Елена Михалкова - Комната старинных ключей
События выстроились в памяти Полины.
Василий не желал, чтобы частные детективы шатались по дому. И Василий только чудом не погиб в аварии. («А водителя КАМАЗа до сих пор не нашли»). Ковальский сомневался, стоит ли приглашать их. Кому, как не Полине, помнить его мучительные колебания! Но все-таки решился. И пропал через два дня после того, как Макар Илюшин переступил порог его дома.
Сергей Бабкин, во всем помогавший напарнику, исчез. Куда отослал его хитрый Илюшин? И зачем? Не потому ли, что Сергей мог чем-то помешать ему?
Он не объясняет, только действует. Он умеет убеждать, представляя черное – белым, холодное – горячим. Первое, что сделала бы Полина, обнаружив труп – позвонила бы в милицию. Но он отговорил ее. Она бы давно выгнала всех гостей и написала заявление об исчезновении Ковальского. Но Илюшин убедил ее не делать этого.
И что теперь? Она сидит под липой, боясь вернуться в комнату, и больше всего на свете хочет сбежать от этого кошмара. Но как она бросит дом? Клару Ивановну? Что здесь произойдет без нее?
Их дом – это корабль. Капитан исчез, старший помощник выбыл из строя. Она дважды звонила в больницу, и каждый раз слышала сухой ответ: состояние тяжелое, без изменений.
Но от переживаний в Полине развилась мнительность: ей казалось, что от нее что-то скрывают. За сухостью ответа он слышала нежелание говорить правду. Позвонив второй раз, Полина взмолилась:
– Женщина, миленькая, скажите, что с ним?
– Я все вам сказала, – ответили ей и повесили трубку.
Значит, ни капитана, ни помощника… Что остается боцману? Только принять командование судном.
«Главное, чтобы потом тебя не нашли рядом с предыдущим боцманом, – шепнул внутренний голос. – То есть с экономом».
Девушка поднялась, преисполнившись решимости, но не зная, на что ее направить. И обнаружила, что к ней приближается Макар Илюшин.
Ее глаза неотрывно следили за тем, как он идет по тропинке упругой походкой. Какое сравнение пришло ей на ум при первой встрече? Ах да, куница! Надо было прислушаться тогда к голосу своего подсознания. Задуматься, почему этот симпатяга наводит на мысль о вертком хищном звере. Звере-невидимке: умном, опасном, стремительном.
– Полина, вы мне нужны, – подойдя, начал Илюшин.
Вгляделся в нее и перебил сам себя:
– Нет, я не прав. Это я вам нужен. Похоже, вы уже начали подозревать меня во всех мыслимых грехах, включая убийство эконома.
Полина остолбенела.
– Я не читаю мысли, – успокоил ее Макар. – У вас все написано на лице. И потом, не вы первая.
– Не я первая что – подозреваю вас? – неожиданно для себя взъерошилась девушка. – Значит, уже были прецеденты?
– Это стандартная реакция человека, не понимающего, что происходит. Он начинает видеть опасность в неизвестном. Самое большое неизвестное – это я. Так что ваш страх предсказуем и логичен.
Он опустился на землю, сорвал травинку и сунул в рот.
– Земля холодная, – машинально предупредила Полина.
Потопталась на месте… И снова села в шезлонг. Глупо убегать от человека, который развалился под липой и жует травинку.
– Может, вы хотя бы сделаете попытку меня переубедить? – мрачно спросила она. – Ну, хоть для приличия.
– Запросто. Вашего Доктора я не прятал – раз. Эконома не убивал – два. Вас с моста не ронял – три. Переубедил? Или еще что-то можно мне вменить?
– Кражу ключа, – насупилась Полина.
– А, точно. Ключ не крал – четыре.
– И в Зеленую Дверь вы не верите.
Макар отбросил травинку в сторону.
– А вот здесь я бы не был категоричен.
Полина вывернула голову и чуть не вывалилась из шезлонга.
– Вы серьезно?!
– Скажем так: я агностик. Я допускаю, что где-то существует… назовем это «выход». Почему бы и нет? Разумеется, не в виде Двери. И уж конечно, не в доме Анжея.
– И вы верите, что за ним счастье? Всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным? Как у Стругацких?
Она даже привстала, ожидая ответа.
Илюшин помолчал. И сказал очень серьезно:
– Полина, я частный детектив. Мне ничего не известно о счастье за разнообразными дверями. Но очень хочется верить в то, что человек, способный на убийство ради того, чтобы выйти в Зеленую Дверь, не сможет открыть ее.
Он нагнулся за новой травинкой.
– Кстати! Раз уж мы заговорили об убийстве. Спрошу вас о том, о чем собирался. Полина, откуда в доме Ковальского взялась эта повариха?
* * *Клара Ивановна высунула голову из столовой, как черепаха из панциря. Осторожно оглядела коридор. Снова никого. Что за чертовщина?
Впору убежать отсюда, как вчера. Да жаль экономку. Она, бедная, после аварии сама не своя.
Но очень уж в доме неспокойно.
Вообще-то новая работа пришлась Кларе Ивановне по душе. После смерти мужа некого стало баловать вкусной едой. А здесь ее ценили. Обращались уважительно. Анжей Михайлович называл в шутку: «наш шеф-повар». И гости хвалили стряпню. Приятно, что скрывать…
Вот только это ощущение, что в кухне временами кроме нее есть кто-то еще… Впору поверить в призраков. Из холодильника пропадают продукты, но здесь, конечно, не призраки виноваты. Кто-то из гостей не наедается и наносит визиты ночью.
Но то – ночью. Ничего, ей еды не жалко. Но ведь и днем она слышит шаги в пустом коридоре. Чувствует чей-то взгляд. То ли нервы расшалились, то ли и в самом деле что-то странное творится здесь в отсутствие хозяина.
Вот и сейчас: ей показалось, что кто-то зашел в столовую. Выглянула – никого. И снаружи никого. Нарушая все правила, проверила галерею (хотя, видит бог, сто лет не заходила бы туда и без всяких запретов!) Пусто! Что это, как не чертовщина?
Клара Ивановна сплюнула три раза через левое плечо и вернулась в кухню. Подумала – и закрыла плотно дверь.
«Ох, что-то будет здесь ночью», – вдруг подумала она. А на самом деле и не она, а как будто чей-то голос шепнул это ей в ухо.
Клара Ивановна обомлела и перекрестилась.
Только ведь и правда: что-то будет. У нее с детства чутье на беду. Вон и солнце ушло, и сразу вокруг потемнело.
Ох, забрать бы отсюда девочку на ночь! Только ведь не пойдет, упрямая. Но как оставлять ее здесь? Нехорошее готовится, это по всему чувствуется.
Нынче утром Клара Ивановна нашла на полу осколки любимого графина. Охнула, стала убирать – а они в крови. Конечно, ничего странного: кто-то порезался, подбирая их. Но если подумать, что же не подобрал? Зачем оставил на полу валяться?
Она даже хотела рассказать об этом Полине, но промолчала. У девочки и так хлопот полон рот. Незачем ее осколками окровавленными пугать. Клара Ивановна их аккуратно собрала и выкинула от греха подальше.
Но за завтраком внимательно смотрела: у кого свежие ранки на руках? Кто напакостил и не убрал за собой?
Только ни у кого из них порезов на руках не было. Ни у одного.
* * *Полина разбушевалась не на шутку. Она произнесла целую речь в защиту Клары Ивановны. Из ее слов могло показаться, что она знала Клару Ивановну еще вооооот такой девчонкой, всю жизнь прожила рядом и неоднократно вешала ее фотографию на доску почета. И не позволит всяким порочить ее светлое имя и обвинять в страшном.
– Только попробуйте ее испугать! – Полина наскакивала на Макара, как курица, защищающая цыпленка. – Даже не вздумайте задавать ей свои идиотские вопросы! Она добрейшей души человек! Как вы можете всерьез ее подозревать?!
Макар отряхнул джинсы и ухмыльнулся:
– А я и не подозреваю. Бабкин до отъезда успел все о ней выяснить. Простая душа ваша Клара Ивановна, ни в чем предосудительном в жизни не была замешана. Перед такими зеленые двери обычно сами распахиваются.
Полина так и села в шезлонг.
– Тогда почему же вы… Зачем же вы…
– Потому что вы всего этого не знали. И могли счесть ее подходящей кандидатурой для отвода глаз. Мне хотелось послушать, какую характеристику вы ей дадите. Если бы вы сообщили, что Клара Ивановна – загадочная особа и муж у нее погиб при невыясненных обстоятельствах, то я бы сильно насторожился.
Полина осмыслила сказанное и поразилась:
– Так вы подозревали меня? Меня?!
Она набрала побольше воздуха, чтобы высказать Макару все, что думает о нем и его методах.
– Практически нет, – честно сказал Илюшин. – Притворяетесь вы плохо. Хотя нельзя было исключать, что передо мной выдающаяся актриса. Простите, что я вас разозлил. Рассерженные люди плохо контролируют себя. И выдают самые чистые реакции.
– Вот спасибо, – буркнула Полина. – Надоили из меня чистых реакций и уйдете довольный.
– Да, – не стал отрицать Илюшин. – Довольный. Мне было бы жаль, если бы вы проявили меньше пыла и дерзости, защищая вашу повариху.
И ушел. А Полина осталась размышлять, в чем проявились «пыл и дерзость».
– Надо же так выражаться, – бормотала она, складывая шезлонг. – Пыл и дерзость! Гордость и предубеждение!
Полина запрокинула голову в небо и нахмурилась. Ночной ветер все-таки пригнал тучи. Одна – наглая, самодовольная – распласталась низко над лесом и почесывала иссиня-черное брюхо об макушки сосен. Две другие, помельче, заплывали со стороны дороги.
