Фаворит - Дик Фрэнсис
Джо показывал эту бумагу многим, и никто, включая, видимо, и его самого, не мог понять значение того, что на ней написано. Однако он был убит, прежде чем смог показать ее мне. Следовательно, для меня эти слова значили бы многое. И может быть, только для меня.
Я следил за тем, как поднявшийся ветер волнами ходит по траве на скаковом кругу, и слышал голоса букмекеров, выкрикивающих ставки следующего заезда.
Вопрос, на который мне следовало ответить, был прост. Буду ли я продолжать расследование? Мне не хотелось, чтобы меня убили. А идея, возникшая у меня возле тела Джо, сулила не больше безопасности, чем шашка динамита, брошенная в костер.
Лошади, участвующие в третьем заезде, легким галопом направились к старту. Я лениво наблюдал за ними. Заезд окончился, лошади вернулись в паддок, а я все еще стоял в центре круга, пытаясь перескочить через мысленное препятствие, возникшее у меня в голове.
Наконец я ушел обратно в паддок. Жокеи уже были на парадном кругу, готовясь к четвертому заезду. Когда я дошел до весовой, один из служащих взял меня за локоть и сказал, что полиция ищет меня по всему ипподрому. От меня, по его словам, хотели получить показания, и мне следовало идти в контору.
Мистер Ролло с кислой физиономией уселся на подоконник. Его седой секретарь все еще сидел за столом, приоткрыв рот, словно так и не мог свыкнуться с сюрреализмом происходящего.
Полицейский инспектор, назвавшийся Вейкфилдом, устроился за столом мистера Ролло. Ему помогали два констебля, один из которых вооружился тетрадью для стенографирования и карандашом. Доктор с ипподрома сидел в кресле у стены, рядом с ним стоял человек, которого я не знал.
Вейкфилд был недоволен мной, я проявил безответственность, исчезнув более чем на полчаса в такой важный момент. Крупный, полный мужчина, он занял собой всю комнату. От него так и веяло властью. Это был настоящий полицейский, способный внушить злодеям страх божий. Его недоброжелательный взгляд говорил о том, что в данный момент я должен быть причислен к категории злодеев.
– Если вы готовы, мистер Йорк, – начал он саркастически, – мы выслушаем ваши показания.
Я окинул взглядом набитую людьми контору и сказал:
– Я предпочитаю дать показания вам одному.
Инспектор принялся было возмущаться, но в конце концов все уладилось. Остались он и констебль с тетрадью, с присутствием которого я примирился. Я рассказал Вейкфилду все, что знал, – всю правду, и ничего, кроме правды.
Потом я вернулся в весовую и объявил всем, что я нашел Джо живым. Да, он говорил со мной перед смертью. Что он сказал? Два-три слова, и я бы предпочел не обсуждать их, если слушатели не возражают. Я добавил, что не упомянул о них полиции, но что, если это окажется важным, расскажу непременно. Я старался придать своему лицу смущенное и задумчивое выражение, надеясь, что выгляжу так, будто у меня в руках ключ и я на пути к двери, за которой скрыта тайна.
Я повел Кэт выпить чаю, и Пит, увидевший нас, не замедлил присоединиться. Им я рассказал ту же историю. Мне было совестно врать, но иначе все узнали бы, что Джо Нантвич умер, не сказав ни слова.
Незадолго до шестого заезда я уехал. Уже в воротах, обернувшись, я увидел, как Вейкфилд и Клиффорд Тюдор пожимают друг другу руки у дверей конторы ипподрома. Тюдор, который был с Джо незадолго до его смерти, должно быть, «помогал полиции в расследовании». Судя по всему, к обоюдному удовольствию.
Я прошел через всю стоянку к «лотосу», отъехал и повернул на запад. На прямых и пустынных дорогах Даунса[2] я дал полный газ, и моя машина помчалась со скоростью свыше ста миль. «Пусть теперь попробуют угнаться за мной какие-то „Маркони“, – подумал я с удовлетворением. Желая окончательно убедиться, что меня не преследуют, я резко притормозил на вершине холма, откуда просматривалась вся округа, и долго изучал дорогу позади себя. Она была пустынна.
Проехав тридцать миль, я остановился в невзрачном придорожном отеле и заказал комнату на ночь. Я настоял, чтобы мой «лотос» поставили в гараж, который запирается. Я был далеко от Брайтона и как будто вне зоны влияния «Такси Маркони», но не хотел рисковать. Я предпочитал укрыться от чужих глаз. Одно дело – сунуть нос куда не просят, и совсем другое – самому положить голову на плаху.
После скучного обеда я прошел в свою комнату и написал письмо отцу. Трудное письмо. Я рассказал ему о смерти Джо и сообщил, что пытаюсь выманить мистера Тивериджа из его укрытия. «Ничего подобного ты не сделаешь», – вспомнились мне слова отца, и теперь я просил его извинить мое непослушание. «В конце концов, – писал я, – это не страшнее охоты на крокодила».
Я окончил письмо, запечатал его и лег спать, но долго не мог заснуть.
Утром по дороге на ипподром я заехал на почтамт и отправил письмо авиапочтой. Я разменял на пенсы четыре шиллинга и завернул их в бумагу – получился тугой и тяжелый столбик. Я взял из чемодана носок, опустил в него эту металлическую колбаску и перетянул носок узлом. В качестве эксперимента я ударил этой штукой по ладони – достаточно, чтобы лишить человека сознания. Положил ее в карман брюк.
На ипподроме я спросил дежурного констебля в паддоке, где найти инспектора Вейкфилда. Констебль ответил, что инспектор в полицейском участке и на скачки сегодня не собирался, но был здесь утром. Я поблагодарил и пошел в весовую, где стал громко расспрашивать окружающих, не видел ли кто-нибудь инспектора Вейкфилда, с которым мне хотелось бы перекинуться парой слов насчет того, что сказал Джо перед смертью.
Я сознавал опасность, которой себя подвергал. Я чувствовал, как напряглись нервы. Пульс, который немного учащался, когда я подъезжал легким галопом к старту, теперь стучал в висках, я слышал, как колотится мое сердце. Каждый звук казался громче, каждое случайное замечание – многозначительнее, а свет – бешено ярким. Я не был испуган, сказывалось напряжение.
Меня заботило теперь только одно: не подставить под удар спину. «Вероятнее всего, – думал я, – меня постараются увлечь куда-нибудь подальше от людских глаз, как проделали это с Джо. Ипподром – слишком людное место для убийства».
Скорее всего, мне следовало ожидать удара
