Ирина Мельникова - Лик Сатаны
Юля подняла пистолет, сняла его с предохранителя и кивнула Саше на входную дверь в дом:
— Пошли!
Саша хотела сказать, что идея плохая и лучше бы вернуться на улицу и там дождаться полицию, но отчаянную Быстрову, похоже, не так-то просто было испугать. Она уверенно сжимала пистолет, и хотя слегка побледнела, но глаза ее смотрели воинственно. Саше стало стыдно за свои страхи. Чем она хуже Быстровой? Поэтому она прихватила стоявший на буфете старый, еще угольный утюг и заметно приободрилась.
Их путь был коротким. В кухне, рядом с откинутой крышкой подпола, сидела сгорбленная фигура в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном, черпала ведром на веревке черную вонючую воду и выливала тут же на пол. Вода, не задерживаясь, стекала обратно, оставляя на мокрых домотканых половиках зеленоватую слизь, песок, жирные ошметки грязи и мокрые листы бумаги с расплывшимися чернильными буквами.
Юля и Саша застыли на пороге, не решаясь пройти дальше. А человек, судя по всему мужчина, словно ничего не видел и не слышал вокруг и продолжал раз за разом забрасывать ведро в смердевший гнилью зев подполья. Ведро, звякнув, глухо ударялось о воду, веревка натягивалась, и незнакомец, перебирая ее, снова и снова с фанатичным усердием вытягивал его наружу. Юля скорчила брезгливую гримасу и, стараясь не наступать в грязные лужи, подошла к незнакомцу. Наставив на него пистолет, она вкрадчиво произнесла:
— Так-с, кто у нас здесь?
Мужчина поднял голову, откинул с головы капюшон и повернул к ним давно знакомое Саше лицо, испещренное глубокими морщинами. Его губы тряслись, а из глаз, в которых не было скорби, а лишь ярость и разочарование, вдруг хлынули слезы. Срывающимся голосом старик простонал:
— Все пропало! Все!
Глава 32
Никита, злой, в разодранных на коленях джинсах, явился минут через пять и присвистнул, оценив разгром на кухне. А затем с интересом посмотрел на старика, который продолжал сидеть на полу в грязной луже и с тупым упорством не сводил взгляда от черного лаза в подполье. Юля и Саша устроились рядом на табуретках. Саша, придерживая на коленях нелепый ржавый утюг, с мрачным видом подсчитывала в уме причиненный ущерб — выбитое окно, затоптанные шторы на полу, загубленные половики, а Юля направила в голову старика пистолет, и ее взгляд не сулил гостю ничего хорошего. И старик это, похоже, понимал, потому что старался не смотреть в сторону девушек и лишь иногда, морщась от боли, потирал правую ногу.
— Ну, что там? — спросила Юля.
— Сбежал, зараза! — с досадой сказал Никита. — Здоровый мужик, явно не пенсионер! Ломанулся в кусты и ушел через соседний участок!
— Кто это был?
— Полагаю, тот самый доблестный слесарь Шитов, любитель пошарить по чужим квартирам! А здесь что за явление? Не узнаю брата Колю!
Никита ухмыльнулся, а старик ответил ему страдальческим вздохом и что-то пробурчал под нос.
— Это Эдуард Маркович Ордынцев, — тихо сказала Саша. — Дедушкин приятель и бывший адвокат!
Ей было горько и стыдно за старика, который когда-то часто бывал у деда в гостях, мастерил ей свистульки из сорного американского клена, а теперь вот забрался, как ворог, в чужой дом в поисках неведомо чего.
— Ишь ты! — удивился Никита и вкрадчиво поинтересовался: — И чего вам здесь надобно, Эдуард Маркович? Хотя что особо гадать? Наверняка не золотишко искали? А что ж тогда, если не секрет?
— Не твоего ума дела, сопляк! — огрызнулся старик, но вяло, через силу и снова потер ногу.
— Никита, не трогай его! — сказала Юля. — С минуты на минуту приедет полиция, они во всем разберутся! Тут ведь на несколько статей тянет! Проникновение в дом со взломом, а Сашка засвидетельствует, что Шитов скрылся с фамильными жемчугами. И сядет наш дорогой Эдуард Маркович на пяток лет, что в его возрасте чревато очень тяжелыми последствиями!
Ордынцев хрипло рассмеялся:
— Не на того напала, голуба моя! Пятьдесят лет адвокатского стажа — это вам не комар чихнул! Давай зови своих ментов! Не из таких передряг сухим выходил! И теперь еще пободаюсь!
Он хохотнул, презрительно сплюнул на пол и снова уставился на черную лужу под ногами. Если у кого и получалось изображать полную невозмутимость, то только у него. Юля раздраженно фыркнула, а Саша с тоской подумала, что старый ловкач опять обведет всех вокруг пальца и даже полицию оставит с носом. А тайна так и останется тайной.
Никита, видимо, подумал о чем-то подобном, потому что взял табурет, придвинул его ближе к старику и вкрадчиво произнес:
— Позвольте, Эдуард Маркович, пока нет полиции, я вам чудненькую историю расскажу.
— Рассказывай, коли охота! — усмехнулся старик и посмотрел на Сашу. — Ты бы, Александра, врача вызвала, что ли? Ногу вон подвернул! Болит, спасу нет!
— Вызовем, не сомневайтесь, — пообещал Никита. — И даже отпустим вас до приезда полиции, если договоримся! А пока послушайте! Дело, как я понял, своими корнями уходит в старину, не столь далекую, но все-таки… Жили-были несколько молодых людей, с вполне пролетарскими корнями. Правда, советскую власть они не особо любили хотя бы за то, что она уравняла всех граждан в правах, и очень ей не нравилось, когда кто-то пытался въехать в рай на чужом горбу. А жить красиво хотелось, да, Эдуард Маркович? Особенно тем, кто считал себя умнее всех и талантливее! И как-то молодые люди попали в поле зрения майора КГБ Литвяка, который волею случая тоже любил пожить на широкую ногу. И майор, который по долгу службы должен был охранять народ от поползновений капиталистов, сколотил нечто вроде банды. Нет, до примитивного грабежа вы не опускались. Там шла более тонкая игра, этакий шантаж на почве политических убеждений. Молодые люди втиралась в доверие к инакомыслящим, выведывали, чем можно поживиться обычно у их родителей — людей по тем меркам состоятельных, и доносили об этом Литвяку. А тот либо возбуждал дело, если клиент оказывался строптивым, либо отпускал восвояси, получив определенную мзду. Чаще всего старинными вещами: картинами, иконами, драгоценностями…
Ордынцев покачал головой и усмехнулся синими губами:
— Складно поешь! Давай бреши дальше, а я послушаю!
— По большому счету нам до ваших афер нет никакого дела, — отмахнулся Никита. — Об этом никто и не узнал бы, но в последнее время что-то пошло не так. Эдуард Маркович, кто входил в шайку, кроме вас? Федор Ковалевский, Александр Соколов, Виталий Пайсов, Николай Коробков… Еще кто-то? Но неважно! Главное, что внезапно ваши подельники стали умирать не своей смертью: вначале Ковалевский, затем Коробков. Пайсов успел спрятаться в доме престарелых… Кто следующий на очереди? Спившийся Соколов? Вы? Насколько мне известно, из дому вы не выходили лет этак пять и вдруг сподобились приехать на дачу! Тайно проникли в дом! В вашем возрасте это сродни подвигу! Что вас заставило сюда притащиться? Скажите, чего вы испугались? Кстати, откуда взялся Шитов? Кто он такой на самом деле?
Ордынцев обвел всех троих цепким, совсем не старческим взглядом, помолчал, затем с трудом поднялся, придвинул табурет и сел на него, вытянув больную ногу.
— Борька — мой пасынок! Когда-то служил в Чечне, — сказал он и перевел дыхание. — Нам уже не под силу, а он за деньги все что угодно сделает. Не, он хороший парень, жизнь только не задалась. Сын у него больной, деньги нужны на лечение, ну вот и выполнял иногда наши поручения. А что касается Коробкова, он не из наших был. Его Литвяк при себе держал, могу только догадываться почему.
— И почему? — в один голос спросили Юля и Никита.
А Саша промолчала. Она уже знала, что откровения старика ничего хорошего не сулят.
— Так он же бывший бандеровец! — сказал Ордынцев спокойно, словно о чем-то само собою разумеющемся. — Да вы и без меня, наверно, знаете, что это за твари. В телевизоре только об Украине и твердят. Одним словом, был Колька карателем — подлым и безжалостным. Скорее всего Коробков его ненастоящая фамилия. Может, сам Литвяк ему паспорт и даже воинские документы и выправил. Я всегда поражался такому кощунству. Убивал наших солдат в спину, а теперь ветеранскую пенсию получает, награды чужие на грудь цепляет, за Сталина в грудь себя кулаком бьет. Поэтому, когда он сгорел, я только перекрестился. Сколько он душ невинных загубил, живьем в домах пожег, вот и покарал его господь лютой смертью!
— А вы откуда про Коробкова знаете? Неужто сам рассказал? — спросил Никита.
Судя по его лицу, он был неподдельно озадачен.
— Кроме Литвяка, в курсе похождений Коробкова был только твой дед, Александра. — Ордынцев смерил ее взглядом исподлобья. — Хорошая ты девка выросла и потому крепись! Сами напросились, а мне теперь таиться не с руки.
— Рассказывайте! — тихо сказала Саша. — Вытерплю как-нибудь. Не привыкать!
