, и шла неторопливая светская беседа о Достоевском. Кошкин был в очень дорогом костюме, возможно, даже не купленном в магазине, а сшитом на заказ, при галстуке в тон, строгом, но элегантном (не пальма с обезьяной, как у Мокрухтина), и говорит Виктор Петрович свободно, слова льются сами собой, одно из другого вытекает, складываются в мысли, и мысли-то, в общем, правильные. А Евгения не могла отделаться от видения другого Кошкина — в квартире Зинаиды Ивановны: в трусах и с портфелем под мышкой. В общем, она видела Кошкина из Минфина, как охарактеризовал своего лучшего друга господин Сморчков.
Все дело в том, что Евгения не собиралась приглашать Кошкина. Да, она не принадлежала к спецслужбам, о Системе не слышала, но у Евгении была своя система.
Ее система — всего-навсего один человек, всегда улыбающийся и симпатизировавший ей мужчина. Познакомилась она с ним на нефтяных сделках. Сделка у них не вышла, потому что Барсуков не смог его обмануть. А вот с Евгенией они с тех пор поддерживали отношения. И если Евгении было что-то непонятно в нефтяном бизнесе, она звонила ему. Он приходил к ней; тихо, незаметно просачивался в кабинет и начинал всегда с одной и той же фразы:
— Ах, Евгения Юрьевна, Евгения Юрьевна! — и замолкал. Дальше, судя по интонации, должна была следовать реплика: «И почему вы замужем, а я женат?!» — но он ее опускал. И лишь однажды не выдержал и предложил: — И что вы здесь делаете? Переходите ко мне…
Евгения лишь неопределенно улыбнулась и ничего не ответила.
— Я не обиделся, — помолчав, сказал гость, — но если вам что-нибудь понадобится, всегда к вашим услугам.
Вот такой у них был роман.
Схемы нефтепроводов в компьютере, вся таможня (кто, куда, что и сколько вывез, почем продал и почем купил) — все предоставлял он. И не только по нефти. Когда к ней запросился Кошкин из Минфина, Евгения тут же обратилась к своему поклоннику.
Открылась дверь ее кабинета, и появилось улыбающееся лицо человека, который знал больше, чем вся Советская энциклопедия, что и позволяло ее знакомому пребывать всегда в хорошем настроении. Как говорил Монтень? Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывно хорошее расположение духа. Но с другой стороны, знание увеличивает скорбь. Что выбрать? Ее гость выбрал Большое Знание.
— Ах, Евгения Юрьевна… Как я рад вас приветствовать!
Без всякого приглашения он сел в кресло и сразу же перешел к делу:
— Вас интересует, кто такой Виктор Петрович Кошкин? — взглянул сквозь очки на Евгению гость. — Виктор Петрович Кошкин обыкновенный бухгалтер, долгое время работал директором картины на «Мосфильме». А вот его бывшая жена — личность приметная, Райская — помните такую?
— Актриса? — уточнила Евгения.
— Да-да, актриса. С нее-то и начался взлет. Виктора Петровича кое-кто кое-куда пригласил и кое-что предложил. — Гость весело блеснул дымчатыми стеклами очков на Евгению: поняла ли она, о чем идет речь? Евгения глаза прикрыла и чуть заметно кивнула. Поняла: кое-кто кое-куда всуе не упоминается. А гость продолжал: — И вроде как у самого Кошкина возникла гениальная идея: организовать акционерное общество «Очарование». Естественно, во главе общества с таким названием должна была маячить отнюдь не физиономия какого-то занюханного Виктора Петровича, а его красавицы жены. Сам он оставался в незаметной роли главного бухгалтера АО.
