Последний гамбит - Дженнифер Линн Барнс
– У тебя нет права, – пронзительно рявкнула Мэллори Лафлин, – приходить сюда и говорить все это. Да и вообще что-либо говорить. – Она посмотрела поверх меня на миссис Лафлин: – Ты так и будешь стоять там и молчать? – Ее голос повысился на октаву. – Это твой дом!
– Думаю, будет лучше, – холодно сказала миссис Лафлин, – если вы покинете этот дом.
Я потратила год на то, чтобы наладить отношения с ней и остальным персоналом. Превратилась из постороннего и врага в того, кого приняли. Мне не хотелось потерять это, но я не могла пойти на попятную.
– Его звали Лиам, – тихо продолжила я, посмотрев на Мэллори. – Он не сказал вам, кем был на самом деле – или почему он появился здесь.
– Вам стоит уйти. – Миссис Лафлин шагнула ко мне.
– Уилл Блейк ухаживал за вашей дочерью, – сказала я, повернувшись к женщине, которая бо́льшую часть своей жизни служила управляющей поместьем Хоторнов. – Ему было двадцать. А ей всего шестнадцать. Она тайком провела его на территорию поместья – и даже в Дом Хоторнов. – Я не останавливалась. – Вероятно, это было его идеей.
Миссис Лафлин закрыла глаза, на ее лице отразилась боль.
– Перестаньте, – умоляла она. – Прошу.
– Я не знаю, что произошло, – сказала я, – но я знаю, что после этого никто больше не видел Уилла Блейка. И по какой-то причине вы и ваш муж позволили Хоторнам усыновить вашего внука и выдать его за свою плоть и кровь.
Из горла Мэллори вырвался пронзительный жалобный звук.
– Вы пытались защитить их, не так ли? – мягко спросила я миссис Лафлин. – Вашу дочь и Тоби. Вы пытались защитить их от Винсента Блейка.
– О чем она говорит? – Иви скользнула к Мэллори, затем пригнулась, наклонив голову так, что ее глаза смотрели прямо в глаза биологической бабушке Мэллори. – Ты должна сказать мне правду, – продолжила она. – Обо всем. Твой Лиам… он не ушел, верно?
В этот момент я поняла, чего она добивалась.
– Вот почему ты здесь? – поняла я. – Что предложил тебе Винсент Блейк, если ты получишь для него ответы?
– Достаточно, – резко оборвал меня Грэйсон.
– Совершено недостаточно, – возразил Джеймсон, встав рядом со мной.
– Ты знаешь, что это ожерелье значит для меня, Грэйсон, – сказала Иви, сжимая медальон в кулаке. – Ты знаешь, почему я ношу его. Ты знаешь, Грэйсон.
– Никому не доверяй, – сказала я таким же, как и она, тоном. – Это было послание старика. Его последнее послание, Грэй. Потому что, если Иви здесь, Винсент Блейк, возможно, где-то неподалеку.
Иви повернулась к Грэйсону, каждое ее движение излучало грацию и ярость.
– Кого волнует последнее послание Тобиаса Хоторна? – спросила она, ее голос дрогнул под конец вопроса. – Он не хотел меня, Грэйсон. Он выбрал Эйвери. Я никогда не была достаточно хороша для него. Ты знаешь, каково это, Грэй. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.
Я чувствовала, как он ускользает от меня, но я не могла не побороться.
– Ты подтолкнула нас спросить Скай про печать, – сказала я, пригвоздив Иви взглядом. – Ты расспрашивала всех о глубоких, темных семейных тайнах Хоторнов. Ты давила и давила, чтобы получить ответы об отце Тоби…
По щеке Иви скатилась слеза.
– Эйвери. – Я сразу узнала этот тон Грэйсона. Тон мальчика, которого воспитывали как престолонаследника. Тон человека, которому не приходилось пачкать руки, чтобы поставить противника на место.
Я снова твой враг, Грэй?
– Иви тебе ничего не сделала. – Голос Грэйсона вонзился в мою грудь как скальпель. – Даже если то, что ты говоришь о происхождении Тоби, правда, ты не можешь винить Иви за ее происхождение.
– Тогда пусть она откроет медальон, – сказала я, у меня пересохло во рту.
Иви подошла ко мне. Когда она приблизилась на расстояние трех футов, Орен пошевелился.
– Достаточно.
Не сказав ни слова ни ему, ни кому-либо еще, Иви открыла медальон. Внутри лежала фотография маленькой девочки. Иви, поняла я. Ее волосы были коротко и неровно подстрижены, щечки ввалились.
– Никто никогда не заботился о ней. Никто никогда не хранил ее фото в медальоне. – Иви встретилась со мной взглядом, и хотя она выглядела уязвимой, мне показалось, что под этой уязвимостью я увидела что-то еще. – Поэтому я ношу его как напоминание: даже если никто другой не любит тебя, ты сама сможешь себя полюбить. Даже если никто другой не ставит тебя на первое место, ты сама поставишь себя туда.
Она стояла там, признавая, что она ставит себя на первое место, но Грэйсон как будто не слышал ее слов.
– Хватит, – приказал он. – Эйвери, ты не в себе.
– Может быть, Грэй, – возразил Джеймсон, – ты не знаешь ее так хорошо, как думаешь.
– Вон! – прогремела миссис Лафлин. – Все вы, вон!
Никто из нас не шелохнулся, и глаза пожилой женщины сощурились.
– Это мой дом. Завещанием мистера Хоторна он предоставлен нам в пожизненную бесплатную аренду. – Миссис Лафлин посмотрела на свою дочь, на Иви, а затем наконец повернулась ко мне: – Вы можете уволить меня, но не сможете выгнать, и вы сейчас же покинете мой дом.
– Лотти, – тихо сказал Орен.
– Не называй меня Лотти, Джон Орен. – Миссис Лафлин пристально посмотрела на него. – Забирай свою девчонку, мальчишек – и уходи.
Глава 64
– Ты в своем уме? – взорвался Грэйсон, как только мы вышли на улицу.
– Ты слышал хоть слово из того, что я там сказала? – ответила я вопросом на вопрос, от моего сердца откалывались куски, как от треснувшего стекла. – Ты слышал, что сказала она? Она ставит на первое место себя, Грэйсон. Она ненавидит твоего деда. Не мы ее семья. А Блейки.
Грэйсон остановился по пути к джипу. Он напрягся, уделяя внимание манжетам своей белой рубашки и смахивая воображаемую пылинку с лацкана своего костюма.
– Очевидно, – сказал он почти царственным тоном, – я ошибся насчет тебя.
Я почувствовала себя так, словно он только что плеснул мне в лицо ледяной водой. Словно он меня ударил.
И потом я просто смотрела, как Грэйсон Хоторн ушел.
Парень, который считает, что знает все на свете, я вспомнила свои слова, сказанные, казалось, целую вечность назад.
Девчонка с лезвием бритвы вместо языка.
Я слышала, как Грэйсон говорил мне, что у меня выразительное лицо, говорил Джеймсону, что я одна из них, на латыни, так что я бы этого не поняла. Я чувствовала, как Грэйсон поправляет мою