Смерть в прямом эфире - Кирстен Уайт
Ее охватывает холод. Она оглядывается, задерживая дыхание. И, несмотря на темноту в доме, видит фигуру на верхней ступени лестницы, ведущей в подвал. Фигуру в плаще.
Нет, это просто Айзек, укутанный в одеяло. Вэл знает его. Убеждает себя, что знает даже рисунок на пледе.
«Любой, кто приложил усилия, чтобы обнаружить ваше местонахождение, – не друг тебе», – вспоминаются слова Глории.
Однако в доме сейчас собрались друзья. Единственные друзья Вэл. Только они ее и искали.
Хозяйка фермы иногда бывала не менее мнительной, чем отец: вечно высказывала странные теории насчет правительства, наблюдения за всеми и могущественных сект, заключивших сделку со злыми силами. Папа нашел в ней родственную душу и заразил собственной паранойей.
И всё же…
Никто из друзей не желает рассказывать о том, что случилось с Китти, хотя были там.
Айзек по-прежнему стоит молча, почти невидимый в темноте. Он меняет позу, приглашающе приподнимая одеяло, давая возможность Вэл скользнуть на место возле него. Только там ей удавалось почувствовать себя по-настоящему в безопасности, по-настоящему любимой.
И она не в состоянии отказаться от этого ощущения. Может, он сумеет всё объяснить?
Вэл делает шаг по направлению к густой тьме, к гудящим ступеням, где ждет Айзек.
Однако оглядывается на повторный оклик Маркуса, чувствуя легкое раздражение.
– Что там у вас случилось?
А когда поворачивается снова, то на лестнице уже никого нет. Айзек же стоял там. Прямо в том месте. Или нет? Может, просто почудилось, и это была просто тень или игра бликов на стене от огня. Либо он уже поднялся наверх и ждет, пока Вэл последует за ним. Либо спустился в подвал.
– Эй! – Маркус кладет руку ей на плечо.
– В чем дело?
Вэл резко оборачивается, но пытается говорить спокойно, сдерживая страх. Что бы произошло, если бы она приняла приглашение и шагнула во мрак? Кто или что ждало ее на лестнице? И находится ли оно там сейчас, едва-едва вне зоны видимости?
– Ты нам нужна, – с явной приязнью говорит Маркус, в глазах которого отражаются блики пламени. Он повышает голос, чтобы слышали все: – Мы спорим, какую игру с выпивкой выбрать. Ты должна меня поддержать, а то остальные мне говорят гадости.
– Неправда! – кричит Дженни снаружи. – И не пытайся использовать Вэл. Она больше нами не руководит!
– Разве я когда-то кем-то руководила?
Маркус улыбается, словно услышал самый глупый в мире вопрос. Именно такое поведение и пытается игнорировать Вэл: все ведут себя так, будто знают ее, вот только она не знает их. Может, чувствует внутреннее родство и хотела бы возобновить связи, но при попытке выяснить какие-то конкретные подробности друзья просто отмахиваются.
Если спросить Айзека про звонки и сообщения Глории, он наверняка тоже даст уклончивый ответ, чтобы успокоить, не говоря при этом всей правды. Вдруг они действительно собираются подставить Вэл, как и предупреждал Хави? Не исключено, что убийца Китти – кто-то из их круга. В конце концов, они были единственными свидетелями несчастного случая, как утверждал сам адвокат. Что, если они просто договорились рассказывать историю, которая отличается от той, что он поведал Вэл?
Она жестом отсылает Маркуса.
– Я ужасно устала. Пожалуй, пойду спать.
– У-у, – разочарованно тянет Хави с порога, и стоящая рядом Дженни кивает.
– Можно поискать что-нибудь еще для сожжения, – предлагает Маркус.
Они окружают собеседницу, перегораживая путь наружу, в буквальном смысле создавая между ней и выходом стену дружбы.
– Хотя бы часть мебели нужно оставить, – медленно отступая к лестнице, улыбается Вэл. – Увидимся утром.
Искушение посмотреть в направлении подвала и проверить, ждет ли там Айзек, очень велико. Но страх сильнее.
Вместо этого она взбегает по ступенькам, перескакивая по две разом, будто скорость способна защитить от неизвестности. Но когда оказывается в безопасности – хотя бы относительной – своей спальни, то еще больше жалеет об отсутствии межкомнатной двери, которая позволила бы отгородиться от остального дома. Заслониться от холода, от гудения, от зловещего подвала. Приходится довольствоваться ванной. Вэл запирается там и размышляет, одновременно стараясь не думать о недавних откровениях. Она бы отдала почти что угодно, лишь бы стереть из памяти телефонный звонок. Лишь бы очиститься от сомнений и страха, которыми заразила Глория. Разве отец не делал того же самого, ограничивая дочь рамками паранойи? Может, именно потому Айзек и не отвечал на сообщения и вызовы – знал, что Вэл хотела вырваться из тисков беспочвенных подозрений, которые тянулись за ней?
Но раньше он всегда давал ей выбор. Так почему не поступил так же в этот раз?
Звуки веселья доносятся еще долго: смех и иногда перекрикивания затем сменяются шумом бытовых хлопот: льющейся воды в ваннах ниже и поскрипыванием половиц, пока, наконец, не воцаряется тишина. Удостовериться, что все действительно улеглись спать, невозможно, но хотя бы никто не бродит по дому. Да и ни у кого нет повода подниматься на верхний этаж.
Вэл покидает свое убежище. Единственный источник света – мерцание черного экрана телевизора. Как может что-то настолько темное испускать сияние? Она забирает кассету, подумав, стягивает с кровати покрывало и набрасывает на странное устройство, сразу же почувствовав себя лучше. Потом тихо прокрадывается к лестнице и, помедлив несколько мгновений, выходит на площадку, затаив дыхание.
Единственная польза от вездесущего фонового гудения – оно заглушает любые скрипы ступенек. Вэл быстро поднимается на шестой этаж, остро ощущая собственную уязвимость и нервозность из-за близости подвала. Наверху темно, не считая мерцания от телевизора.
Осталось включить проигрыватель, уменьшить звук и сунуть кассету в приемник.
Экран немедленно оживает, показывая застывшую сцену, и Вэл понимает, что видит…
Себя.
* * *
Красивая девочка с густыми темными волосами и выразительно изогнутыми бровями смотрит прямо в камеру.
Юный Айзек – долговязый, в очках, увеличивающих глаза, – стоит ближе всех к Валентине и смеется над чем-то, что сказала Дженни. Чуть поодаль танцуют точки света, складываясь в фигуру малышки. Сделав пируэт, она обретает четкость, и становится видна одежда: бледно-розовое гимнастическое трико, белые колготки и балетная пачка, похожая на окружающее талию облачко.
– Китти, – говорит Валентина, переводя взгляд на сестру и чуть расслабляясь. – Ты практиковалась?
Малышка совершает еще один оборот, завершая чередой сложных балетных па под пение Маркуса: «Практикуйся, пока не будет всё идеально, или подведешь ты нас капитально».
Но в конце Китти запинается и вздрагивает, украдкой косясь по сторонам со слезами на глазах, словно опасаясь появления чего-то страшного из мрака. Но видны только дети, окруженные абсолютной,
