Андрей Дышев - Женат на собственной смерти (сборник)
Плюнув с досады, Ворохтин выскочил на улицу и кинулся в тень деревьев. Приглушенные вопли Гвоздева все еще доносились из трейлера, но, как ни странно, ни милиция, ни кто-либо вообще на них не реагировали. Во всяком случае, Ворохтин не заметил движения между палаток. Только наблюдатель на своей вышке некоторое время смотрел на трейлер Гвоздева, а потом снова перевел взгляд на озеро, покрытое россыпью серебристых бликов.
Вопли утихли. Ворохтин услышал, как клацнул замок в двери трейлера и захлопнулось откидное окно. Потом и свет погас.
«Что бы это значило? — подумал Ворохтин, очень раздосадованный таким поворотом дела. — Гвоздев никак не мог добраться до берега раньше меня. Не на водном же мотоцикле он носился по озеру!»
Ошибка очень расстроила Ворохтина. Он впустую потратил столько сил и времени, но так и не смог доказать, что три смерти были не роковой случайностью.
«Ладно, сволочь! — мысленно обратился он к человеку в плаще, ненавидя его только за то, что не смог его поймать и увидеть его лица. — Все равно я тебя выловлю. Днем раньше, днем позже, но это произойдет непременно!»
Он вернулся к моторке, желая немедленно довести начатое дело до конца. Надеясь, что это поможет ему оставаться незамеченным, он сел за весла и стал грести к лодочной станции. От весел ладони воспалились и горели. Вдобавок стала ныть спина. «Я надолго запомню эту ночь!» — подумал Ворохтин.
Не меньше часа он махал веслами, продвигаясь по мелководью, вдоль берега, к лодочной станции. Небо окончательно расчистилось от туч, и засияла полная луна. От звезд струился колючий холод. Кажется, этой ночью на озеро опустились первые заморозки.
Он причалил к пляжу, прошел мимо переодевалок, сложенных друг на друга топчанов, детских качелей и горок к выбеленному домику с табличкой «Спасательная станция». Чтобы разбудить сторожа и заставить его выглянуть в окно, Ворохтину пришлось долго стучать в дверь.
Наконец старик подал голос.
— Чего надо? — сипло спросил он из-за двери.
— Я из спасательного отряда, — представился Ворохтин, одновременно с этим просовывая в щель между дверью и косяком сторублевку. Купюра отворила дверь лучше ключа. Лязгнул запор. Дверь приоткрылась. Старик, поправляя на плечах телогрейку, рассмотрел купюру в лунном свете.
— Лодка нужна? — спросил он, заталкивая деньги в карман.
— Нет, у меня своя, — ответил Ворохтин.
— А чем я тебе помогу? — развел руками старик, готовый, впрочем, на самую неожиданную просьбу, лишь бы не возвращать сторублевку.
— Посмотри, все ли лодки на месте?
— А это я запросто! — оживился сторож. — Это у меня все под контролем. Должно быть одиннадцать трехместных и девять двухместных. Да еще четыре катамарана, но два я вытащил на берег, у них поплавки дырявые…
С этими словами он пошел к причалу, поднялся на настил и принялся считать:
— Раз, два, три… это двухместные… Четыре, пять… Вот же собака! Нет одной! Опять без спросу взяли, черти рогатые!
— Точно одной нет?
— Точно! — заверил сторож, но не слишком сожалея о пропаже. — Вот сам посчитай: всего должно быть двадцать лодок… А сколько в наличии?
— Может, вернут?
— Вернут, — уверенно кивнул сторож. — Покатаются, побалуют и вернут. Главное, чтобы не утопили.
Он замолчал, глядя в темноту, где плескалась вода, поковырялся пальцами в измочаленной пачке, подул в папиросу и крепко прикусил бумажный мундштук зубами.
— Зима надвигается, — подытожил он, чиркая спичкой. — Пора затаскивать лодки в хранилище.
«Я его спугнул, — подумал Ворохтин, поднимая воротник куртки. — Он знает, что я его ищу, и потому постарается вернуть лодку незаметно. Или кинет ее где-нибудь в камышах…»
Уже забрезжил рассвет, когда Ворохтин вернулся на базу. Моля бога, чтобы в эту ночь ничего плохого не случилось, он забрался в холодную, как морг, «Скорую помощь», накрылся пуховым спальником и мгновенно уснул.
Глава 31. Тот, кто зашел без стука
Ночь была настолько насыщена кошмарами, что утром Гвоздев не мог сказать определенно, на самом деле приходил к нему в трейлер спасатель или же это ему только приснилось. Разбитый, с больной головой, он появился в столовой и, повстречав там Саркисяна, с ужасом вспомнил о том, что должен сегодня сделать.
Саркисян будто не замечал своего помощника. Напрасно Гвоздев пытался попасть в поле его зрения — Саркисян громко обсуждал с монтажерами очередную подачу «Робинзонады» и смотрел на кого угодно, но только не на Гвоздева.
«Может, он отказался от этой мысли?» — со слабой надеждой думал Гвоздев, без аппетита жуя горячий бутерброд с ветчиной и плавленым сыром.
— Арам Иванович! — с мольбой в голосе произнес Гвоздев, остановив Саркисяна в тамбуре.
Главный режиссер одарил студента холодным взглядом и произнес нечто многозначительное:
— Иди и работай! Работай и иди!
Побледневший Гвоздев понял, что шеф не отказывается от своего страшного замысла. На ватных ногах студент вышел из палатки и по большому кругу направился к пожарному щиту. Он кружился вокруг него, как спутник по орбите вокруг Земли, с каждым кругом приближаясь. Ему казалось, что вся база исподтишка наблюдает за ним и злорадно хихикает: «Смотрите! Смотрите! Он делает вид, что просто так прогуливается около пожарного щита! А правым глазом все время косит на лопату! Убийца! И как его только земля носит?»
Липкий от пота, Гвоздев наконец подошел к щиту, встал, как вкопанный, и стал озираться по сторонам. «Так нельзя! — думал он. — Я слишком долго торчу здесь! Надо было быстро пройти мимо и на ходу, не останавливаясь, снять лопату!»
Не чувствуя рук, Гвоздев взялся за выкрашенный красной краской черенок и потянул на себя. Лопата продолжала висеть на крючках, словно приваренная. Оказалось, что какой-то умник прикрутил черенок к крючкам проволокой. Дрожащими руками Гвоздев принялся раскручивать проволоку. «Меня же все видят! — чуть не плача, подумал он. — Сейчас подойдет кто-нибудь и скажет: «А зачем тебе лопата? Могилу рыть собрался? А не Бревину ли случайно?»
Он сорвал лопату и торопливо сунул ее под куртку. Черенок оказался слишком длинным и выпирал из-под куртки. Казалось, что на правом плече Гвоздева вскочила шишка. Хромая, Гвоздев заковылял к джипу. Он кинул лопату между сидений и, не оборачиваясь, чтобы не встречаться со злобными и насмешливыми взглядами, сел за руль.
«А я еще подумаю, убивать его или нет, — мысленно сказал себе Гвоздев. — А яма в лесу… Яма еще ничего не значит. Может, я клад хочу найти! Может, я археологией увлекся!»
Успокаивая себя, он поехал в поселок, все время поглядывая в зеркало заднего вида, свернул в лес и остановился на полянке. Острие лопаты входило в прессованный грунт тяжело, и Гвоздев выдохся, углубившись лишь на штык. «Не маловата будет?» — подумал он, глядя на будущую могилу.
Чтобы все сделать наверняка, он лег рядом с ямой на траву и вытянул ноги. Оказалось, что по длине он перестарался, а вот ширина, если учитывать комплекцию Бревина, была недостаточной. «Видела бы сейчас меня моя мама! — подумал Гвоздев, поднимаясь на ноги и отряхивая руки. — Она бы сошла с ума от стыда и страха… Но почему? Почему? Может, я и в самом деле не собираюсь никого убивать!»
Обман снова подействовал, Гвоздев немного успокоился и продолжил работу. Незаметно пролетел час, а студент углубился лишь на полчеренка. «Успеть бы!» — подумал он и поймал себя на мысли, что где-то здесь кроется спасение. Если он не успеет вырыть приличную могилу до начала съемок, значит, ликвидацию Бревина придется отложить. А там, смотришь, и Саркисян откажется от этой мрачной затеи.
Гвоздев стал нарочно копать медленнее и все чаще останавливался, чтобы передохнуть. Но судьба словно издевалась над ним. Слой глины закончился, и пошел песок. Глубина ямы росла прямо на глазах. И время как будто притормозило. «Черт подери! — мысленно выругался Гвоздев, обратив внимание на то, что врылся в землю уже по пояс. — Куда это я разогнался?»
Он сделал большой перерыв, думая о том, как бы обмануть Саркисяна, потом покопал немного и снова надолго прервался. Времени оставалось вагон!
— Проклятая яма! — пробормотал он и, срывая злость на лопате, принялся копать с удвоенным рвением. Песок вылетал из ямы с такой силой, словно там работала землеройная машина. Углубившись по грудь, он вышвырнул лопату и не без труда выбрался из ямы.
«И что это я раскис? — пристыдил он сам себя. — Надо — значит, надо! Саркисян знает, что говорит. Таков шоу-бизнес. Не я первый это делаю, не я последний. По-другому карьеру не построишь!»
Стараясь не думать о подробностях того, что ему предстоит, Гвоздев вернулся на базу, тщательно вымыл в озере ботинки и руки и стал готовиться к съемкам, будто это было главное, что он должен был сделать в этот день.
