Совок 13 - Вадим Агарев
Лукулл из обкома досадливо поморщился, но вырываться и перечить мне не стал. Вернув колющий прибор на тарелку, он вытер салфеткой губы. И, не теряя прежней солидности, закрутил своей крупной головой, кого-то выискивая по сторонам.
— Вон он! — указал Александр Петрович на стоявшего неподалёку полноватого мужика предпенсионного возраста в немнущемся зелёном костюме из заграничного кримплена, — Анучин. Олег Юрьевич Анучин! Заведующий областным Управлением народного образования!
— Пошли, представишь меня ему! — поставив недопитое вино на стол, потянул я Завьялова к областному смотрителю образовательных и дошкольных заведений. — Отрекомендуешь мою персону в самой превосходной форме и на сегодня ты от меня свободен!
— Вот еще! — вырвал свой рукав из моих пальцев ответственный партийный работник обкома, — Слишком много будет ему чести! Сам подойдёт! — и снова утёрся накрахмаленной до хруста салфеткой.
— Олег Юрьевич! Товарищ Анучин! — вроде бы и доброжелательно, но при этом очень властно возвысил он голос, слегка перекрывая шмелиный гул окормляющихся и звяканье вилок о тарелки, — Будь добр, подойди-ка к нам, пожалуйста!
Товарищ Анучин долго себя ждать не заставил. В ответ он приветливо заулыбался Завьялову и затряс головой, показывая, что партийный призыв им не только услышан, но и понят. Потом что-то коротко бросив своим соседям по столику, не теряя ни секунды, двинулся в нашу сторону.
— Здравствуй, Олег Юрьевич! — поощряющее, будто бы не руку, а что-то хрупкое и ценное, сунул наробразовцу свою холёную ладошку Завьялов. — Вот, знакомься! — обозначил меня широким жестом он Анучину, — Сегодняшний, можно сказать, именинник! Сергей Егорович Корнеев! Кавалер ордена Красной Звезды, как ты понимаешь! Товарищ Корнеев у нас большой специалист по расследованию резонансных и особо тяжких преступлений, чтоб ты знал! Любить его тебе не обязательно, но жаловать очень даже рекомендую!
Я видел, что облоновец Анучин готов и на любовь, и на что угодно. Но, что он не совсем понимает, зачем его подозвал Завьялов. Однако, как опытный чиновник со стажем, он улыбался открыто и сердечно. И всячески старался показать, насколько он уважает партийную власть и всех прилагающихся к ней расследователей резонансных преступлений. Как и полагается, он горячо и искренне поздравил меня с высокой государственной наградой и вычурно рассыпался в пожеланиях мне всяческих благ.
— Помощь ваша нужна! Совета у вас хочу попросить! — в попытке сэкономить время, по-плебейски прервал я фантанирующего выспренными дифирамбами Анучина, — Александр Петрович, вы не против, если мы с Олегом Юрьевичем вас покинем? — уважительно обратился я к обкомовцу и не дожидаясь от того ответа, подтолкнул нового собеседника в сторону своего столика.
— Слушаю вас, Сергей Егорович! — неуверенно оглядываясь по сторонам, заговорил начавший что-то подозревать главный образовательный начальник области. — Всем, чем смогу! — выразил он готовность сотрудничества с внутренними органами. — Но только я не совсем понимаю… — неуверенно улыбнулся он и снова зачем-то суетливо оглянулся.
— Видите ли, в чем дело, товарищ Анучин, — решил я попрактиковаться в игре в гляделки, которой так виртуозно владеет Григорий Трофимович Севостьянов, — Александр Петрович ведь совсем не зря упомянул, что дела, которые мне поручают расследовать, чаще всего приводят к очень суровым приговорам! Половина из них, как правило заканчиваются для приговорённых исполнением высшей меры! — глядя в мельтешащие в режиме цветомузыки глаза Анучина, сам я старался не моргать.
— А поскольку следователь я ответственный, то к своей работе я отношусь в высшей мере добросовестно! — говорил я без колебаний в интонациях и негромко, — Вот вам, например, я уверен, тоже ведь не хотелось бы вместо восьми лет получить пятнадцать? Или я ошибаюсь?
Я еще договаривал последние слова, а нужные мне впечатления уже начали захлёстывать вполне зримо меркнущее сознание моего пассивного собеседника. Всё-таки напрасно устроители фуршета решили обойтись сегодня без стульев. Я уже начал примериваться, как бы половчее подхватить заведующего Облоно, если он начнёт заваливаться на пол от переполняющего его организм раскаяния. Интересно, где и в чем он так отчаянно нагрешил, если его лицо, еще полминуты назад светившееся сытым и здоровым румянцем честного человека, вдруг стало белее скатерти. Как у взведённого на эшафот висельника.
— Я не знаю… наверное, не ошибаетесь… Вы же следователь! — грузно навалившись кримпленовой грудью на так удачно оказавшийся высоким стол, промычал главный по образованию, — Но за что мне пятнадцать лет, Сергей Егорович⁈ — он жалобно и со всхлипом втянул в себя воздух, — То есть, восемь? За что?!! — жалобно пискнул он, не замечая, как его глаза наполнились панической влагой.
— Вы правы, гражданин Анучин, пятнадцать, это перебор! — согласился я с образовательным начальником, — И даже восемь тоже многовато будет. Хотя… С другой стороны…
Я погрузился в долгую паузу, изображая мыслительный процесс, полный раздумий и сомнений.
— Вы же высшее должностное лицо в школьном образовании этой области, гражданин Анучин! — пожалел я совслужащего и не стал тянуть дальше, — И все уголовные преступления, как и прочие безобразия, творящиеся в системе образования, которой вы руководите, они же и на вашей ответственности? Или я чего-то не понимаю, и преступную халатность уже исключили из Уголовного кодекса РСФСР?
Смотреть на Олега Юрьевича было неприятно. К бледности теперь добавились трясущиеся губы. А глаза ничего человеческого больше не выражали. Они больше напоминали коровьи в последние минуты перед забоем, когда та уже видит желоб с кровью своих предшественниц.
— Скажите честно, Олег Юрьевич, вам известно о преступлениях, которые уже давно и систематически совершаются в отношении несовершеннолетних девочек в одной из подведомственных вам школ? — решив, что предварительных ласк достаточно, перешел я к сути. — Впрочем, вовсе не факт, что только в одной. В любом случае, следственным органам про одну школу, в которой процветают развратные действия в отношении несовершеннолетних, известно совершенно точно!
— Этого не может быть! — фальцетом, переходящим в шепот, решился возразить мне Анучин, — Товарищ Корнеев, Сергей Егорович, я вас уверяю, этого не может быть! Здесь какая-то ошибка! — трясущимися и живущими своей отдельной жизнью губами, пролепетал заведующий Як-40 и младшим Карапетяном.
— Никакой ошибки! — твёрдым голосом оборвал я стенания школьного начальства, — Родители школьников уже обратились в прокуратуру и в контролирующие партийные органы с соответствующим коллективным заявлением!
— И-и-и-и… — пронзительно, раненным зайчиком заверещал Олег Юрьевич, обхватив лицо ладонями.
В очередной раз подивившись тонкому душевному устройству советского чиновничества, я осторожно огляделся. Народ, обильно вкусивший от щедрот халявной выпивки и разбившись на группы, был занят узкоклановыми беседами, и поглощением дефицитной закуси. Быть может, поэтому душевных терзаний заведующего
