Бекки Мастерман - Прятки со смертью
Моррисон отстраняет Коулмен от дела, когда она в обход его приглашает к участию в расследовании меня и Вайса.
Разочарованная реакцией Моррисона, Лаура как будто отступает, но дает мне тщательный анализ, присовокупив к нему профайл Зигмунда и видеозапись допроса. Кто знал, что она продолжает свое расследование, не имея на это санкций? Коулмен и я говорили об этом только в ее машине по пути к Линчам и обратно.
И в баре. Дважды. Я покопалась в памяти, вспоминая каждого, кто находился в пивнушке во время тех встреч. Копы, Шери, Эмери, еще какие-то посетители, которых я не знала. Кто были те люди? Кто мог слышать наш разговор?
Мысленным взором я еще раз прошлась по помещению заведения: пыльная бутылка текилы на верхней полке, роза рядом с кассовым аппаратом, банка маринованных свиных ножек. Люди за столиками, парень в конце барной стойки. Никто не сидел настолько близко, чтобы слышать наш разговор. Правда, я пару раз повышала голос и на нас оглядывались. Что я тогда говорила?
Все еще находясь на сайте «NamUs», я кликнула на полицейских донесениях. Приятно удивилась, сколько полезной для меня информации здесь выложено — не правоохранительными органами, ведь девушка пропала задолго до появления базы данных, — а самой Шери, которая научилась многому благодаря своим занятиям уголовным судопроизводством. Их родители жили на ранчо близ Дуранго, штат Колорадо. Кимберли училась в Аризонском университете на антрополога. Ее поиск начали спустя три дня. Каждый опрошенный по делу внесен в базу данных, включая всех ее профессоров, однокурсников, соседку по комнате в общежитии, которая последней видела Ким живой, и ее бойфренда. Шери ввела имена всех. Я прокрутила список, читая краткие обзоры их показаний, не узнавая никого, пока не дошла очередь до ее бойфренда.
В списке бойфренд значился под именем Имре Батори.
Он должен был знать Шери, поскольку встречался с ее сестрой. И он искренне выражал сочувствие. И наверняка поддержал всю семью, а обольщение Шери послужило страховкой. Рассказала ли ему девушка о «NamUs» и как она выложила всю информацию на сайт? Это был обдуманный риск — не продавать бар и не уезжать из города. То есть поступить так, как поступил бы абсолютно невиновный человек. Он не мог сменить имя, не возбуждая ни у кого вопросов. Он его лишь чуть изменил. И только благодаря тому, что я знала, как произносится венгерский тост «egészségedre», я поняла, что имя Имре — венгерская вариация Эмери.
Вот так и собираешь крохотные отрывочки информации, ведь никогда не знаешь, насколько они могут оказаться полезны. И как я могла знать наверняка, что Эмери — это главная связующая нить?
В ту ночь, когда я наклюкалась в «Кантине Эмери», что-то необычное привиделось мне в банке с маринованными свиными ножками, но я решила, что это опять игры моего дурацкого воображения. Банка, покрытая пылью, потому что никто никогда не заказывал свиные ножки. Она могла стоять на полке годами.
Зря я не поверила, что предметы в банке не были свиными ножками. Потому что иногда воображение — не воображение вовсе.
Глава 48
Снова кружа по боковым улочкам и глядя в оба, как бы не наткнуться по пути на полицейских, я заехала на парковку, примыкающую к бару. Чтобы меня не засекли в машине, я взяла револьвер и бутылку воды и устроилась в тенечке на скамейке в конце стрип-молла, притворяясь, что размышляю над новомодной идеей создавать проспекты торговых точек, сама же присматривала за входом в питейное заведение.
Посетители приходили и уходили. В основном полицейские. Эмери ничего не сделает Коулмен, пока вокруг копы. Впрочем, у меня тоже руки связаны. Жаль, нельзя рассчитывать на их помощь, ведь уже наверняка выдан ордер на мой арест, и вряд ли мне кто-нибудь поможет обыскать бар. Поэтому я выжидала.
Спустя какое-то время небольшая парковка перед кафешкой опустела, и я поняла, что посетителей не осталось: наступал ранний вечер — послеобеденная пора, а в Тусоне это около пяти вечера. У входа стояла одна машина. Не та, на которой подъехали Эмери и Шери, когда я приходила забирать свой автомобиль. Это был неприметный черный «субару». Не исключено, что из проката. Машина на ходу.
Я поднялась со скамьи и подошла к ней. Ударила разок по багажнику, сильно. Ответного стука не было. Если Коулмен там, она мертва. Игра окончена. Я сказала себе: ее там нет.
Обошла «субару» и встала спиной к зданию. Поток машин мирно тек в увядающем свете летнего вечера. Каждый ехал по своим делам, и никто понятия не имел, что происходило здесь.
Не бросаясь с головой в неизвестность, я обошла по периметру здание. Двигалась быстро, чтобы войти до того, как явится очередной посетитель — полицейский, который помешает моему поиску, или гражданский, который тоже может стать препятствием, хотя и не большим. Все окна в здании располагались высоко от земли — не заглянешь. Единственная дверь в задней стене вела, вероятно, в кухню. Я осторожно повернула ручку — заперто. По ту сторону патио стояла подсобка, принадлежащая, по-видимому, бару, — тоже запертая. Я тихонько постучала и в ее дверь, но не услышала ни стона, ни ответного стука изнутри.
Уже начиная торопиться, я обошла здание с другой стороны, и мне не осталось ничего иного, как войти через входную дверь. Я держала свой 1911-й наготове, когда свободной рукой толкнула толстую деревянную дверь бара. Слава богу, Эмери не успел запереть ее. Чувствуя за спиной надежную опору дверного косяка, я вглядывалась в глубину зала, освещенного только лампочками над баром. Дверь за собой заперла и выключила неоновую вывеску «Открыто».
Если сотрудник полиции достаточно опытен, бывал свидетелем многих сцен насилия, место преступления он нюхом чует. Это не только медный запах крови, о котором пишут в литературе, или более очевидный дух разлагающейся плоти. Существуют ароматические тонкости, своеобразные «премудрости». Большинство расследующих убийство могут подтвердить мои слова: место преступления обладает своим различимым душком, тягуче-устойчивым, едва уловимым ароматом, чем-то вроде смеси запаха мочи после спаржи и оливкового масла — запаха человека, знающего, что он вот-вот должен умереть. Говорят, так пахнет ужас.
Никто входящий в переполненное, шумное помещение, будь он даже полицейским, не заметит этого. Я заметила, потому что сейчас была там одна, в тусклом свете и при полном отсутствии отвлекающих звуков. За характерным ароматом Эмери — трубочного табака шерри-бурбон, — за извечным запахом жареного лука и тысяч тел завсегдатаев я чуяла еще и дух застарелой крови. И внутренностей. И еще чуть попахивало бензином. Не сказать, что характерные для бара запахи.
Запах мог идти из трех мест-источников: из-за барной стойки, из кухни у дальней стены или из офисной конторки позади справа. Я на секунду присела осмотреть пол под столиками, но ничего не обнаружила. Поднялась и прижалась спиной к стене. Только я хотела сделать движение к своей первой цели за баром, как услышала со стороны офиса шаги. Вышел Эмери и, увидев меня стоящей в тени с направленным на него пистолетом, неподдельно испугался.
— Привет, Эмери, — сказала я.
Буквально мгновение спустя он отошел от легкого шока и изобразил абсолютную невозмутимость, и это еще больше укрепило мою уверенность. Вид оружия, должно быть, подсказал ему, что мне все известно. Он кивнул, явно собираясь с этим справиться.
— Добрый день, — ответил Эмери.
Свет над барной стойкой так падал на его лицо, что я увидела: у него не хватает одного переднего зуба.
Молча я подвинулась немного ближе, чуть запнувшись от волнения и усталости последних дней. Это мой мозг посылал телу инструкции подзарядить мышцы, ни черта не понимая, в какой я сейчас форме.
Когда Эмери заметил мою неловкость, его глаза отразили свет над барной стойкой. Он оценивающе разглядывал меня, размышляя, представляю ли я для него реальную опасность. У меня тоже были на этот счет сомнения.
— За стойку не заходить, — велела я. — Оставайся там. Руки держать на виду.
Он успокаивающе поднял ладонь и отошел на расстояние вытянутой руки от дальнего конца барной стойки так, что остался стоять неприкрытым, на полпути между баром и дверью в свой офис.
— Коулмен жива?
Я хотела не спускать с него глаз, но на секунду перевела взгляд на банку с маринованными свиными ножками.
К сожалению, он это заметил.
— Она здесь, — произнес Эмери и с последним словом резко пригнулся и нырнул влево, в открытую дверь офиса.
— Черт, — пробормотала я, потеряв преимущество, но револьвер у меня еще оставался.
Из помещения офиса не доносилось ни звука, но, насколько я помнила из результатов своего быстрого поиска, выхода оттуда тоже не было. Нужно пошевеливаться и надеяться, что ружье свое он оставил за стойкой бара. Помня, что тонкая стенная панель между нами вовсе не укрытие, я пригнулась как можно ниже и бесшумно переместилась к двери в офис.
