Голова на серебряном блюде - Содзи Симада
ИОАНН (кричит вдалеке): Где та, что, увидев мужей, на стене изображенных, лики халдеев[31], означенных красками, предалась похоти глаз своих и отправила послов в Халдею?
Где та, что отдалась военачальнику ассирийцев? Пусть встанет она с ложа бесстыдства своего, с ложа кровосмешения! Хотя она и не раскается никогда и будет пребывать в своей скверне, пусть придет, ибо Господь уже держит бич в руках Своих.
Иродиада резко встает со стула.
ИРОДИАДА: Я больше не могу это выносить!
ИРОД (бормочет, тихо усмехаясь): Она не понимает. Но таковы уж женщины по природе.
ИРОДИАДА: Значит, ты не будешь отрубать ему голову?
ИРОД (качая головой): Нет. Я царь. Царь не должен вызывать ненависть у подданных. Я не хочу, чтобы меня возненавидели в Риме, но точно так же не хочу навлекать на себя гнев Спасителя.
ИРОДИАДА: Ты поддался трусости. Неужели ты будешь позволять ему говорить все, что он хочет? Цезарь раздавил бы такого червя в два счета!
ИРОД: Тогда почему бы тебе не отдаться Риму? Ты все еще молода. Свое тело ты сможешь задорого продать.
ИРОДИАДА: По крайней мере, можно лишить его голоса. Отрежь ему язык и положи этому конец. Тогда он не сможет вводить народ в заблуждение.
ИРОД: Этому тоже не бывать. Голос этого человека и есть все его существо. Забрать у него голос – все равно что убить его. Если Спаситель и впрямь существует, то не станет молча смотреть на такое.
ИРОДИАДА: Ты слаб. Неужели ты все еще правитель?
ИРОД: Так называемый правитель с так называемой властью… Но кто это там? Кто такой глубокой ночью плавает в море?
ИРОДИАДА: Саломея.
ИРОДИАДА поднимается и бросает кусок белого шелка на темную воду. САЛОМЕЯ закутывает свое обнаженное тело в ткань и поднимается на террасу.
ИРОД: Что с тобой, Саломея? Плаваешь одна в такую позднюю ночь… Объяснись с царем.
САЛОМЕЯ: Это море наполнено женскими слезами.
ИРОД: Слезами?
САЛОМЕЯ: Да, слезами влюбленных женщин. Я искупалась в них.
ИРОД: Хочешь сказать, в нем можно скрыть свои слезы?
САЛОМЕЯ (вытирает волосы): Окунуться в него один раз – все равно что тысячу раз поплакать.
ИРОД: Неужели такая девушка, как ты, станет плакать от несчастной любви?
САЛОМЕЯ: Верно, батюшка. Я безответно влюблена. Сколько бы я ни тосковала по этому человеку, он отстранен и даже не замечает меня.
ИРОД: Не говори глупостей! Нет на свете такой вещи, которую ты не смогла бы получить.
САЛОМЕЯ (глядит на луну): До чего же странная луна сегодня ночью! Смотрит на меня, словно богиня, из муслиновых облаков…
ИРОДИАДА: И правда, сегодня она светит ярче обычного… Она настолько яркая, что мне страшно. Словно она видит нас насквозь.
САЛОМЕЯ: Луна холодна, словно прозрачный ручей в темной пещере. Холодна и целомудренна, как человек, не касавшийся кожи ближнего. Наверное, она девственница.
ИРОД: Те, кто чисты, сияют. Словно ненадкушенное яблоко, словно золотая чаша, наполненная прохладным вином и увлажненная росой. Сейчас ты именно такова, Саломея. Ты сияешь. И ты можешь станцевать еще прекраснее, чем когда-то Иродиада.
ИРОДИАДА: Нет, Саломея не будет танцевать. Танцы этого дитяти приносят несчастье.
САЛОМЕЯ: Матушка права. В моих жилах течет страшная кровь. Когда в детстве я танцевала, непременно кто-то умирал. И сейчас, когда я выросла, снова прольется чья-то кровь, если я спляшу обнаженной. Матушка строго предостерегает меня.
ИРОД: Иродиада говорит это из ревности. Я хочу хоть глазком увидеть твой танец, твое прекрасное тело. Ты ведь стала взрослой. Кто знает, что будет завтра… Вы обе были лучшими танцовщицами в западных землях. Говорили, что никто не сравнится с твоей матерью, но ты с самого детства была искуснее нее. Однако с тех пор, как выросла, ты ни разу не показывала мне свой танец.
САЛОМЕЯ: Мой танец – не мое творение, но дьявола. Прости меня, прошу!
С этими словами САЛОМЕЯ убегает в пещеру позади нее.
Сцена 132: Темница
Каменная пещера. ИОАНН стоит, опершись спиной о каменную стену. САЛОМЕЯ проводит рукой по его обнаженной груди.
САЛОМЕЯ: Тебя схватили, Иоанн. Тебя, свободного как птица, заточили в этой камере. Как же странно, я вся дрожу…
ИОАНН: Пусть меня и посадили в тюрьму, ни в чьей власти я не нахожусь. Я посланник Господа и свободен по его воле. Чего бы от меня ни желали глупые властители, все напрасно.
Прислоняясь лицом к груди ИОАННА, САЛОМЕЯ долго смотрит на него исподлобья.
ИОАНН: Почему смотришь ты на меня своими янтарными глазами?
САЛОМЕЯ безмолвствует.
ИОАНН: Почему ты так смотришь на меня, приподняв свои серебряные веки? Краска на твоем лице не для меня, а для других.
САЛОМЕЯ: Ты прекрасен.
ИОАНН: Прочь, дочь Вавилона! Не приближайся к избраннику Господню! Твоя мать наполнила землю вином своих злодеяний, и крик грехов ее достиг ушей Господних.
ИОАНН отталкивает САЛОМЕЮ и встает на другое место.
САЛОМЕЯ: Почему же Господь избрал Своим посланником такого юношу, как ты? Раз он спасает народ, то ему не нужен человек, искушающий женщин.
ИОАНН: Не приближайся ко мне, дочь Содома! Закрой лучше покрывалом твое лицо, посыпь голову пеплом[32] и беги в пустыню искать Сына Человеческого.
САЛОМЕЯ: Твое тело белое, как лилия на лугу, который еще никогда не косили. Твое тело белое, как снега, что лежат на горах Иудеи и нисходят в долины. Розы в саду аравийской царицы, луна, когда она покоится на лоне моря, не так белы, как твое тело… Дай мне коснуться твоей кожи!
САЛОМЕЯ протягивает руку к ИОАННУ. Тот отстраняется.
ИОАНН: Через женщину зло пришло в мир. Не говори со мной. Я не хочу слышать тебя. Я слушаю только слова Господа Бога.
ИОАНН холодно отворачивается от САЛОМЕИ.
САЛОМЕЯ: Я в твои волосы влюблена, Иоанн. Как же они черны и блестящи… Словно черное покрывало ночной тьмы. Твои волосы похожи на гроздья черного винограда, что висят в виноградниках Эдома в стране эдомитов. Твои волосы как кедры ливанские, что дают тень львам и разбойникам, которые хотят днем скрыться. Длинные черные ночи, когда луна не показывается, когда звезды боятся, не так черны. Молчание, живущее в лесах, не так черно. Эта чернота поглотит мою душу, и посреди нее она собьется с пути. Нет ничего на свете чернее твоих волос… Дай мне коснуться твоих волос.
САЛОМЕЯ подходит к ИОАННУ боком. Тот отстраняется. Она продолжает следовать за ним, а он – отступать.
ИОАНН: Скольких мужчин ты сбила с пути, дочь Вавилона? Знай, со мной это не пройдет. Моя душа пребывает с Господом, я его посланник. И, пока жив, я обязан выполнять Его волю. Не прикасайся ко мне, содомская блудница, уйди прочь. Нельзя осквернять храм Господа Бога.
САЛОМЕЯ плачет. Слезы струятся по ее щекам, покрытым серебряной краской.
САЛОМЕЯ: Называй меня как угодно, хоть блудницей. Но что есть ты? Что есть твое тело, искушающее этих блудниц? Неужели оно принадлежит Господу? Если оно нужно лишь затем, чтобы спасать людей, то он мог дать тебе и тело, подобное переспелой груше. Он мог дать тебе лицо, похожее на усохшую дыню, пожранную насекомыми.
Каждую ночь я желаю твой алый рот. Он как алая перевязь на башне из слоновой кости[33], как гранат, разрезанный ножом. Твой рот краснее, чем ноги тех, что мнут виноград в давильнях. Твой рот как ветка коралла, которую рыбаки нашли в сумерках моря и сберегают для царей. Нет ничего на свете краснее твоего рта… Дай мне поцеловать твой рот.
САЛОМЕЯ подбегает к ИОАННУ и пытается обвить его руками. Тот грубо
