Окна в облаках - Евгения Михайлова
– Не для меня. Но он все узнал, понял, разобрался. Именно это он и приехал мне рассказать. Потому я и напился, упал. Потом он еще раз приезжал ко мне домой, привез письма Нели к нему. Она боялась пользоваться личными компьютерами. Там было много документов, доступ к которым имелся почти у всех сотрудников. И она совала письма в его карманы, в ящик стола. Неля требовала, чтобы он с ней сошелся. Хотя бы только формально. Она не могла больше существовать рядом со мной, с тобой, со всей этой нашей историей. Ты знаешь, наверное: у людей в страшно напряженном психологическом состоянии появляется особая чуткость и даже прозорливость, типа ясновидения. Неля все поняла про нас. И, видимо, сумела это объяснить Косте. Я могу дать тебе прочитать эти письма.
– Ни в коем случае. Я не стану ни внедряться в личную жизнь Нели, ни добивать себя окончательно. Но зачем яд? Мне нужны только выводы.
– Это и есть в ее письмах. Она его шантажировала, что ли. Угрожала убить себя этим ядом, если он ее не спасет.
– А на самом деле?
– Григорий все расследовал после ее смерти. На самом деле она принимала не сразу летальную дозу, а понемногу. То ли надеялась, что так можно лишь заболеть и выжить, то ли просто боялась смерти и надеялась, что Григорий успеет ее спасти. После ее смерти Григорий обо всем доложил службе безопасности института, они потребовали провести вскрытие. Короче, препарат плюс страдания подействовали так: ее пищевод был заполнен раковой опухолью, метастазы расползались.
– Боже мой, какую казнь она придумала себе то ли за свое, то ли за наше преступление.
– Поля, будь добра, сядь ко мне поближе. Я еще не все тебе сказал. Мы вроде легко уничтожили то, что между нами было. Так нам казалось честно и порядочно. Но я сейчас скажу. Ведь уже все. Финал, как ты говоришь про свои рассказы. Это совершенно не важно: сколько раз мы были вместе – три или тридцать три миллиона. Я, как только увидел тебя, понял, что существует такое обожание другого человека, с которым не поспорят ни боги, ни ангелы. Ты сразу стала для меня всем. То, что я всегда испытывал рядом с тобой, когда ты просто стояла близко, не сравнимо ни с чем в этом мире. И именно это я испытываю сейчас. Мы много заплатили за то, что стоит дороже всего на свете.
– Ладно. Тогда и я скажу. Когда мы встретились в первый раз, меня каким-то горячим и бешеным смерчем к тебе потянуло. Ты такой мирный, спокойный человек, а я сразу попала в жестокий плен. Без надежды и, главное, без желания освобождения. А когда мы были вместе, в эти три раза, я испытала больше, чем все женщины Земли в моменты блаженства. Я уверена в этом. Да, мы не просто дорого заплатили. Мы были как два самых честных вора, которым показали уникальное сокровище всех времен, и мы не смогли себя сдержать. Мы его схватили. И на следующий день судьба начала нас казнить, других людей, близких и родных, убивать. Вот что с нами случилось… Но сейчас мы все же еще есть, мы решились и это сказали. Я найду лучших врачей, я все смогу…
– Иди ко мне, моя любовь, мое счастье…
Да, он точно это сказал, а потом был провал. И Полина обнаружила себя уже на полу своей квартиры. За окном явно было позднее утро, а рядом протянулись чьи-то длинные ноги в джинсах. Голова Полины была очень тяжелой, в глазах резь, как после наркоза или наркотиков.
– Наконец-то, – произнес рядом такой знакомый голос, который принадлежал коллеге и товарищу Олегу Сокольскому. Он учился вместе с Полиной и Костей, потом они с Полей встретились уже в одном издательстве, Олег был автором другого отдела – писал документальные исторические расследования. Не то чтобы очень большой друг, просто свой человек, который знал, что запасной ключ от входной двери Полина всегда держит под ковриком на площадке. Вечно боялась потерять.
Олег поднялся и протянул руки Полине:
– Попытаешься встать сама? Я могу тебя отнести на диван или кровать. Потом расскажешь, что случилось. А я сейчас сварю тебе кофе – зубодробительную смесь, которая и вернет тебя к жизни.
Они перебрались на диван, Полина прилегла: голова кружилась как бешеная.
– А я тут уже собирался знакомому юристу звонить. Что, мол, делать? Я в чужой квартире, хозяйка – женщина, и она то ли в летаргии, то ли под большой дозой. Заметут ли меня, если я «Скорую» вызову? Но еще до твоего пробуждения понял, что вызывать никого нельзя: заметут точно. Так что ты вовремя очнулась, спящая красавица. Подожди минут пять, я принесу тебе живительный напиток, и ты сразу все вспомнишь. Проверено на себе многие тысячи раз.
В той бурде, которую Олег принес, было меньше всего кипятка. Но явно огромное количество растворимого кофе, от которого несло черным перцем, паприкой, горчицей и вроде даже хреном. Полина глотнула и с удивлением обнаружила, что ей не противно. Более того, события вчерашнего вечера и прошедшей ночи сразу вернулись и улеглись в памяти, как дрессированные демоны. Она все рассказала Олегу. Кто еще может принять ее, такую непосильную тяжесть, если не расследователь исторических преступлений…
– …Понимаешь, мы наконец все друг другу сказали. Мы были счастливы… И вдруг Леня стал умирать. Я вызвала «Скорую», приехали два парня-врача. Почитали его документы из больницы… А дальше я понимала лишь то, что они его не спасают, что отпускают. Я почти бросалась на них, требовала, чтобы запустили сердце… Кричала: «Вы безрукие, бездушные и безмозглые существа… Верните мне Леонида! Он не хочет умирать, я его не отпускаю». И тогда один парень просто скрутил меня, другой ввел в вену большую дозу, видимо, снотворного. Спросили, кто я, где живу, привели в квартиру. И один сказал: «Полина, у твоего Леонида неоперабельная опухоль, которая расползается вокруг позвоночника во все органы, у него практически не билось сердце, когда мы приехали. Он ушел – без мучений, рядом с любящей женщиной. Не каждый человек получает и заслуживает такую смерть. А ты просто поспи, я влупил тебе лошадиную дозу снотворного. Потом будет легче». Не помню, как они ушли. Проснулась я уже рядом с тобой. Олег, он умер. Моего Лени больше нет на земле. Судьба
