Андрей Троицкий - Прыжок в темноту
«Я сдохну от температуры где-нибудь на дороге, – сказал Решкин, в эту минуту ему казалось, что все так и случится. – И вы закопаете меня на обочине, как беспородного пса». "Обещаю, что твое тело будет доставлено в Краснодар, и ты обретешь вечный покой не на обочине. Как все люди. Близкие люди получат возможность с тобой попрощаться и, как говорится, проводить в последний путь, – ответил Колчин, который всегда умел ободрить упавшего духом человека. «Заранее благодарен», – Решкин, понимая, что ничего не добьется, только вздохнул.
«Ты переволновался, – сказал Колчин. – Как модно говорить, пережил сильный стресс, попал в крутую переделку. Отсюда твой жар, отсюда желание все бросить и смотаться отсюда, куда глаза глядят. К утру станет легче». Мамаев, сидевший рядом с Колчиным, молчал и сопел в две дырочки. Решкин покрутил головой. Огоньки поселка оказались позади, впереди беспросветная ночь и ухабистая дорога. Неожиданно асфальт кончился. Колчин, проехав пару километров, повернул обратно, они мотались по степи еще битых два часа, но так и не нашли дорогу. «Хрен с ней, с дорогой, – сказал Колчин. – Утром найдем. Сейчас всем спать».
***Решкин снова попил воды из фляжки. Колчин с Мамаевым, закончив копаться в моторе, заняли передние сидения. «Жигули», чихнув, тронулись с места.
– Как себя чувствуешь? – оглянулся назад Колчин.
– Еще не живой, но уже не мертвый, – отозвался Решкин. – Температуры, кажется, нет.
– Я же говорил, что жар спадет.
– За два последних дня я так и не сообразил, куда же мы едем.
– Мы больше стояли, чем ехали, – ответил Колчин. – Сейчас мы направляемся в гости к человеку, который на грузовике увозил из хутора Воловика женщину и мужчину. По описанию – это Сальников с женой. А наш знакомый, – Колчин мрачно покосился на Мамаева, – наврал, будто Максима увезли с хутора неделей раньше.
И на дорогу вышел человек в голубой милицейской рубашке с короткими рукавами и фуражке с кокардой, показал рукой на обочину, давая знак остановиться. Колчин тормознул. Из тени старого тополя в лицо ударили фары дальнего света. Под деревом стоял «уазик» с мигалкой на крыше, синей полосой на кузове и надписью «милиция». Колчин распахнул дверцу, вылез из машины. Решкин прислушался.
– Документов нет, но я все могу объяснить, – говорил Колчин. – Послушайте, надо связаться…
А дальше неразборчиво. Мамаев обернулся назад и сказал:
– Все, парень, приплыли.
Через минуту пассажиров вытряхнули из салона. Колчин стоял у машины, раздвинув ноги и уперевшись ладонями в капот «Жигулей».
– Всем встать, как он, – скомандовал капитан.
Плотный мужик лет пятидесяти с круглым обрюзгшим лицом и узкими глазками, он, сжимая в руке пистолет, размахивал оружием, как дирижер палочкой. Второй милиционер, кажется, прапорщик, тоже узкоглазый и смуглый, вышел из-за дерева, встав чуть поодаль, направил на задержанных ствол автомата. Дождавшись, когда требование будет выполнено, капитан сноровисто обыскал пассажиров «жигуля», бросая дорогу найденные предметы. Пистолет Колчина, две запасных обоймы и моток проволоки уже лежали в пыли. В кармане Решкина нашли мятую пачку папирос и зажигалку. Мамаев оказался совсем пустой. Капитан, отступив в сторону, наступил носком ботинка на пистолет.
– Твой? – шагнув вперед, ткнул Колчина кулаком в бок. – Твой, спрашиваю?
Колчин не ответил.
– У нас тут своих уличных отбросов хватает, – сказал капитан. – Хоть неводом лови эту шваль. Но вы, сразу видно, дичь покрупнее.
– Мы не дичь, – пытался возразить Решкин, но схлопотал кулаком под ребра и с трудом устоял на ногах.
– Держи этих парней на мушке, – повысив голос, приказал капитан прапорщику. – Дернутся – стреляй по ногам. Если кто побежит, мочи его на хрен.
Вытащив ключи из замка зажигания, открыл крышку багажника и присвистнул:
– Мать твою… Да у них тут самозарядный карабин и снаряженные обоймы к нему. Давно к нам такие гуси не залетали. На кого охотимся?
Общее молчание. Милиционер-водитель, похожий на школьника, выбрался из «уазика», он не хотел пропустить самого интересного. Решкин почувствовал, как руки закрутили за спину, на запястьях защелкнулись стальные браслеты, и подумал, что все в жизни от Бога. Он болен. В таком состоянии лучше из тюремной камеры смотреть на небо в клетку, чем продолжать это мучительное путешествие.
Через четверть часа милицейский «уазик», остановился на окраине поселка, во внутреннем дворике местного отделения милиции. Сюда уже подогнали «Жигули», на которых путешествовали вооруженные люди. Камера предварительного заключения оказалась просторной комнатой с земляным полом и окошком, но таким крошечным, что сквозь него на волю едва ли выберется кошка. На полу вдоль стен валялись четыре тюфяка, набитых соломой. Земляной пол и тюфяки провоняли человеческими экскрементами, а стены камеры, в незапамятные времена побеленные известью, теперь оказались испещренными похабными надписями и рисунками.
С путешественников сняли браслеты, затолкав их в камеру, закрыли дверь с глазком и подавателем для пищи, обшитую листами жести. Колчин встал у окна, долго рассматривал безрадостную картину: голую, выжженную солнцем степь. Ни деревца, ни кустика, ни человека. Мамаев сел у стены и, задрав штанину, начал вдохновенно чесать грязную ногу. Решкин, давно забывший о брезгливости, растянулся на тюфяке и принялся изучать настенную роспись.
– Помни о тех, кто тебя трахает и кормит, – прочитал он вслух. – Хорошо сказано.
Колчин засмеялся.
– Ничего смешного. Мы можем заживо сгнить в этой помойке, – продолжил Решкин. – И о нас никто не вспомнит. Кроме мух и крыс. Обидно, блин.
– Еще менты вспомнят, – Колчин сел на пол, привалился к стене. – И совсем скоро. Не успеешь соскучиться.
Он не закончил фразу, как лязгнул засов, дверь открылась, Решкина выдернули на первый допрос. Через полчаса он с подбитым глазом и кровоточащей губой снова оказался в камере. Лег на тот же тюфяк, отвернулся к стене.
– Ну, чего там? – Колчин присел на корточки рядом с Решкиным.
– Ничего. Мне задали три-четыре вопроса, а потом навешали… Этот мордастый капитан не поверил ни единому слову. Я так понял, что до конца этой недели мы будем припухать тут, а потом нас куда-то переведут. То ли в область, то ли в районный центр. Если бы все наши документы не сгорели во время пожара…
– Сколько народу в этом клоповнике?
– Капитан, водитель «уазика» и еще прапор. Ну, тот самый с автоматом, который был на дороге. Он меня вел до кабинета и обратно.
– Это хорошо. Такими силам менты тут пьяного шоферюгу не удержат.
– А почему вы спрашиваете? – Решкин беспокойно заворочался и сел, стыдливо прикрыв подбитый глаз ладонью. – Вы что задумали?
– Нам некогда тут засиживаться. Надо найти водителя грузовика. Если он еще жив, то обязательно покажет место, куда перевезли заложников. А времени – с гулькин клюв. Каждая минута на счету.
– Только попробуйте что-нибудь выкинуть, – взвился Решкин. – Только попробуйте… Менты – представители власти. С ними надо договориться по-хорошему. Хватит насилия. Предупреждаю по-хорошему, я постучу в дверь и сообщу милиционерам, что вы задумали бежать отсюда. Здесь наверняка найдется подвал без окон и дверей, где вы немного охладитесь.
– Ничего плохого я в голове не держал, – удивился Колчин. – Попробую объяснить капитану, что мы не заезжие убийцы. Вот и все.
– Смотрите у меня, – Решкин погрозил пальцем. – Ваша вольница кончилась там, за порогом этой камеры.
– Как скажешь, – усмехнулся Колчин. – Кстати, нас тут трое. Ты свое мнение высказал. Я против того, чтобы задерживаться тут лишнюю минуту. А у нашего друга Мамаева с ментами давние трения. Если выяснят личность, откуда он такой взялся и сколько трупов на его совести, Мамаев остаток дней проведет в крытой тюрьме для особо опасных рецидивистов. Правильно я говорю?
В ответ Мамаев лишь вздохнул и продолжил сосредоточено скоблить ногу.
– Вот видишь, – подвел итог Колчин. – Два наших голоса против одного.
– Хватит дрючить мне мозги, – взвился Решкин. – Если вы что-то задумали, бежать или еще что… Я подниму тут такой кипеш, что на вас опять наденут браслеты и засунут в гнилой подвал. Подальше от меня.
***Дверь камеры приоткрылась, прапорщик, не переступая порога и не спуская с плеча автоматного ремня, прислушался к разговору и, не поняв его смысла, показал пальцем на Колчина.
– Как там тебя… На выход. Руки за спину.
В коридоре помимо прапорщика оказался белобрысый милиционер-водитель. Он сжимал в руке табельный пистолет. Колчина поставили лицом к стене, снова прошмонали рваные штаны, залезли в карманы, под рубашку, даже заставили раскрыть рот и сказать «а-а-а». Нет ли под языком или за щекой половинки бритвенного лезвия.
– Руки за голову. Шагай вперед, – приказал прапорщик, ткнув дулом в поясницу. – Ну, скот, шевели поршнями.
