Призраки затонувшего города - Елена Владиславовна Асатурова
– Слава, вызывай сюда Сидорчука, пусть составляет протокол осмотра места происшествия. И звони экспертам, пусть тоже едут. А я к Кругловым, вдруг она у них? – Я все еще надеялся, что погром в доме не имеет к Кире никакого отношения.
В усадьбе царила тишина. На мой настойчивый стук и оклики никто не отвечал. Машины Круглова во дворе не было. Дверь в дом оказалась не заперта, я вошел, продолжая звать хозяев. На диване в гостиной лежала женщина в монашеской одежде. Я на минуту оторопел от неожиданности. Но потом узнал в ней Ирину. Она была без сознания или крепко спала. На журнальном столике лежала вскрытая упаковка снотворного и стоял полупустой стакан.
Набрал номер Славы, попросил быстро привезти сюда фельдшера и на всякий случай вызвать «Скорую». Осмотрел дом, сад – никого. Привлеченный беспокойным кудахтаньем кур, заглянул в загон и оторопел от увиденной картины: на деревянном настиле, усыпанном соломой и залитом кровью, валялись две козочки с перерезанным горлом…
Матвей
Пригород Рыбнинска
2 августа 2018 года
«Сегодня встретил в деревне новоселов. Купили большой недостроенный дом над рекой. Видно, что из богатых. У хозяина очень знакомое лицо. Не пойму, откуда я его знаю. Надо присмотреться».
«Отвез дедовы картины в музей. Не ровен час, спортятся. Сказали, что устроят выставку».
«Достроили часовню. Говорил с отцом… Обещал подарить икону для храма, как только отыщу. Чувствую, где-то рядом она».
«Был в новой усадьбе. Познакомился с хозяйкой. Занятная дамочка, со странностями. Но рыбу покупает».
«Получил ответ из архива. Елизавета выбыла из Ташкента в 1970 году. Куда? Продолжаю поиск. Ходил на могилу к деду. Просил благословения и подсказок».
«Вчера пошел выпить пива с мужиками. Маринка, продавщица, рассказала, что в одном журнале про нашу деревню написали. И про новую усадьбу. Вроде в отеле можно журнал посмотреть. Любопытно».
«Господи, недаром я просил тебя о помощи. Кажется, я нашел ту саму картину! Нужен предлог, чтобы ее увидеть».
«Был в новом доме. Удалось заглянуть на кухню. Картина висит в гостиной. Даже издали понял – это она».
«Говорил с хозяином. Звать Олег Владимирыч. Начал издалека, мол, похоже на работу моего деда, хорошо бы в музей свезти, сравнить. Мутный мужик, все расспрашивал про деда, про меня. Обещал подумать».
«Нашел на чердаке старый альбом, разбирал семейные фото. Понял, почему Олег кажется знакомым. Рассказать ему?»
«Давеча встречались. Не пойму, в чем его интерес. Но мне нужна картина. Согласился на его предложение».
«Можно ли доверять брату? Или подстраховаться? Осталось несколько дней».
«Ночь с 19 на 20 июля. 2 часа. Усадьба».
На этом записи обрывались. Я закрыл записную книжку Ивана Полежаева – о том, что она принадлежала именно ему, красноречиво говорила надпись на первой странице. Почти все страницы были заполнены хаотичными и неровными строками, пометками, попадались даты, расчеты, номера телефонов. Похоже, рыбак имел привычку записывать все, что считал важным, практически ежедневно. И этим подписал себе приговор.
Странные мысли приходили в голову: о непредсказуемом переплетении человеческих судеб, о случайных встречах или сказанных словах, которые спустя годы, как волны от брошенного в воду камня, наконец докатывались до берега и утягивали за собой тех, кто оказался там волей обстоятельств. Полежаев продолжал бы спокойно ловить рыбу, если бы Кругловы не купили дом в его деревне. Елизавета Меркушина могла бы продать портрет сестры, чтобы прокормить не только новорожденную Оленьку, но и приемную Соню. Ирина оставалась бы примерной женой, послушной своему мужу, если бы не увлеклась оккультными практиками. Варя жила бы полноценной жизнью и преуспевала бы в спорте, если бы рвущийся к славе доктор не испытал на ней свой новый метод. И мне не пришлось бы совершить кучу неблаговидных поступков, чтобы возмездие свершилось.
Я вспомнил последнюю встречу с Ириной. Она подкараулила меня на тропинке, ведущей от отеля в деревню. Темной тенью появилась из зарослей кустарника. Я давно знал, что она иногда наряжается в монашеские одежды и ходит везде, выслеживает. Хотя в первый раз я ее не узнал, настолько она изменила свой облик, недаром в молодости увлекалась театром. Этот маскарад сразу показался мне странным, но объяснялся ее ревностью ко мне, которая становилась просто патологической. Поэтому момент для расставания был самым подходящим. Ирина сыграла свою роль в моем замысле, пора было ставить точку. Разговор вышел неприятным, тяжелым. Она то проклинала меня, то умоляла остаться, то вдруг вспоминала о муже и обвиняла его в своей разрушенной жизни. Мне не хотелось продолжать этот спектакль, который мог привлечь внимание, ведь тропинка была любимым местом для прогулок сельчан и отдыхающих. С трудом заставив Ирину замолчать, я рассказал ей всю правду – о неслучайности нашего знакомства, о том, что использовал ее и никогда не испытывал никаких чувств. Слова мои были жестоки, но я не собирался никого жалеть. Да и за что? Столько лет дамочка жила на средства супруга – мошенника, вора и допускающего фатальные ошибки врача, возомнившего себя светилом. И не пыталась изменить свою жизнь, ее все устраивало. Когда она, не задумываясь, тратила деньги на наряды и гадалок, на учебу сына в престижном университете в Европе, я зарабатывал на лечение Вари. Когда ей стала тесна клетка, в которую посадил муж, она упала в объятия первого встречного, получила свою долю счастья и теперь требует, чтобы я продолжал быть источником ее удовольствия? По крайней мере, для меня все это выглядело именно так. Нет, я не испытывал жалости, скорее удовлетворение и отвращение. Поэтому просто оттолкнул Ирину и ушел. Мне показалось, что она продолжала идти за мной до дома художницы. Но мне было наплевать…
Я заглянул в соседнюю комнату. На кровати с закрытыми глазами и компрессом на лбу лежала Кира, рядом в кресле с книжкой сидела Варя. Мне показалось, что за время моей экспедиции в Леськово она еще больше похудела и осунулась. Но глаза все так же ярко блестели, как бы говоря, что интерес к жизни у их обладательницы не утрачен. Поцеловав сестру в щеку, я осторожно поправил пикейное одеяло, из-под которого свисала тонкая перебинтованная рука художницы. Варя приложила палец к губам и прошептала:
– Она еще спит, как младенец. И это хорошо, значит, восстанавливается. Скажи бабуле, чтобы заварила свой травяной сбор. Ей пока есть ничего нельзя, а пить точно захочется, когда в себя придет. Матюш, что ты думаешь делать дальше?
– Подожду, пока она проснется. Нам надо о многом
