Укротить дьявола - Софи Баунт
У меня захватывает дух от этого мужчины.
И одновременно я ненавижу его за то, что он со мной делает, за то, сколько боли он мне причинил и собирается уничтожить меня вновь.
– Нет. Я сказал Виктору, чтобы он сам ей признался. Или расскажет Глеб. Не хочу лишать ее единственного друга, когда ей и так несладко. Не знаю, что между ними происходит, но вижу, что она стала более открытой, и на это явно как-то повлиял Виктор. Пусть он сам поведает правду. Если скажу я, то ей будет куда больнее… кажется, он ей нравится в очень глубоком смысле этого слова.
Я замечаю, как изменился настрой Лео по отношению к Виктору. Несколько часов назад он расчленить его хотел, а после разговора с сестрой гнев вдруг утих. Что Ева ему сказала, интересно?
– Не думаю, что Виктор позволит себе быть с ней, не рассказав о прошлом. Он не такой человек. Может, и был сволочью, но изменился.
Да и как вообще Виктор будет с убийцей? С другой стороны… это же Виктор. Он способен на любую авантюру: и завести дома дикую пантеру – в его стиле.
– Мне остается лишь надеяться. – Уголок губ Лео вздрагивает. – Прости, что вынужден прощаться вот так.
– Ты убил его, да? Фурсу, – тихо бормочу. – Я слышала твой разговор с Глебом в ту ночь, слышала, как ты говорил, что не рассчитал силы. – Лео открывает рот и качает головой, наконец-то поворачиваясь в мою сторону, но я отсекаю его мысль: – Нет! Не смей лгать. Я не идиотка.
– Хорошо, да. Я думаю, что… он не выжил. Я убил сотрудника следствия, Эми. Того самого, кто ведет мое дело. Ты ведь понимаешь, в каком я сейчас дерьме, да?
Чтобы пересилить ужас, который едким туманом врывается в мой разум вместе со словами «я убил», приходится чуть ли не до крови прикусить щеку изнутри.
– Не понимаю. Глеб ведь поехал к нему в тот вечер, так? Он должен был увидеть труп.
– Только вот он его не увидел.
– Тогда почему ты думаешь, что Илларион мертв?
– Потому что у него не было пульса, Эми! Кто-то утащил труп. Значит, я на крючке.
– А вдруг нет? – Я чувствую слезы на глазах. – Вдруг ты ошибаешься? Вдруг он жив? Ты не можешь просто взять и сбежать! Снова…
– Даже если ошибаюсь, – он вытирает большим пальцем слезы с моей щеки, – расследование на днях завершится. Все против меня. И ты уже давно поняла, что это единственный шанс уйти из «Затмения». – Малахитовые глаза Лео скользят по моим губам, будто мужчина хочет податься вперед, но запрещает себе, поэтому лишь хмурится и глубоким голосом добавляет: – По-другому они меня не отпустят.
Его взгляд кажется стеклянным, когда он намеревается попрощаться со мной в последний раз, и я хочу выпрыгнуть из машины, только бы не слышать этого, ведь с уходом Лео в моем сердце провалится фундамент в том самом месте, которое я ретиво восстанавливала после исчезновения Лео, там снова образуется черная пропасть.
Я так и не смогла отказаться от Лео.
Он вернулся.
И опять бросает меня.
Так будет всегда.
Говорят, что иногда нужно просто сдаться, принять неизбежное, и сейчас я ловлю себя на мысли, что пришло время и мне перестать сажать семена на мертвой земле.
– Знаешь, – я открываю дверь и выбираюсь из «Лексуса», – самое ужасное в нашей истории, что я всегда любила тебя намного больше, чем ты меня. Еще до потери памяти. Хотя… кого я обманываю? С чего я вообще решила, что ты меня любил? Я была готова отдать ради тебя все. А ты просто бросил меня. Исчез. Сбежал. И делаешь это снова. Беги. Проваливай, куда хочешь. Надеюсь, там ты будешь счастлив. Прощай, Лео.
Я резко закрываю дверь. Раздавшийся хлопок кажется мне собственным падением с высоты и ударом о землю… о реальность, где мы никогда не могли быть счастливы.
– Эми, – надрывным голосом зовет Лео, но я несусь по дороге, лишь бы его больше не слышать.
Никогда.
* * *
– Ты плачешь? – спрашивает Виктор, касаясь теплыми шершавыми пальцами моего лица. – Что эта сволочь тебе наговорила?
– Не важно. – Голос дрожит, но я изо всех сил стараюсь отвечать спокойно. – Мы идем в дом?
– Уверена? Ты выглядишь как сдутый шарик.
Янтарные глаза Шестирко будто погружаются в мои, желая, чтобы я поделилась тем, что спрятано глубоко в душе.
Я сцепляю пальцы, чтобы они не дрожали.
– Сам ты шарик. Уверена. Мне нужно отвлечься. И я хочу увидеть, что происходит. Пожалуйста.
Виктор вздыхает и кивает на белый кирпичный забор, у которого стоят машины правоохранительных органов.
Я молча бреду за другом. Каждый шаг отзывается болью, желанием упасть на колени и лить слезы, словно Лео не уехать решил, а умер и одно из надгробий за домом жертвы принадлежит ему. Однако его имя выбито не на куске холодного камня. Оно вырезано в моем сердце. Я знаю, что каждый раз, когда я буду вспоминать Лео, это клеймо будет обжигать и ныть.
Два оперуполномоченных на входе окидывают меня подозрительным взглядом. Как только мы попадаем в дом, приходится зажать нос. Запах отвратительный. Я не так часто сталкиваюсь с трупами – слава богу – и думала, что источать зловоние они начинают намного позже. Мы поднимаемся по лестнице. Свет в коридоре почему-то не горит, и по пути я сильно бьюсь мизинцем об угол. Это помогает немного прийти в себя.
Затем мы проходим в спальню.
Мужчина в крови лежит посередине комнаты. У него выколоты глаза. Чуть ниже ребер торчит рукоять ножа. Волевое лицо и одежда в крови.
Да что там… вся комната в крови!
– Ты молодец. – Виктор хлопает меня по плечу. – Само хладнокровие. Будто каждый день трупы видишь.
Я едва заметно киваю.
Для страха во мне не осталось места, я сама готова вонзить нож себе под ребра, лишь быть избавиться от чувств. Хотя из-за того, что я вижу, к горлу подступает тошнота. Дыхание перехватывает. Я никак не реагирую, но понимаю, что от шока не способна пошевелить ни рукой, ни ногой, как при сонном параличе.
– Кто бы говорил, – пробую отвлечься, отвечая Виктору. – Я хотя бы не улыбаюсь.
– Профессиональная деформация, – пожимает плечами он, надевает перчатки и роется в документах на полке шкафа, беззаботно посвистывая.
Убитый мужчина одет в серый костюм и лежит на бежевом паркете, из-за чего кровь особенно бросается в глаза. Вся комната кажется бледной и мертвой. Начало кладбища на заднем дворе закрепляет дух смерти, пропитавший это место, он давит на меня, хочет проглотить.
Я решаю сосредоточиться на жертве.
Сев на корточки, рассматриваю тело. Стараюсь не смотреть на лицо, потому что вид выколотых глаз – выше моих сил.
Нож под ребрами точно принадлежит самой жертве. По пути я успела заметить набор таких же ножей на кухонном гарнитуре.
– Его руки, – указывает Виктор, опускаясь рядом. – Все в крови.
Он так резко оказывается в двадцати сантиметрах от меня, что я едва не теряю равновесие и не шлепаюсь прямо на труп.
– Не надо падать к нему в объятия, солнышко, поверь, он не в твоем вкусе. Слишком… вялый.
– Очень смешно. – Я фыркаю. – И, естественно, его руки в крови. Когда тебе выкололи глаза, ты определенно будешь хвататься за лицо.
– Да, но такое чувство… не важно. Смотри, – Виктор кивает на зеркало, – цифры. В прошлый раз они тоже были.
Я подхожу к зеркалу и, кроме цифр, вижу на нем слово «ясйакоп». Цифры раскиданы, как на шахматной доске. Пять. Двадцать девять. Четыре. Семнадцать. Девятнадцать. Тридцать четыре. Четыре. Двенадцать.
Какая-то бессмыслица.
– Я могу предположить, зачем он пишет «Покайся», хоть и зеркально, но что за математика?
– Пока не знаю.
