Совок 13 - Вадим Агарев
Не ошибусь, если скажу, что почтенная публика, сидящая в зале, происходящему радовалась гораздо больше меня. Я специально пригляделся, но какой-либо фальши или неискренней наигранности не заметил. Нет, Северо-Корейского неистовства не было, однако, хлопали лучшие люди области дружно и ровно тогда, когда следовало это делать.
И всё это было еще вполне терпимо и чего-то странного не предвещало.
Но после того, как мной в ответ было сказано всё, что в таких случаях говорится принимающей стороной, дед Григорий начал мочить корки. Такие, которые на мой неискушенный взгляд, совсем неуместны для циничного гэбиста, дослужившегося до генерал-полковника и дожившего до лет преклонных.
Он не ограничился обычным в таких случаях рукопожатием и опять-таки облапил мою, уже помятую, но теперь орденоносную фигуру, своими стальными ручищами. Потом подумав, что, наверное, этого будет недостаточно, дед и вовсе пошел вразнос. Решившись на кощунственную и полную цинизма пародию, этот беспредельный старик, подобно нашему дорогому и любимому Леониду Ильичу, трижды меня расцеловал. Но, слава богу, не в губы, как это практиковал Генеральный секретарь. Расстроившись, я уже подумал, что Григорий Трофимович пойдёт до конца и прямо на сцене прослезится перед областным партактивом. Но всё обошлось и этого, к счастью, не случилось. Видимо, какие-то ходы дед приберёг и оставил на будущее. Значит, этот орден у меня не крайний, успел я подумать, когда меня под локоток подхватил политотдельский подпол и деликатно начал подталкивать в сторону выхода.
— Дальше я сам! — попытался я освободить руку и пользуясь торжественной неразберихой, сквозануть на выход, — Провожать не нужно! — чувствуя, что подполковник меня не отпускает, снова попытался я вырваться.
— Сергей Егорович, мероприятие еще не закончилось! — огорошил меня старший инструктор Политотдела, — Вам необходимо задержаться на фуршет!
Я вспомнил о цыганах, о запланированных на сегодня следственных действиях и о том, что сегодня пятница. И мне захотелось выразиться непечатным словом. Но оглядевшись вокруг, я был вынужден смирить свою антицыганскую гордыню. Перестав вырываться из загребущих лап, я смиренно пошел за старшим инструктором.
Далее опять всё происходило по давно знакомому и стандартному сценарию. В соседнем зале, куда были допущены только избранные, народу было в пять раз меньше, чем на торжественной части. Немногим более ста человек.
Как таковых традиционно накрытых столов не было. Были отдельные высокие столики без стульев. С накрахмаленными скатертями и уже уставленные деликатесами. И провиант был самый разнообразный и изысканный.
Подполковник меня подвёл к единственному длинному столу, за которым неспешно выпивали и закусывали товарищи из президиума. Этих, которые равнее среди прочих равных, обслуживали сразу несколько официантов. Севостьянов, Данков и Первый секретарь обкома стояли вместе и о чем-то тихо переговаривались.
Когда я подошел, меня они встретили радушно. И сразу же последовал тост от главного партийца области в мою честь. Пока хозяин области вещал, я успел выплеснуть из своей стопки водку на пол и наполнить её нарзаном. Поймав при этом одобрительный взгляд деда. Потом благодарно чокнулся с тостующим меня чиновником и лихо намахнул стопарь.
— Работы много! — на всякий случай пояснил я своё нетипичное для награждённого офицера поведение, — Очень много! — повторил я, прикидывая, как будет ловчее свалить с этого праздника.
— Я через пять минут уйду. И Первый ваш тоже уйдёт, — наклонившись ко мне, сообщил Севостьянов, — Потом и ты уходи! Не задерживайся тут надолго и в разговоры ни с кем не вступай, очень тебе рекомендую! — дед, как никогда был серьёзен и его глаза уже не искрились тем весельем, как тогда, на сцене.
— Понял вас, Григорий Трофимович! — оценив серьёзность его настроения, кивнул я, — Спасибо вам за всё! — впервые за всё время нашего знакомства, я первым протянул ему руку, — Честно говоря, не ожидал, что вы в меня так вложитесь!
— Ты давай повнимательней! — не стал уклоняться дед от рукопожатия, — И еще раз подумай насчет переезда! Помни, что насчет твоего перевода в Москву я не шутил!
Я заверил, что подумаю и удалился в сторону соседних стоек, где пировало начальство чуть ниже рангом. В том числе и Александр Петрович Завьялов. Уж коль убиваю я время на этот фуршет, так хоть попробую извлечь из него какую-то практическую пользу.
Мне подумалось, что сейчас мне представился очень удачный случай, чтобы процесс наказания лизиных педагогов, если и не завершить окончательно, то хотя бы сделать его необратимым. Было у меня стойкое понимание того, что пускать на самотёк заслуженное воздаяние директору школы в стрёмном пиджаке и лучшему учителю года с погремухой «Як-40», было бы неправильным. Пожалуй, прямо сейчас по делам их, им и воздадим!
Глава 22
— Александр Петрович! — подойдя сзади, подёргал я за полу пиджака товарища Завьялова, в гордом одиночестве, но азартно налегающего на что-то рыбнокопченое, — Сделай милость, удели мне минут пять?
На лице обернувшегося обкомовца ничего, кроме досады я не разглядел.
— Ну чего вам еще нужно, молодой человек? — с сожалением вернув на тарелку вилку с надкусанным ломтём белорыбицы и продолжая жевать, спросил он, — Честное слово, Корнеев, вы бы уж лучше хорошего вина выпили и закусили, как следует! — указал он глазами на бутылки с болгарскими и молдавскими винами. И на тарелки с разнообразными, и соблазнительно пахнущими нарезками мясных, и рыбных деликатесов. — Уверяю вас, в магазинах вы ничего из этого не найдёте, так что пользуйтесь предоставленным случаем!
Сам он этого случая не упускал и пользовался им на полную катушку. Губы его лоснились копченым жиром, а глаза были подёрнуты пьяной сытостью обожравшегося на кулацкой свадьбе деревенского юродивого.
— Не хлебом единым! — возразил я, но белого и сухого «Ркацители» себе всё же налил.
— Вот и правильно, Корнеев! — обкомовец подхватил пузатый бокал с коньяком и звонко тюкнул им по моему фужеру, — Вот и правильно! — и словно сивуху, по-пролетарски дёргая кадыком, в один присест его употребил.
Как я заметил, этот товарищ заталкивал и вливал в себя только самые дефицитные и только самые дорогие продукты, и напитки. И делал он это на совесть, с явным запасом на будущее. Как верблюд перед длительным и безводным переходом через мёртвую от зноя пустыню. Мне даже стало немного жалко Александра Петровича. Далеко не каждый желудочно-кишечный тракт сможет выдержать такую нагрузку. Но я справился с этой слабостью и быстро отогнал прочь глупое и неуместное в данном случае поветрие гуманизма.
— Консультация умного человека нужна, товарищ Завьялов! — настойчиво придержал я его руку
