Семь сувениров - Светлана Еремеева
– Я.
– А ты можешь что-то решать?
– Могу. Решила и больше не состою.
– Ну это твое дело. А денежки заплати.
Настя попыталась развернуться и уйти в сторону подъезда, но девочка, которую все остальные называли Наташей, схватила ее за рукав.
– Нееет… Ты так просто не уйдешь.
– Что тебе надо!? – закричала Настя.
– Ты должна. И ты заплатишь! – настаивала Наташа.
– Ничего я не должна! – закричала Настя. – Пусти меня!
В этот момент Наташа дернула Настю за руку, та оступилась и упала на землю. Тут и началось, то, что привело в итоге к непоправимым последствиям. Девочки, эти милые ангелочки, мирно играющие еще несколько минут назад со своими смартфонами, превратились настоящую стаю каких-то неведомых Николаю инфернальных животных. Сначала они обступили девочку, словно приглядывались, выбирали удобную позицию. И вот, как будто уловив какой-то доступный только их слуху сигнал, они буквально набросились на Настю, как волки набрасываются на свою добычу. Они били Настю ногами, руками, они обзывали ее, орали на весь двор, кто-то из них прыгал прямо по телу Насти и наносил очень жестокие удары по лицу, шее, рукам, грудной клетке. К своему ужасу, Николай видел, что Вера принимала в этом избиении самое живое участие. Она дергала Настю за волосы, била ее со всей силы по лицу. Та скрутилась калачиком, из последних сил стараясь закрыть лицо руками, но ничего не помогало. Кто-то из стаи обязательно оттаскивал ее руки и бил ногой прямо в лицо. Нина все время отводила взгляд. Она со всей силы сжимала руку Николая. Но все же смотрела, делала над собой огромное усилие, но старалась смотреть.
– Может хватит этого кошмара?! – прогремел голос Дмитрия. – Зачем Нине смотреть на все это?
– Это необходимо, – спокойно ответил следователь. – Родители обязаны ознакомиться с этими записями. Ведь нам нужно будет принять какое-то решение.
Тем временем Николай увидел, как на экране появились какие-то люди. Он понял, что это были полицейские и кто-то из соседей, кто, видимо, и вызвал полицию. Потом гаджет, с которого велась съемка, выпал из рук неведомого оператора, на экране появился нежно-голубой прямоугольник неба, обрамленный желтыми стенами старых домов и стеклянными рядами темно-серых окон, из которых высовывались головы привлеченных шумом людей.
* * *Когда следователь и полиция покинули квартиру, Николай зашел в комнату Веры. Она, как ни в чем не бывало, лежала на кровати, как всегда, уткнувшись носом в смартфон. Выражение ее лица было сосредоточенным, на верхней губе опять проступили те самые складки, на которые он уже обратил внимание, когда смотрел на нее в записи, сделанной на смартфон. Он только сейчас понял, после того, как увидел кадры, удаленные с ютуба, что его Веры больше не существовало. Перед ним лежал какой-то другой человек. Тело наполнил совсем другой источник энергии. Та, его Вера, испарилась, бесследно исчезла. Видимо это произошло в тот момент, когда они разошлись с Ниной. Та Вера осталась в том уже несуществующем мире, где они были когда-то счастливы втроем. Возможно, там (в этом небытии) она была все такой же – радовалась окружающему миру, любила своих друзей, любила его, любила Нину. Эта же Вера была какой-то пластмассовой, неживой. И еще она была старше. Ему даже казалось, что она была старше, чем он, чем Нина, чем этот новый человек, ставший для Нины его заменителем.
Николай сел на кровать и пристально посмотрел на дочь. Вера оторвала взгляд от смартфона и уставилась на Николая пустым, холодным взглядом.
– Вера, – тихо сказал Николай. – Ты хоть понимаешь, что вы совершили?
Она молчала.
– Настя, которую вы избили, может навсегда остаться инвалидом. Вы искалечили жизнь человеку. Понимаешь?
Она молча смотрела на него.
– Я даже и не знаю, что сказать тебе, Вера, в такой ситуации…
Она привстала, оперлась на локоть и уставилась на него все тем же неживым взглядом.
– Ты попробуй почувствовать, то, что чувствует сейчас она, – сказал Николай. – Попробуй. Вы не просто искалечили ее. Сломали ей ребро, руку, повредили лицо и глаз, вы навсегда лишили ее возможности жить в полную силу. Она не кукла из твоего смартфона, пойми, она не герой мультфильма. Она человек…
– Человек? – неожиданно отозвалась Вера.
– Да. Человек.
– А что такое человек, папочка? Скажи? Чем он отличается от Шрека или Покемона? Чем он лучше? Ведь он такой несовершенный. Он либо глупый, либо злой, либо просто неинтересный. А они всегда интересны. Они всегда добрые. Они не обманывают. Включишь смартфон или планшет, они всегда с тобой. А люди… Эти твои люди… Они всегда предают. Всегда исчезают, испаряются. Вольно или невольно. Я знать ничего не хочу о твоих людях! И об этой Насте ничего знать не хочу!
– Подумай хотя бы о маме. Как ей теперь быть? Тебе придется, скорее всего, перейти в другую школу.
Вера злобно сверкнула глазами и снова легла на кровать.
Николай стал оглядываться вокруг себя и обратил внимание на новые плакаты, развешенные по стенам детской. Если раньше на них были Верины любимые певцы и актеры, то сегодня он видел изображения Шрека, Кота в сапогах, Губки Боба, каких-то неизвестных ему диджитал-моделей, которые были так похожи на живых людей. Николай протянул руку и положил ее на ладонь Веры. Она посмотрела ему прямо в глаза. Затем едва ощутимо сжала его пальцы. Николай почувствовал, как ее почти ледяная рука согревалась, становилась теплой. Вера закрыла глаза, медленно провела языком по пересохшим губам, и тут Николай заметил тонкую струю, спустившуюся по ее виску к ушной раковине. Она подняла другую руку, закрыла ею лицо. Все ее тело стало вздрагивать от судорог, которые невозможно было сдержать никакими усилиями, совершающими внутри ее тела тем другим, искусственным, незнакомым Николаю наполнителем такой далекой, такой теперь неправдоподобной, но неожиданно возрождающейся в этом неслышном плаче, – его прежней Веры.
31
Когда Николай вышел от Нины и Веры, было уже больше трех часов дня. Он заехал домой, чтобы покормить кота, который за последние недели, к удивлению Краснова, превратился в настоящего философа. Он больше не фырчал и не выражал негодования, когда Николай неожиданно возникал в прихожей. Он спокойно ждал хозяина, расположившись в кресле напротив входной двери, затем прыгал и молча шел с Николаем на кухню. Он словно понял, что должен смириться и ждать своего часа. Его смирение словно было частью дела, над которым работал Николай.
Просмотрев почту, скопившуюся в электронном ящике, пробежавшись по ленте новостей, в которых, как обычно, кто-то кого-то в чем-то обвинял, проклинал, объявлял санкции, присоединялся к санкциям, приватизировал, манетизировал, объявлял приоритетным или неприоритетным…, Николай выключил компьютер, переоделся и, бросив что-то нежное и подбадривающее коту, склонившемуся над миской в кухне, быстро покинул свое холостятское жилище. Он хотел как
