Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель
– У него не хватит денег, чтобы приехать во Францию, не волнуйся!
– Если он узнает, что я сплю с его четырнадцатилетней дочерью, я тебя уверяю, деньги найдутся!
Изри снимает футболку и расстегивает мне рубашку.
– Так я могу ему написать?
– Нет.
– Но…
– Тама, нет. Когда я говорю нет, значит нет…
Настаивать бесполезно. Я смиряюсь, и он несет меня на диван.
61
Заснуть невозможно.
У нее в голове крутятся слова ее тюремщика.
Тебя изнасиловали.
Как такое можно было забыть?
Или мне просто не хочется вспоминать. Слишком тяжело.
Свободной рукой она машинально вытерла текущие по щекам слезы.
Мужчина, который держит ее в этой комнате, не любит, когда трусят. Ей не следует забывать об этом.
Надо быть сильной, может быть, даже чем-то его впечатлить.
Пока что она могла поплакать. Она ничем не рискует, хотя лучше не шуметь. Потому что он уснул в кресле не очень далеко от нее.
Да, влюбить его в себя, если придется.
Потому что ей нужно выжить. Выжить и понять, что привело ее сюда. Выжить, чтобы найти ниточку своего существования. Но заслуживает ли ее существование того, чтобы возобновить его там, где оно прервалось? Она вдруг испугалась своего потерянного прошлого, испугалась сильнее, чем до этого о нем жалела.
Кто же та девушка, которую изнасиловали, ударили ножом в живот, били, та девушка, которой удалось спастись?
Если я убежала, значит спасалась от чего-то ужасного. Может быть, еще более ужасного, чем эта комната с этим странным типом.
С этим убийцей, который неспособен меня убить…
С этим мужчиной, который, однако, уже вырыл мне могилу.
Когда он открыл глаза, она давно перестала плакать. Увидеть после сна ее лицо оказалось неожиданно приятно.
Конечно, это не лицо Ланы. Но она была здесь, она была живой, она дышала.
На тебя смотрят, значит ты жив.
Тебя боятся, значит ты жив.
Было очень рано или очень поздно, а она не спала. Бессонница, скорее всего из-за того, что он ей сказал вчера вечером.
Он поднялся, потянулся, бросил взгляд в окно. Скоро рассвет. Небо покрыто тяжелыми тучами, будет дождь или снег.
Он обернулся к незнакомке и долго на нее смотрел. Лане бы не понравилось, что она прикована к кровати. Так или иначе, она еще слишком слаба и не представляет никакой опасности.
Он вынул из кармана брюк ключи от наручников и отстегнул руку девушки.
– Хочешь кофе?
– Да.
– Тогда пошли.
Это ее так поразило, что она не шевельнулась.
– Спасибо, – прошептала она.
– Но смотри, без шуток. А то…
– Хорошо, – пообещала она. – Можно, я что-нибудь надену? Потому что у меня есть только футболка.
Он подошел к шкафу и почесал в затылке. В результате выбрал джинсы и ремень. Он стоял спиной, и она отбросила одеяло. Надела джинсы, которые были ей очень велики, застегнула ремень на последнюю дырку и подвернула штанины. Она поморщилась от боли и поднесла руку к еще не зажившей ране.
– Готово, – сказала она.
Он посмотрел на нее и чуть улыбнулся:
– Так себе видок. Найду потом что-нибудь получше.
Они прошли по коридору мимо двух закрытых на ключ комнат и лестницы и оказались в большой столовой, соединенной с кухней.
– Ничего не напоминает? – с надеждой спросил Габриэль. – Ты тут потеряла сознание. У входной двери.
– Не помню.
– Садись.
Она послушалась, а он начал готовить кофе.
– Может быть, ты предпочитаешь чай?
– Гм… Давайте, наверное, кофе.
Когда к ней приблизился Софокл, она чуть отстранилась.
– Не бойся. Если не прикажу, пес не укусит!
Он принес кофе, хлеб, масло, варенье. Настоящий пир.
Было видно, что ей не по себе сидеть в столовой, напротив Габриэля.
Тот же вдруг спросил себя, что это ему взбрело в голову завтракать с незнакомкой, которая угрожала ему оружием и которую он уже несколько дней удерживал у себя в доме.
С незнакомкой, которую он скоро будет обязан заставить молчать.
Когда она закончила с едой, он убрал со стола и поставил чашки и приборы в посудомоечную машину. Незнакомка встала и сделала вид, будто смотрит в окно. Она скрестила руки за спиной и была похожа на прилежного ребенка.
– Холодно, – сказала она.
Габриэль чуть задел ее, чтобы подойти к камину. Он присел и начал разводить огонь.
– Сейчас станет потеплее, – сказал он.
Вдруг он услышал какой-то звук и повернул голову. Дверь была открыта, незнакомка исчезла…
62
Этим утром Тама решает навести порядок в большом шкафу в прихожей. Изри будет доволен, если она тут приберется.
Она начинает с нижней части. В шкафу висят вещи и валяется всякая всячина. Куча вещей. Обувь, пустые коробки, альбомы, журналы, папки с квитанциями.
Потом она берет стремянку и разбирает верхнюю секцию. На шкафу лежат коробки. В одной из них она находит школьный аттестат и долго его изучает. Изри был примерным учеником. Может быть, даже сверходаренным, как отмечали некоторые учителя. Тама так и предполагала, особенно когда заметила, что Изри одинаково хорошо владеет и правой, и левой рукой. Или что он читает с огромной скоростью.
Тама знает, что у него было тяжелое детство, поэтому понимает, как это замечательно.
Она знает, что его отец был жестоким человеком, как Шарандон. Но она никогда не видела, чтобы Шарандон бил своих детей. А у Изри на всем теле следы от отцовских побоев.
Значит, они похожи.
Таме хотелось бы, чтобы именно этой похожести у них не было.
Она смотрит на его высокие оценки и задается вопросом, почему он бросил учебу и даже не окончил школу.
Она продолжает сортировать вещи, вытирать пыль. Шкаф теперь почти пустой, а вся прихожая заставлена. Она, как обычно, тщательно и быстро водит тряпкой, как вдруг из задней стенки шкафа выпадает деревянная дощечка и остается у нее в руках.
В стенке тайник. Что-то вроде сейфа, в котором стоит деревянная шкатулка. Тама на секунду застывает.
Она пододвигает к себе маленькую шкатулку и медлит.
Конечно, она не имеет права заглядывать внутрь.
Конечно, ей ужасно этого хочется.
Когда она поднимает крышку, то чуть не падает с лестницы.
Да, она и правда не должна была открывать эту шкатулку.
Изри возвращается под вечер. Видит, что Тама прикорнула на диване, и целует ее в лоб. Она сразу просыпается и улыбается. Странной, как будто виноватой улыбкой.
Но у Тамы всегда такой вид, будто она за что-то просит прощения. И Изри это
