Александра Маринина - Оборванные нити. Том 2
— Как это понимать? — с деланой суровостью вопросил Саблин. — Что за ночные посиделки?
Лев Станиславович отложил книгу, сунув в нее пластмассовую закладку отвратительного зеленого цвета, и сделал приглашающий жест рукой.
— Добро пожаловать, гражданин начальник! А у меня тут, понимаете ли, большой литературный вечер. Решил побаловать себя записками и воспоминаниями опытных экспертов, да так зачитался, что за временем не уследил.
— А супруга? Неужели не ждет дома?
— Не ждет, — Таскон изобразил на некрасивом подвижном лице мину под названием «я убит горем». — У ее подруги дочь завтра замуж выходит. Девица в невменяемом состоянии, сами понимаете, волнуется, нервничает, платье без конца примеряет, боится, что ее парикмахер за ночь заболеет и утром не сможет ее причесать, короче говоря, невеста в организаторы торжества никак не годится. Подруга жены пытается сделать одновременно тысячу дел и утрясти тысячу вопросов, но она тоже не железная, вот моя Лялечка и подключилась. Она и ночевать у подруги останется, и завтра весь день будет на подхвате. Так что до завтрашнего вечера, причем позднего, я — соломенный холостяк.
— А почему бы не взять книги домой? — удивился Сергей. — Там ведь наверняка и удобнее, и уютнее. Заварили бы чайку, сели в кресло или на диван, открыли книгу… Красота! А вы тут ютитесь на неудобном стуле. И наверняка голодный.
— Э, нет, — Таскон покрутил насаженной прямо на плечи головой, — не скажите. У меня здесь коллекция. Я эти книги много лет собираю. И пределы Бюро они не покидают. Это вопрос принципа. Мне доставляет несказанное удовольствие окидывать взором мои сокровища! В этом смысле я как Скупой Рыцарь. Хотя почитать, конечно, даю, если кто интересуется. Но прошу из Бюро не выносить, читать на рабочем месте.
Сергей бывал в этом кабинете много раз за семь лет, но ему никогда не приходило в голову посмотреть на стены. Он интересовался только тем экспертом, к которому заходил с каким-либо вопросом, и детали интерьера из сферы его внимания постоянно выпадали. Проследив за взглядом Льва Станиславовича, он увидел несколько длинных полок, плотно уставленных книгами и журналами, из которых торчали многочисленные закладки с рукописными пометками. Среди книг обнаружились «Судебно-медицинская токсикология», руководство по отравлениям техническими жидкостями, толстый том по оказанию первой медицинской помощи при травмах, отравлениях и других состояниях, многочисленные книги по истории судебной медицины, историческим захоронениям, по исследованиям останков известных людей, сборники очерков по судебно-медицинской казуистике. На другой полке Саблин с изумлением заметил несколько романов Дюма и серию научно-популярных изданий «Сто самых известных»: «Сто самых известных преступников», «Сто самых известных преступлений» и множество других.
Лев Станиславович Таскон не переставал удивлять Сергея. Специалист, имеющий два высших образования — медицинское и химическое, он вследствие сложных жизненных обстоятельств оказался в Северогорске, работал сначала в заводской лаборатории, потом почему-то преподавал в школе химию и биологию и в конце концов оказался в экспертизе. Что это были за таинственные обстоятельства, Саблин не знал, да и не интересовался особо. Он просто был уверен, что эксперт-биолог Таскон — человек в высшей степени квалифицированный, добросовестный и ответственный, интересуется историей судебной медицины, счастливо женат на отменной кулинарке красавице Лялечке и дружит с Изабеллой Савельевной Сумароковой. Ничто другое Сергея не занимало.
И вдруг оказалось, что круг интересов Льва Станиславовича куда обширнее, чем можно было предполагать. Токсикология, яды и отравления… И даже романы Дюма, в которых разным отравлениям уделено отнюдь не последнее место. Самые известные преступления и преступники… Исторические захоронения, останки известных людей… Да он просто ходячая энциклопедия!
— Лев Станиславович, я все хотел спросить, да случая не было: почему вы выбрали судебную биологию? Вы же все-таки медик по первому образованию, мне казалось, ваше место в отделении судебно-гистологической экспертизы или в морге, а не здесь, — спросил Саблин, не отрывая глаз от книг на полках и продолжая читать названия на корешках.
— Да я, собственно, химию больше люблю, поэтому собирался в судебно-химическое отделение, — улыбнулся Таскон, — но в тот момент, когда у меня возникла необходимость в сокращенном рабочем дне, вакантное место было только у биологов. Я прошел сертификационный цикл, и меня назначили сюда. Первое время я все собирался дождаться, когда освободится ставка у химиков, и перейти туда, а потом понял, что биология мне даже ближе, интереснее. Она мне почему-то душу греет.
Сергей молча кивнул, продолжая изучать коллекцию эксперта.
— А я смотрю, вы не удивились, — раздался голос Льва Станиславовича.
— Чему я должен был удивляться?
— Тому, что какая-то наука или дисциплина может греть душу. Вы, наверное, единственный, кроме Белочки, кто меня в этом смысле понял. Вам же, насколько мне известно, работа с трупами тоже душу греет, хотя вы никогда и никому в этом не признавались. Мы с вами одного поля ягоды. Сумасшедшие, влюбленные в свою малоаппетитную работу.
— А почему отравления? — задал Сергей новый вопрос. — Откуда интерес к токсикологии?
— Да просто так… Знаете, любопытно. Что-то вы не в настроении, гражданин начальник, — заметил биолог. — Кто-то расстроил вас? Или случилось что?
Сергей снял теплую куртку, уселся на свободный стул и неожиданно для себя самого поведал Таскону о вскрытии, проведенном Филимоновым.
— Не понимаю, — сокрушенно говорил он, — как Изабелла Савельевна может с этим мириться! Никогда не поверю, что она не знает. Она столько лет руководит отделением, что знает, наверное, количество зубов во рту каждого ее сотрудника. Почему же она молчит? Почему не принимает никаких мер?
— Голубчик вы мой, — снова засмеялся Лев Станиславович, — а кто работать будет, если Виталик уволится? Он-то себе работу всегда найдет, а вот что Белочка будет делать? Она сама вскрывает, это правда, но ее рук недостаточно для всего объема работы. Кроме Виталика у нее еще два эксперта, ну, вы сами их знаете, на них вообще надежды никакой. Они, конечно, с левыми деньгами не хулиганят, ведут себя достойно, но уровень их подготовки оставляет желать много лучшего. Вот вам спасибо — вы Белочку очень выручали, когда брали вскрытия, хотя и не обязаны, а теперь вы большой начальник, крутой босс, вскрывать больше не будете, так что же ей прикажете делать? Без Виталика она останется фактически одна. И вы же первый начнете ее гнобить за задержки выполнения исследований. Так что приходится мириться с его фокусами. Он, по крайней мере, хоть эксперт хороший. Или у вас другое мнение?
— Да нет, — вздохнул Саблин, — согласен. Более того, он не просто хороший эксперт, он — эксперт превосходный. Он по-настоящему талантлив в деле экспертизы трупов, у него золотые руки, я сегодня смотрел, как он работает — налюбоваться не мог. Вот мне и обидно, что такой талантливый человек не служит своей профессии, а беспринципно торгует ею и получает наживу.
— Именно, голубчик, именно что талантливый и разносторонне одаренный, — почему-то обрадовался Лев Станиславович. — Он ведь не только отличный эксперт, он еще и бальными танцами всю жизнь занимался.
У Саблина челюсть отвисла от изумления.
— Как вы сказали? Бальными танцами? Филимонов? Вы шутите, Лев Станиславович!
— Ни одного раза не шучу, — заверил его эксперт-биолог. — Виталик занимался бальными танцами с самого детства, участвовал в соревнованиях, был неоднократным призером и даже чемпионом, женился на своей партнерше, как это у них водится, потом, правда, они развелись, но танцев он не бросил. До тридцати лет выступал, а потом перешел на тренерство и до сих пор ведет классы у нас в Северогорске. Его ученики занимают высокие места и на областных соревнованиях, и на общероссийских. Филимонов — фамилия в мире бальных танцев очень достойная, с хорошей репутацией. К нему в класс попасть не так просто, у него чрезвычайно строгий отбор. Одним словом, голубчик, Виталик действительно разносторонне одаренный человек Может быть, имеет смысл быть к нему снисходительным?
— Нет, — твердо ответил Сергей. — Если он пришел в экспертизу, пусть будет любезен работать с полной выкладкой. А танцы всякие там пусть оставит на старость, когда на пенсию выйдет. Если он так хочет плясать, то пусть увольняется прямо сейчас. В противном случае я буду требовать от него неукоснительного соблюдения всех приказов, инструкций, правил и моих личных указаний.
Таскон с сожалением пожал плечами:
— Не уверен, что вы правы, голубчик Сергей Михайлович, но вам виднее. Увы, должен констатировать, что разносторонне одаренные люди довольно часто приходят в судебную медицину, но, как правило, не встречают понимания со стороны окружающих и далеко не всегда делают карьеру, достойную их способностей. Мы с вами оба прекрасно знаем, что в вашей профессии нередко попадаются врачи, которым судебная медицина не нужна и не интересна, они не чувствуют к ней вкуса, она им не близка, но они вынуждены работать, чтобы в конце концов получить пенсию, а ни в каком другом месте они свою пенсию не выработают: из клинической работы их уже выгнали за некомпетентность или халатность, а в научную не взяли и не возьмут. Именно эти люди и делают, как ни странно, хорошую карьеру, они на виду, и по ним судят обо всей вашей профессии судебного медика. Отсюда и пренебрежительное отношение к судебной медицине в целом. А те, кто истинно талантлив и неординарен остаются в тени.
