Анатолий Галкин - Ставка на удачу
Полковник понял, что самое интересное где-то в конце дневника. Он нашел дату 26 октября 1917 года. С этого момента начиналось очень многое…
Он хотел читать, но передумал.
Юрий Смолкин был педант. Он никогда не заглядывал в конец детективного романа, чтоб узнать, кто у кого украл кораллы.
Тетрадка была не очень толстая, а почерк этнографа был изумительный. Единственно, что мешало, так это масса твердых знаков в конце слов и неуместные буквы «ять»…
Зиновий Полонский на самом деле писал живо и с легким юмором. В феврале молодой профессор сожалел об уходе Николая Второго. Понятно, что царизм всех достал, что всем надоело вранье и коррупция, но новые лидеры могли быть еще хуже.
В апреле этнограф еще надеялся, что смута скоро пройдет, и все снова станут жить в мире и согласии. Но для страховки Зиновий Иванович начал предпринимать меры предосторожности.
Ему было всего тридцать три года, но молодой ученый был старшим в семье и сам принимал решения.
До лета Зиновий Полонский продал всё, что можно было продать – каменный особняк в районе Выборга, коллекции картин, серебра и фарфора. Он снял все деньги с банковских счетов и начал знакомиться с ювелирами.
До начала осени он на все свободные средства скупил четыре десятка крупных камней. Половина из них бриллианты, а остальное это рубины и сапфиры.
Когда полковник Смолкин читал это, он почувствовал, что пульс участился, а в голове появился сумбур и ажиотаж.
Все люди уважают деньги. А многие их даже очень любят. Особенно, когда речь идет о крупных суммах.
Но, судя по всему, профессор Полонский имел на руках драгоценности на несколько миллионов долларов. В дневнике шла речь о камушках больших размеров – от вишневой косточки до крупных семян фасоли.
Можно было удивляться интуиции Зиновия Полонского. После мятежа генерала Лавра Корнилова он перебрался в небольшую квартиру на Гороховой улице.
А в середине октября профессор начал готовиться к выезду в Англию. За неделю до штурма Зимнего дворца он собрал один чемодан и два ящика с частью коллекции ритуальных масок.
В последний момент Полонский повел себя вопреки этическим нормам и морали ученого. Зиновий совершил акт вандализма! Он стамеской снял слой краски на верхней кромке ритуальной маски индейцев племени Сквамиш из канадского острова Ванкувер.
Из записей видно, что профессор плакал, когда делал это! Он же тогда не знал всей судьбы России. Он не думал, что вскоре всё пойдет кувырком и суровые ребята с топорами и винтовками начнут разбирать на кирпичи дворянские усадьбы, рвать картины, жечь библиотеки и рушить церкви.
В тот момент Полонский не думал о мировых проблемах. Он коловоротом сверлил дырки в маске и одновременно копался в своей душе. Кто он? Элита российской культуры или дикий варвар с раскосыми и жадными очами?
Но к 25 октября 1917 года дело было сделано!
Когда совсем рядом гражданин Ульянов, покинув конспиративную квартиру, пробирался в Смольный дворец, в кабинете на Гороховой улице этнограф Полонский запихивал в просверленные дырки свои алмазы-изумруды.
Потом все было залито воском, приглажено и покрашено в тот же цвет, как и было.
Полонский собирался отплыть в Лондон в середине ноября, но оказалось, что для вывоза личной коллекции масок нужно заключение Наркомпроса.
Пришлось идти к Луначарскому. Наивный Зиновий Иванович полагал, что два русских интеллигента сразу поймут друг друга.
И Анатолий Иванович действительно понял причину отъезда, но не только не одобрил, а сильно возмутился. Нарком демонстративно порвал билеты Полонского на Британский пароход «Нельсон», который стоял у причала Канонерского острова.
– Нам надо, дорогой Зиновий Иванович, строить новую Россию, а не бежать от нее. Я предлагаю вам возглавить отдел при Русском музее. На его базе мы создадим Музей этнографии.
И Полонский остался в России, пережив гражданскую войну, НЭП, репрессии, блокаду, смерть вождя, волюнтаризм и застой.
Все это время коллекция масок лежала в двух ящиках в углу кабинета на Гороховой.
И где-то на дне нижнего ящика хранилась доска с орлиным носом, вырезанная умельцами из индейского племени Сквамиш.
* * *Еще на первой встрече с частным детективом Бурлаковым все решили, что преступник вполне может быть на похоронах режиссера Бориса Станкевича.
Непонятно почему, но во многих детективах описана ситуация, когда убийцу просто тянет на место преступления и на кладбище, где жертву отправят в последний путь.
А если это так, то надо скрытно сфотографировать всех, кто будет рядом с гробом, установить их и проверять по всем параметрам. С учетом популярности режиссера – это адская работа! Там наверняка будут люди из Мэрии, из Министерства культуры и от всяких театральных обществ.
Правда, есть еще поминки. Они будут проводиться в театре, но и туда вполне можно проникнуть, придумав нормальную легенду.
До этого траурного мероприятия Петр Бурлаков на своей черной «Шкоде» заехал в УМВД Центрального района. Здесь в доме номер три на Мытнинской улице еще совсем недавно успешно работал капитан Бурлаков.
Так получилось, что он ушел на вольные хлеба без пенсии и выходного пособия. Но теперь большинство сотрудников завидовали ему. Он получил свободу и сравнительно хорошие деньги.
Петр знал, что многие полицейские сыщики собираются уходить. Поэтому они будут ему помогать, наплевав на утечку информации.
Андрей с Татьяной сидели в «Шкоде» пока Бурлаков бегал по своей бывшей конторе и встречался с бывшими сослуживцами.
Это были очень полезные контакты. Он узнал многое, хотя и не все.
Главное то, что Петр случайно встретился с Гришей Луковым, со старшим лейтенантом из УМВД на Васильевском острове. С тем парнем, который вел дело о краже маски из Кунсткамеры.
Они виделись вчера, но тогда никакой информации еще не было. А сейчас Григорий по секрету сообщил, что среди пальчиков, обнаруженных в каморке, где вор пережидал ночь, обнаружены знакомые узоры.
Три отпечатка точно принадлежали Ване Сидорову по кличке «Коротышка». Этот урка уже сидел за кражу из областного музея. И он явно причастен к краже. Он не мог засветиться в Кунсткамере случайно.
Всё бы хорошо, но только этот рецидивист после первой отсидки не появлялся в Питере. И вообще Сидоров давно не попадал в поле зрения.
Вторая новость еще интересней! Час назад полковник Юрий Смолкин намекнул, что убийство режиссера из театра «Пальмира» наверняка связано с кражей индейской маски с орлиным носом.
Полковник не раскрыл детали, но все поняли, как надо искать убийцу. Он там, куда ушла ритуальная маска племени Сквамиш.
Петр Бурлаков спешил! Он помнил, что в машине его ждут журналисты Струговы. А потом предстоит поездка в район Пулково на Южное кладбище. Затем театральные поминки с наигранными слезами и с выражением почтения к ушедшему таланту и гению сцены!
Частный детектив спешил, но он успел получить адрес следователя, который семь лет назад вел первое дело Ивана Сидорова.
Подполковник латышской национальности Янис Лацис недавно ушел на пенсию, но его адрес Петя достал. И если реально искать этого «Коротышку», то надо начинать с военного пенсионера, пока тот не уехал в свою родную Прибалтику.
Они свободно успевали на кладбище. И поэтому Бурлаков устроил в своей «Шкоде» пятиминутку. Выложив всю информацию, он высказал мнение, что это слишком жирно, если они втроем отправятся на кладбище и на поминки.
Гораздо правильней, с оперативной точки зрения, разделиться. Бурлаков привезет журналистов к Южному кладбищу, а потом он на своей «Шкоде» поедет искать Лациса.
Андрей с Татьяной сразу согласились с этим планом.
После полученной в УМВД информации у всех появился интерес, кураж и азарт погони.
* * *Реквизиторы хорошо поработали в «Пальмире».
На фоне черного занавеса отлично смотрелись яркие цветы под портретом Бориса Германовича Станкевича.
Зрительный зал превратился в банкетный. Кресел было много, но удалось достать столы на сто двадцать человек.
В смысле продуктов и выпивки помогли спонсоры.
Поминки начались в торжественной тишине. Сначала зачитали соболезнование от Мэра Питера. Потом говорили другие чиновники от искусства. И каждый выступавший заканчивал свой спич традиционными фразами. Это были слова про «Вечную память», про «Пусть земля будет пухом» и про «Мир его праху».
Понятно, что после каждого такого призыва все выпивали, давя кладбищенский стресс и страх собственной смерти. Поэтому к выступлению нового начальника «Пальмиры» в зале слегка гудели, переговариваясь с соседями.
