Антон Леонтьев - Миф страны эдельвейсов
4 февраля 1979 года.
Наверное, чтобы быстрее забыть столь неприятное расставание с Сергеем и доказать самой себе, что он – далеко не единственный мужчина в моей жизни, я приняла ухаживания соседа по каюте справа, третьего механика Володи Шустрого. Да, такая у него фамилия – Шустрый, и она ему очень подходит. Вообще-то Володя совсем не в моем вкусе – мне всегда нравились мужчины высокие, атлетического телосложения, а он – небольшой, коренастый, однако сексуальная энергия так и бьет из него ключом. Особенно запоминаются его темно-синие глаза. Не курит, пьет мало, следит за фигурой и здоровьем – интересный экземпляр для меня как медика, потому что подавляющая часть мужчин на танкере ведет себя совершенно по-другому. Может, этим и объясняется то, что я приняла недвусмысленные знаки внимания с его стороны. Ни о какой любви в высокопарном понимании нет и речи – исключительно любовь в физиологическом смысле. Про себя называю его «постельным мальчиком», что, однако, мой большой секрет.
Володя родом из Майкопа, женат, семья обитает в Одессе. Супруга старше его на семь лет, у нее имеется пятнадцатилетняя дочка от первого брака, а от Володи – еще одна дочка двух с половиной лет. Особенно его о семье и родственниках не расспрашиваю – знаю только, что имеются мать и старший брат. К чему мне детали? Следую старинному правилу – вышибаю клин клином. Как люди заливают горе вином (что для меня совершенно неприемлемо), так и я пытаюсь забыть о своей «великой любви» посредством ни к чему не обязывающих отношений.
Все же неприятно осознавать, что меня с Володей связывают исключительно сексуальные отношения. Ни ему не требуется ничего больше от меня, ни я не рассчитываю на то, что роман разовьется в нечто серьезное. Вообще-то у всех немногочисленных женщин на танкере имеются друзья или любовники, и не помеха, что и у тех, и у других на берегу имеется семья, дети, муж или жена. Хотя иногда заключаются и браки – недавно буфетчица вышла замуж за одного из механиков. Но это, скорее, исключения. Как работа в больнице сближает врачей и медсестер, что зачастую приводит к адюльтерам, так и долгое пребывание среди одних и тех же людей в океане заставляет по-иному взглянуть на привычные вещи.
17 февраля 1979 года.
Оказались в Новом Орлеане – в феврале здесь лето. Бродили по городу, затем вышли к апельсиновым плантациям. Пользуясь возможностью, перелезли через забор и нарвали себе зрелых плодов. Володя все время рядом со мной, и это начинает раздражать. Несколько раз пыталась разорвать с ним отношения, как-то даже сказала ему, что между нами все кончено, но затем все вернулось на круги своя. Однако все же надо положить конец этой зависимости.
1 марта 1979 года.
Наконец-то смогла после долгого перерыва побывать дома, в Нерьяновске. Нам предстоит снова рейс за океан, на сей раз впервые в Южную Америку. Обычно ходят на социалистическую Кубу, где, по слухам, водятся огромные, с суповую тарелку, мохнатые пауки. Была очень рада видеть мамочку – она, несмотря на то, что на пенсии, по-прежнему работает в школе, хотя уже и не директором: преподает немецкий. Я ей ничего не сказала о разрыве с Сергеем – она пребывает в уверенности, что мы в нынешнем году поженимся. Не хватило как-то духу, решила, что лучше написать ей обо всем в письме – так проще. О Володе, конечно, ничего не сообщила. Зачем? Он сейчас, насколько мне известно, поехал к семье – любимой жене и двум дочерям.
10 марта 1979 года.
Вот мы и находимся на пути в Южную Америку, в страну под названием Коста-Бьянка. Знаю только, что это так называемая банановая республика, которая в последнее время начинает превращаться в республику нефтяную. Для нашего правительства она представляет большой интерес – в стране непонятный строй, и не совсем капитализм, но и не полностью социализм. Наши специалисты будут, по слухам, делать важные и дорогостоящие проекты с местными инженерами, многие из которых обучались в советских вузах, что вроде бы сильнее привяжет страну к СССР и сделает ее сферой нашего влияния. И это в Южной Америке, которую США считают своей вотчиной. Но политика меня особенно не интересует, гораздо занятнее отношения с Володей. Он сообщил мне, что его супруга беременна в третий раз и он очень надеется, что наконец-то родится мальчик. Что ж, мои самые искренние поздравления! Я поддалась последнему искушению плоти, и когда мы стали на якорь в порту столицы Коста-Бьянки, Эльпараисо, сказала Володе, что между нами все кончено – теперь окончательно и бесповоротно. Он, создается впечатление, не поверил, думает, что я снова изменю решение, но я буду твердой. У него своя жизнь, у меня – своя. Всегда считала себя выносливым человеком с сильной волей.
В Эльпараисо запланирована долгая стоянка. Пользуясь возможностью, завтра прогуляюсь по городу – судя по всему, он разительно отличается от всех метрополий, в которых мне довелось побывать. Все же Южная Америка – занимательный континент. И бананы, говорят, здесь стоят копейки, а у нас они – дикий дефицит.
19 марта 1979 года.
События сегодняшнего дня оказались ошеломительными, однако не буду забегать вперед. Я, как лицо, пользующееся особым доверием, имею право покидать судно не в составе «четверки» или «тройки», а в сопровождении только одного человека. Со мной все старался увязаться Володя, но я быстро отшила его и отправилась на прогулку по Эльпараисо с «дедом» – старшим механиком. Он относится ко мне с нескрываемым почтением после того, как я диагностировала у него аппендицит и сдала врачам в Новороссийске – долгий рейс при неверном диагнозе мог бы стать для него фатальным. Эльпараисо оказался большим, шумным, пестрым и весьма грязным городом. Старинные виллы колониальной эпохи соседствуют с трущобами и лачугами. Мы побывали около огромного монумента, изображающего какого-то французского дворянина, Уго д’Эрбервиля, которому, как мне рассказали, принадлежит более чем сомнительная заслуга – истребление большого количества индейцев и собственного брата, монаха-францисканца Ансельма, крестом колонизировавшим сей уголок планеты[7].
В магазинах имеются поразительно дешевые фрукты, из которых мне известны только бананы, апельсины и ананасы. Остальные представляют собой загадку. И так хочется все попробовать!
Побывали в большом универмаге с эскалаторами. Купила несколько кофточек для себя, мамочки и подруг в Нерьяновске. Чтобы обмануть таможенников (а те внимательно просматривают каждый предмет туалета, и если увидят бирки и этикетки, конфискуют), мажу слабым раствором календулы под мышками, чтобы создать ложную видимость того, что вещи ношеные.
Приобрела кое-какое барахлишко и вместе с «дедом» отправилась по длиннющей набережной обратно к порту. Здесь и наступает самое интересное. Мы стали свидетелями несчастного случая – несколько ребятишек резвились с мячом, играя в футбол на спортивной площадке. Когда мяч вылетел за сетку, один из ребят, подросток лет десяти-одиннадцати, бросился за ним. Мяч оказался на проезжей части. А надо сказать, что правила движения в Эльпараисо не соблюдают, и полицейских я видела только в центре, на главной торговой улице. Мальчишка бесстрашно лавировал между сигналящих автомобилей, подхватил мяч – и в тот же момент был сбит старой желтой машиной.
Все произошло, как в замедленной съемке, и я видела малейшую деталь: тело мальчика, ставшее похожим на манекен, летит по воздуху, затем падает на асфальт, мгновенно окрашивающийся кровью. Мяч летит в сторону и подкатывается к ногам пешеходов, стоящих на тротуаре. Водитель желтой машины высовывает голову из открытого окна, затем резко дает задний ход, разворачивается на месте – и просто-напросто скрывается с места происшествия.
Я отчетливо вижу его номер, и он врезается мне в память. Затем все оживает – все вопят, машут руками, плачут. Вокруг мальчика, лежащего на асфальте в луже крови, мгновенно собирается толпа зевак. Все галдят, но никто не может ему помочь.
Нас изначально предупреждали – если за границей мы окажемся свидетелями преступления или несчастного случая, или даже если на моих глазах на улице упадет на землю человек и начнет биться в судорогах – немедленно уходить прочь. Не помогать, не вмешиваться! Потому что это может быть провокация, которая плачевно закончится для всех нас.
Однако о какой провокации могла идти речь в данном случае? Если уж в «логове капитализма», в Америке, Англии, в Западной Европе, никто не пытался вовлечь нас в дурную историю, ни ЦРУ, ни ФБР, ни МОССАД, ни прочие спецслужбы, то разве можно ожидать, что кто-то спит и видит, как бы дискредитировать меня, судового врача, и старшего механика в какой-то захудалой стране Южной Америки?
Если я отвернусь и пройду мимо, то буду ничем не лучше того типа в желтой машине, который, сбив мальчика, даже не соизволил остановиться, а трусливо скрылся. Все эти мысли занимали меня позднее, потому что в тот момент я, не раздумывая, бросилась к ребенку. Я же давала клятву Гиппократа, и помочь страждущему мой наипервейший долг!
