Инна Бачинская - Потревоженный демон

«Ты думаешь?» — смутился Эмилий Иванович. «Даже не сомневайся, — ответила Ирина. — Ты… ты удивительный! И вы прекрасно смотритесь вместе. Тебе нужно быть немного увереннее в себе, понимаешь? И еще! Запомни, Эмочка, не давай ей спуску. Никаких слюней! Лиса Алиса — охотница, амазонка, ей нужна драка, погоня, адреналин! Не уступай ей, понял? Гни свою линию — женщина, даже амазонка, хочет почувствовать рядом сильного друга. Она хочет восхищаться своим другом. С ней трудно, она не признает никаких женских хитростей и подыгрывать тебе не будет. Ты умнее, начитаннее, вот и рази ее! В честном поединке…»

Ирина раскраснелась, говорила бурно, и Эмилий Иванович подумал, что, говоря о лисе Алисе, она говорит о себе. Она хочет восхищаться своим мужчиной, хочет подчиняться, хочет, чтобы он взял ее за руку и повел в голубую даль, а она закроет глаза и пойдет следом. И еще подумал, что он не охотник…

— А ты не думаешь… — спросил он, запинаясь, — что это каприз, временное помрачение, и ее не сегодня завтра уведут? Какой-нибудь принц на белом коне подхватит — и поминай, как звали.

— Нет! Ее не уведут, — твердо сказала Ирина. — Поверь, Эмочка, она выбрала тебя. Она девушка с мозгами и выбрала тебя. А принц на белом коне… что за пошлый образ! В зубах навяз, так и видишь самовлюбленного и напыщенного хлыща… в рейтузах! Не факт, что умного.

Почему в рейтузах? Почему именно в рейтузах? Трудно сказать. Так Ирина Антоновна видела принца — в рейтузах на белом коне…

— Но я не знаю… — пробормотал Эмилий Иванович, — это только дружба, по-моему, ты забегаешь вперед…

— Время покажет, — ответила Ирина. — Не торопись, все придет…

— Мой руки и за стол! — скомандовал Эмилий Иванович, снимая фартук. — Салфетки, вилки, ножи, бокалы!

— Не будь занудой, Эмик! Мы по-домашнему, какие бокалы! У нас дома, например…

— Татьяна, в человеке все должно быть прекрасно, помнишь? И я бы на твоем месте переоделся к обеду. Надень платье!

— Ну Эмик!

— Ты такая красивая в платье, в том, синем. Пожалуйста, — попросил он.

Лиса Алиса с недовольной гримаской вышла из гостиной. Вернулась она через пару минут в коротком синем платьице, с ниткой жемчуга, подаренного Эмилием Ивановичем. Присела в реверансе, Эмилий Иванович отодвинул стул. Она церемонно уселась, и оба расхохотались.

— Я голодная как волк! — заявила лиса Алиса. — Или, по-твоему, дама не может быть голодная как волк?

— Может, может, — успокоил ее Эмилий Иванович. — Ты у нас дама, голодная как волк, только и всего. На вечер я сделаю мясо с картошкой.

— Ура! — закричала лиса Алиса. — Эмик, я давно хотела тебе сказать… — Она отложила вилку и нож. — Только не смейся! И если ты против, так и скажи! Ладно? Мы ведь друзья, а между друзьями никаких недомолвок, да?

— Ты меня пугаешь! — Эмилий Иванович тоже отложил вилку и нож. — Что случилось?

— Эмик, как ты ко мне относишься? — спросила она, глядя на Эмилия Ивановича исподлобья. — В смысле, как к женщине?

Эмилий Иванович впал в ступор и молча смотрел на нее. Тишина наступила такая, что зазвенело в ушах. Эмилий Иванович вдруг поднялся и шагнул к ней. Лиса Алиса вскочила ему навстречу…

Глава 34. Премьера

…Но, может, все будет как раз расчудесно,

И память не раз благодарно помянет

Закат в исполненье оркестров небесных…

И вот он пришел, этот день! Красный зал Молодежного был забит до отказа. Тем более спектакль был бесплатный, и пускали всех желающих. Студенты Федора сидели и вовсе на полу в проходах и прекрасно себя чувствовали. Капитан Астахов от похода на премьеру решительно отказался; Савелий Зотов пришел с Настенькой, но тут ему вдруг позвонили из роддома и сообщили, что он счастливый папаша. Бедный Савелий обалдел и только повторял: как же так, обещали ведь завтра, как же там Зосенька! Одна! Он сунул ручку Настеньки в руку Федора и унесся. Федор, не успевший ничего сказать, оказался с малышкой наедине. Он оторопело смотрел на Настеньку, пытаясь вспомнить свой опыт общения с молодняком, в прошлом довольно изрядный, но тут девчушка взяла инициативу в свои руки и сказала:

— Пошли, дядя Федя, а то уже начинают!

Ирина пришла с Глебушкой. Заметив их, Федор протиснулся поближе.

— Ой, — обрадовалась Ирина, — это твоя дочка?

— Упаси бог, — испугался Федор, это дочка моего друга Савелия, Настенька.

— Здравствуй, Настенька. А это мой сын Глеб, — сказала Ирина.

— А у меня братик родился, — сообщила Настенька. — Герман! Папа побежал посмотреть. А я с дядей Федором.

— Братик? Поздравляю! — воскликнула Ирина.

— Ма, вон бабуля пришла! — Глебушка дернул Ирину за руку.

Ирина обернулась. С Татьяной Сергеевной она не разговаривала с того самого дня, когда попыталась забрать сына. Вот и сегодня она позвонила Глебушке и сказала, что они идут в театр на «Пиноккио» и чтобы он был готов. Отношения между Ириной и Татьяной Сергеевной не хотели налаживаться и, по-видимому, зашли в тупик. Удивительное дело, но Ирина не чувствовала себя виноватой. Раньше чувствовала, а сейчас нет. Татьяна Сергеевна, завидев дочь и внука, устремилась к ним, Ирина молча смотрела.

— Ма, я не хочу с ней, она все время всех ругает! — сказал Глебушка. — Я хочу домой.

— Здравствуй, Ирина, как ты? Думала, не найду вас, народу прорва, неужели все так хорошо знают английский? — Татьяна Сергеевна переводила взгляд с Ирины на Федора.

— Мама, знакомься, это Федор, это Настенька.

— Татьяна Сергеевна. — Она протянула руку Федору, и тот галантно ее поцеловал.

— Извините, мне нужно к ребятам, — сказала Ирина. — Глебушка, идешь?

И они ушли, а Федор и Татьяна Сергеевна остались. Татьяна Сергеевна пожала плечами и обиженно проговорила:

— Дети взрослые, родители им больше не нужны. Ты, Настенька, слушайся папу…

— Это не мой папа! Мой папа поехал к маме и братику Герману в роддом, — сообщила Настенька.

— А… ну ты его тоже слушайся, — слегка растерялась Татьяна Сергеевна.

— Пойдемте в зал? — предложил Федор.

Они вошли. Зал был полон. Студенты, сидевшие на полу в проходе, встретили Федора радостными криками. Девчонки зашептались.

— Здрасте, Федор Андреевич!

— Садитесь к нам!

— Ой, Федор Андреевич, это ваша дочка?

— Это Настенька, дочь моих друзей! — ответствовал Федор. — Поздоровайся, Настенька!

— Здрасте!

— А где твоя мама?

— Мамочка в роддоме, родила братика Германа!

— А где твой папа?

— Папа пошел в роддом.

С первого ряда им уже махал Эмилий Иванович…

Главный режиссер Молодежного Виталий Вербицкий на правах хозяина сказал похвальное слово, как он выразился, в сторону спикеров, которых давно знает, дружит с ними и трепетно следит за их сценическими успехами. Виталия Вербицкого хлебом не корми, дай покрасоваться, или, как сейчас принято говорить, попиариться. Он человек публичный, привыкший к восторгам толпы и особенно женщин, характер у него нордический, он не боится бросать вызов общественному мнению, причем иногда доходит до драки. Молодежный не остается в стороне и всячески помогает молодому поколению в творчестве, подчеркнул Виталий. Вот, даже сцену им предоставили, не пожалели, хотя английский язык, так сказать, «не наш профиль». Упоминание о молодом поколении выдало режиссера с головой — он не имел ни малейшего понятия о спикерах и считал их ребятишками.

— Это хорошо, — прокомментировал речь мэтра кот Базилио, — этот лицедей не подозревает, что его ждет! Мы его уделаем на раз-два! Новатор, тьфу!

Спикеры подглядывали в зал через дырочку в занавесе и делились впечатлениями.

— Алиса, вот твой Эмилий в первом ряду, с букетом! По-моему, он похудел!

— Любовь!

— Любовь-морковь!

— Ирина как на иголках! Переживает.

— Карабасик, это ты икаешь? Колбасит?

— Кто икает?

— Мальвина, ты?

— Ничего я не икаю!

— Тише! Не толкайтесь!

— Папа Карло, готов? Ни пуха! Пошел!

— К черту!

Публика тоже смутно представляла себе, что ее ждет, и собралась, в основном привлеченная рекламой на радио и в прессе, а также волшебным названием «Молодежный театр», репутация которого была общеизвестна, добавьте сюда английский язык, что придавало мероприятию душок легкого академического снобизма. И всегда можно было небрежно заметить, что вот сподобился или сподобилась, вчера в Молодежном, под крылом Виталия Вербицкого, на английском языке… Да-да, на английском, а что? Сейчас все знают английский. Плюс профессура иностранных кафедр, учителя спецшколы, родственники и друзья спикеров… Впрочем, все, как и предсказывал когда-то кот Базилио: «Одних родственников и дружбанов до фига, только свистни!»