Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина
Надо же, старуха не любит тратить слова попусту. Говорит четко, смотрит прямо на меня. Нет, что-то напутал Кирилл, совсем нет безумия у его бабушки.
Ну, я и рассказала. Начала с людей в масках с букетами, закончила недавней находкой.
– Мне кажется, они делают какие-то жертвоприношения в этом подвале.
Женщина долго и внимательно смотрела на меня. И молчала. Когда я устала ждать ответа и открыла уже рот, чтобы побудить ее сказать хоть что-то, она наконец заговорила.
* * *
Софья Александровна работала в доме Горчаковых без малого десять лет. Близнецы росли на ее глазах. Уже с семилетнего возраста она замечала в них неоправданную жестокость. Находила раздавленных ими лягушек, а потом вскрытых кухонными ножами котят. Вначале пыталась сама объяснять им, что так нельзя, списывая это на недостаток отеческой любви и воспитания. Мать умерла у них рано, а папа занимался бизнесом, ему было не до чего. Но ее увещевания не достигли их каменных сердец, и она аккуратно пожаловалась Горчакову. Он сурово поджал губы, ничего ей не ответил, однако вскоре близнецов стали возить к психологу. На какое-то время все затихло. Тут остается лишь строить догадки: то ли мальчики реально что-то поняли, то ли навесили на няню ярлык стукачки и продолжали свои проказы тогда, когда их никто не видит. Софья Александровна успокаивала себя тем, что верно первое умозаключение, так как владелец крупной фабрики, единственной на всю округу, мог позволить себе самого лучшего детского психолога. А потом Горчаков женился повторно на гречанке. Он бывал часто в Греции по делам, закупался тканями, мехом и другими вещами для фабрики. Новая жена перевезла в Россию свою старенькую маму, а та потом вызвала дальних родственников в подмогу Софии, садовнику и кухарке – Аркадию с двумя сыновьями-подростками Димитриосом и Григориосом. Смуглая крепко сбитая и очень высокая женщина лет сорока пяти, невзирая на внешнюю худобу, была очень сильна и вынослива. К ней вскоре перешло все управление домом. Эта должность, говорила Софья Александровна, вроде называется экономка, по-западному мажордом. Сыновья оказались рукастыми, один занимался цветами и стал сперва помощником садовника, а потом его плавно заменил, и Кузьмич отправился на раннюю пенсию. Софии было жаль этого пожилого жизнерадостного мужчину. В цветах была вся его жизнь. А другой ее сын занимался мелкой починкой в доме. Горчаковы нарадоваться на них не могли, не приходилось лишний раз вызывать сантехников, электриков и прочих «мужей на час». Так как ни Горчаков-старший, ни его сыновья, ни жена не разбирались абсолютно в бытовых вопросах. Вскоре и Софья Александровна оказалась не у дел. Гречанка сама занималась воспитанием, она была очень строгая, и перечить ей не могли даже эти сорванцы. Ее сыновья быстро с ними сдружились. Казалось, что близнецы, пользуясь положением, измывались над бедными прислужниками, но в какой-то момент Софья Александровна вдруг поняла, что греки на самом деле подначивают близнецов на разные шалости, особенно против конкретно нее. Однажды она наорала на детей и убежала плакать. За этим ее и застал глава семьи. Ему не нужна была женщина, открыто демонстрирующая эмоции. Для него это был признак слабости и неуравновешенности. Он заявил, что отныне в ее услугах не нуждается, и воспитанием целиком займется Аркадия. И если бы Софья сказала ему, что проблема на самом деле в греках, а не его сыновьях, он бы не поверил.
Пять лет назад был ее последний день на работе. Горчаковы участвовали в каком-то благотворительном мероприятии и должны были вернуться заполночь. Софии Александровне велели оставаться на ночь, с тем чтобы с утра ей выдали расчет. Но она не могла уснуть, все переживала внутри свое увольнение и то, что она проиграла. Стратегия по постепенному выдавливанию всех лишних людей из дома с последующим завоеванием и получением бразд правления со стороны дальних родственников жены открылась ей во всей красе. Но было уже поздно что-то делать. Она просто смотрела в окно, пуская слезы, и вдруг увидела, как из дома вышли трое в черных одеждах. На лицах были белые маски. В руках – букеты. Не отдавая себе отчета, она открыла окно и вылезла в него, чтобы последовать за ними. Возможно, все дело в том, что, пока она жила в доме, она все-таки считала себя воспитательницей. У близнецов ночевал их друг-сверстник, такой же хулиган, и Софья испугалась, что все трое запланировали сделать что-то ужасное.
Они пришли в дом Назаровых (Софья спряталась в кустах и сидя ждала, что будет дальше), а через час вынесли какой-то длинный целлофановый мешок, причем несли вдвоем. Что самое интересное, из дома вышли пятеро. В какой момент количество участников этого странного маскарада пополнилось, Софья не заметила. Ей в тот момент казалось, что это какой-то костюмированный бал, и она подумала, что двое других – жильцы этого дома. Все были одеты одинаково. Только вот что они несли?..
Она последовала за ними до усадьбы. В принципе я уже знала, что услышу. Софья Александровна стала свидетельницей того, как убийцы избавлялись от трупа.
– Ваш внук расследовал это дело, вы же знаете! – Я была в шоке и не постеснялась вывалить на нее свои эмоции. – Почему вы промолчали?
– Девочка, ты не понимаешь. Когда он рассказал мне о теле молодой девушки, откопанной на территории усадьбы, я сразу поняла, с кем я столкнулась тогда.
– С кем же?
– С самим дьяволом. Сатана имеет множество лиц. Все эти люди – его слуги.
– А почему на территории моего дома? Дома, где я работаю в смысле. Нет других мест?!
Я думала, что не получу ответа на свой вопрос, но судьба была благосклонна.
– Историк жил в твоем доме. Хороший был мужик, умер шесть лет назад, и его племянница продала дом Назаровым. Так вот, он говорил, что наша улица – вся, что идет вдоль бетонного ограждения – раньше входила в территорию усадьбы. Это уже в советское время ее потеснили. Забор поставили в другом месте. Для санатория лишние земли были не нужны. А тут построили новые дома. Название улицы – Санаторная, понимаешь ведь почему?
– Тут же был санаторий… Но потом!
– Да! Она появилась в советское время. Историк увлекался этой тематикой, поднимал архивы, ездил в Москву. Собирал какие-то, как он их называл, артефакты. Однажды пригубил и сказал мне, что увлечение его имеет
