Бриллианты вечны - Бретт Холлидей
— Это зависит от того, что представляет из себя эта работа. Или вернее, — Бонд надеялся, что его слова звучат не слишком театрально, — от того, сколько вы будете платить.
Горбун издал резкий звук, который, видимо, означал смех. Он быстро повернулся к шоферу.
— Рокки, достань из сумки эти шары и вскрой их. Здесь.
Он быстро взмахнул рукой и протянул ее шоферу. На ней лежал нож с плоской рукояткой. Бонд сразу узнал в нем нож для метания и должен был признать, что этот человек действовал очень ловко.
— Да, босс, — ответил шофер.
Бонд отметил рвение, с которым тот взял нож и опустился на колени на пол, чтобы открыть карман сумки для гольфа, в котором лежали шары.
Горбун отошел от Бонда и вернулся в свое кресло, сел и взял стакан молока. С отвращением взглянув на него, он двумя глотками проглотил содержимое. Потом глянул на Бонда, как бы ожидая его реакции.
— Язва? — сочувственно спросил Бонд.
— Кто вам это сказал? — сердито проговорил горбун, потом перенес свою злость на шофера. — Что ты там копаешься, Рокки? Положи эти шары на стол, чтобы я мог видеть, что ты там делаешь. В центре шаров имеются затычки. Вскрывай с этого места.
— Да, босс, — ответил шофер.
Он поднялся на ноги и положил на стол пять новых шаров. Все они были в упаковке. Он взял один шар, повертел его в руках, потом вставил нож в место склейки, повернул его и вытащил обратно. На кончике лезвия оказался кусочек величиной с полдюйма. Шофер передал его горбуну, который вытряхнул содержимое на стол, поверхность которого была обтянута кожей. Там оказались три необработанных алмаза, которые он стал катать задумчиво на столе.
Шофер продолжил свою работу до тех пор, пока Бонд не насчитал на столе восемнадцать драгоценных камней. В необработанном состоянии они не производили впечатления, но были отличного качества и могли после обработки стоить сто тысяч фунтов и более.
— О’кей, Рокки! — сказал горбун. — Восемнадцать — это порядок! Теперь убери шары. Пошли с ними мальчика в «Астор», он поселится там. Пусть их доставят в его комнату. О’кей?
— О’кей, босс.
Шофер положил шары в карман сумки, застегнул ее, перекинул через плечо и вышел из комнаты.
Бонд подошел к креслу, стоящему у стола, повернул его так, чтобы находиться лицом к лицу с горбуном, и сел. Он взял сигарету и закурил. Потом взглянул на горбуна и сказал:
— А теперь, если вы довольны результатом, позвольте получить пять тысяч, которые мне причитаются за работу.
Горбун, внимательно следивший за всеми движениями Бонда, опустил глаза на алмазы, рассыпанные по столу, и собрал их в кучку. Потом посмотрел на Бонда.
— Вам все заплатят, мистер Бонд, — голос его звучал резко и отчетливо, — и вы сможете получить больше чем пять тысяч, но метод оплаты продуман нами такой, который гарантирует не только вашу безопасность, но и нашу. Непосредственной оплаты не будет, и вы поймете, отчего так, мистер Бонд. Очень опасно для человека овладеть внезапно большими деньгами. Он болтает о них. Он швыряет их повсюду. И если полиция задержит его и спросит, откуда у него деньги, он не сможет ответить на этот вопрос.
— Да, — отетил Бонд, удивленный здравым смыслом и обоснованностью того, что сказал этот человек.
— Итак, — продолжал горбун, — я и мои друзья очень редко и в небольшимх количествах платим за услуги. Вместо этого мы создаем условия для наших людей, чтобы они сами могли вносить деньги на свой счет. Возьмите, к примеру, самого себя. Сколько у вас денег в кармане?
— Около трех фунтов и немного серебря, — ответил Бонд.
— Хорошо, — сказал Горбун. — Сегодня вы встретили своего друга, мистера Трика, — он указал на самого себя, — которым являюсь я. Совершенно респектабельный гражданин, которого вы знали еще в 1945 году, когда он занимался поставками для армии. Помните?
Бонд кивнул.
— Я одолжил вам пятьсот долларов, когда вы играли в бридж в «Савойе». Когда мы встретились сегодня, мы снова сели играть в бридж. И вы выиграли. О’кей? Таким образом, вы имеете сейчас тысячу долларов. И я, как проигравший, готов подтвердить эту вашу историю. Вот деньги.
Горбун достал из кармана бумажник и бросил через стол десять стодолларовых бумажек.
Бонд взял их и положил в карман.
— Затем, — продолжал горбун, — вы сказали мне, что хотели бы побывать на скачках, и я ответил: «Почему бы вам, не поехать на скачки в Саратого? Скачки начинаются в понедельник». И вы согласились со мной. И вот, вы едете в Саратого, имея в кармане тысячу долларов. О’кей?
— Прекрасно, — сказал Бонд.
— А там, в Саратого, вы ставите на лошадь и получаете в пять раз больше поставленной суммы. Таким образом, вы получаете пять тысяч долларов, и если кто-нибудь спросит вас, откуда эти деньги, то вы скажете, что выиграли их на скачках и без труда сможете доказать это.
— А если лошадь проиграет?
— Это невозможно.
Бонд ничего не сказал, он чувствовал себя уже в мире гангстеров, и, глядя на горбуна, не мог себе представить, воспринимает ли тот что-нибудь. Взгляд его проходил сквозь него.
— Чудесно, — сказал Бонд, надеясь купить его лестью. — Вы продумали все детали. Мне нравится работать на людей, действующих осторожно и с большой тщательностью.
В стеклянных глазах он не прочитал ни одобрения, ни поддержки.
— Мне бы хотелось некоторое время побыть вдали от Англии. Надеюсь, для вас не будет лишним дополнительный человек?
Стеклянные глаза начали медленно скользить по лицу Бонда, по его плечам оценивающим взглядом, как будто горбун рассматривал лошадь. Потом он взглянул на кучку алмазов, лежавших на столе в форме круга, и быстро изменил эту форму на квадрат.
В комнате стояла тишина. Бонд рассматривал свои ногти. Наконец горбун снова взглянул на Бонда.
— Может быть, — задумчиво проговорил он. — Может быть, для вас найдется кое-какая работа. До сих пор вы не совершили ошибки, продолжайте в том же духе и ни во что не суйте свой нос. Позвоните мне после скачек, и я дам вам ответ, а пока ни о чем не беспокойтесь и делайте то, что вам сказано. О’кей?
Бонд пожал плечами.
— Почему я должен выйти из дела? Я ищу работу. И вы можете сказать своей группу, что я буду хорошо выполнять поручения. Пока мне хорошо платят…
Впервые стеклянные глаза оживились. В них появилось выражение недовольства, и Бонд подумал, не переиграл ли он.
Голос горбуна сорвался на высокие негодующие нотки.
— Черт
