Виталий Гладкий - Золото гетмана
– Что ж… может, ты и прав. Айда!
Вернувшись в гостиницу, Глеб забрал своего «бычка» с автостоянки, и они поехали по указанному Федюней адресу.
Лучше бы и не ездили. Место, к которому они стремились, было расчищено и заасфальтировано. Образовалась небольшая площадь, на которой уже строили пестрые балаганчики и карусели. Оказалось, что местные власти решили сделать детям подарок – организовали парк аттракционов.
– Волки позорные! Уроды! – бушевал Федюня. – Сто лет никому не было дела до этого места, а когда мне… когда нам засветила удача, они закатали ее в асфальт! Убийцы! Навуходоносоры!.. – Дальше пошло и вовсе непечатное.
Федюня матерился и прыгал, размахивая руками, минуты две. Наконец выдохшись, он упал на землю и от переизбытка чувств заскрежетал зубами.
– Что это с ним?! – спросил мимоходом какой-то мужик-строитель в оранжевой каске. – Схоронил кого-то близкого, что ли?
– Ага, – мрачно ответил Глеб. – Свою тещу. Теперь не знает, как жить без нее дальше. Такое горе…
Мужик удивленно глянул на него, но вдаваться в детали не стал и удалился. Федюня скрежетал зубами и тихо ругался еще какое-то время, а затем затих – лежал, прикрыв голову руками и вздрагивая всем телом.
– Ладно, хватит землю греть, – выждав немного, сказал Глеб. – Вставай. Еще ничего не потеряно. Это я тебе говорю.
Кряхтя, как столетний дед, Федюня встал и обратил свою покрасневшую физиономию в сторону Глеба.
– И что теперь делать?! – спросил он хрипло. – Асфальт по ночам ковырять?! Откуда мне знать, где вход в подземелье?! Ориентиров нету… все, хана.
– Чудак человек… – Глеб снисходительно улыбнулся. – Наша задача всего лишь усложнилась. Да и сколько тут этой площади? Найдем.
– Да мы можем здесь копать хоть до Судного дня и ни хрена не откопаем! Мне тогда повезло, потому что я случайно начал рыть в том месте, где подземный ход, скорее всего, выходил на поверхность. Дальше он идет все вниз и вниз. И потом, кто нам позволит ковыряться? Теперь здесь будет охрана, менты… Повяжут и доказывай потом, что ты не верблюд.
– А башка тебе на что?
– Причем тут башка?
– Очень даже при чем. Впрочем, – Глеб вздохнул, – зачем грузить тебя тем, что ты не понимаешь?
– Что же я не понимаю?
– Любой выход в «поле» в подобной ситуации предусматривает прежде всего ознакомление с материалами: различной справочной литературой, архивами, картами, планами… в том числе и с планами подземных ходов, если они имеются в наличии.
– На кой это нужно?! У меня один план: копай поглубже, набирай на лопату земли побольше, кидай подальше, пока летит – отдыхай. До сих пор все работало безотказно.
– И на старуху бывает проруха, как говаривал один литературный герой. У нас как раз тот самый случай. Начнем сначала. И что меня вдохновляет – не с нуля. Потому что знаем точно – клад существует. Не так ли?
– Так, – угрюмо подтвердил Федюня.
– Вот и отлично. Держи хвост пистолетом. И напряги свои извилины. Вспомни, в каком направлении шел ход. И дай хотя бы примерную привязку к тому месту, где ты провалился. Сможешь?
– Хрен его знает…
Федюня долго ходил туда-сюда, что-то бормоча себе под нос, а затем сказал с убитым видом:
– Ни фига. Все срыли, никаких ориентиров не осталось.
– Ну, присмотрись еще раз!
– Говорю тебе – чужое место! Примерно там стояло сухое дерево. Теперь нет и пня. И я уже сомневаюсь, не привиделось ли мне и дерево это, и какие-то старые развалины… где они? А нету их, и все тут. У-у! – В бессильной злости он с силой треснул кулаком о деревянный щит.
– М-да… Задача. – Глеб почесал в затылке. – Чертовски не хочется снова влезать в архивную пыль. Это дело длинное и неблагодарное. Мало того, оно не дает гарантии успеха.
– И как нам теперь быть?!
– Устроим генеральный совет. Только в нормальной обстановке. В гостинице. Нужно подумать. Спокойно, без психоза. Взвесим все «за» и «против», выработаем план дальнейших действий – и вперед. Мы оба парни упрямые, так неужели нас может смутить какой-то асфальтоукладчик, закрывший вход в подземелье? Я почему-то уверен, что у входа есть и выход. В старину тупиковые тоннели практически не рыли. Подземелье с одним лишь входом – это западня. В годы военных лихолетий богатые господа берегли свои денежки и свою драгоценную жизнь точно так, как наши олигархи: золото рассовывали по разным «корзинам», заводили сильную охрану и готовили коридор для тайного бегства.
– Ты думаешь?..
– Уверен! Клев у нас уже пошел, осталось лишь терпеливо ждать, пока рыбка сядет на крючок. Как долго это будет длиться, для настоящего рыбака не суть важно. Главное – результат. И мы его добьемся. Поехали!
Вместо обсуждения дальнейших планов получилась пьянка. Федюня ни в какую не хотел садиться за «стол советов», не приняв на грудь стакан «живой воды», как он выразился. Нужно сказать, что и Глеб не был против этих «лечебных процедур». Слишком велико было разочарование в таком нелепом начале.
Пришлось им сгонять в приличный гастроном и затариться по самое некуда спиртным и продуктами. К ночи кладоискатели уже были хороши, и если Тихомиров-младший еще мог кое-что соображать и даже передвигаться, то Соколков, едва добравшись до кровати, упал, не раздеваясь, и уснул, что называется, на лету – до того, как его голова коснулась подушки.
Помыкавшись немного по номеру и тупо послушав новости на мове (о чем шла речь, так и не понял: дикторы несли какую-то ахинею на предмет очередного газового спора между Россией и Украиной), Глеб разделся и лег спать, благо уже стемнело. На душе по-прежнему было неспокойно, но хмель постепенно выдавил тревогу, и Глеб забылся сном младенца.
Проснулся он снова от Федюниного концерта. Теперь тот даже не кричал, а выл, укрывшись с головой одеялом, во всю мощь своих легких.
Глеб вскочил как ошпаренный, кинувшись было к выключателю, но тут же плюхнулся обратно на постель. Возле двери стояло привидение! Оно было точно таким, как его описывал Федюня – нечетко очерченная человеческая фигура (черная, с красноватым отливом), окруженная сиянием.
Глава 16
Поход
В Сечи царили переполох и смута. На площади перед церковью казаки били в бубны, а довбыш[112] в литавры; туда же стекался и народ со всех куреней – созывалась внеочередная казацкая рада. Сечевики были злы, как потревоженные осы, и старшины[113] во главе с кошевым атаманом Костем Гордиенко, сидя в паланке, в большой тревоге прислушивались к нарастающему гулу и крикам.
– Опять Пластуновский курень Гусака бунтует, – оскалился войсковой писарь, втягивая голову в плечи. – Ребелия… – тихо буркнул себе под нос.
Он был урожденным шляхтичем и в Кош попал благодаря каким-то тайным и нелицеприятным обстоятельствам своей жизни. Писарь был неизменным попутчиком и войсковым товарищем Гордиенко с давних пор. Они вместе пошли за Мазепой, потом воевали под рукой Орлика против царя Петра и наконец возглавили Олешковскую Сечь.
– Я так и знал, что калга-султан втянет нас в какую-нибудь темную историю, – молвил шафарь[114]; он был самым старым из всех собравшихся и, пожалуй, самым мудрым. – Басурман проклятый…
– Надо было послушать Гусака! – брякнул войсковой есаул, не отличающийся особым умом; он стал старшиной только благодаря своим боевым заслугам. И тут же потупился, потому что Кость Гордиенко бросил на него свирепый взгляд, не предвещающий ничего хорошего.
В декабре месяце калга-султан прибыл в Сечь и велел кошевому атаману Гордиенко собрать отряд в количестве 2000 сабель и двинуться вместе с ним на Буджак усмирять мурз, которые якобы злоумышляют против нового крымского хана Менгли-Гирея. Куренной Гусак, похоже, почуяв неладное, вместе с бывшим кошевым атаманом Иваном Малашенко устроил бучу. Он потребовал, чтобы калга-салтан представил от хана ярлык на этот поход.
Но Кость Гордиенко, который терпеть не мог атамана Пластуновского куреня, а тем более, Малашенко, считал его гораздо хитрее прямолинейного Гусака, не внял разумным доводам, и сечевики пошли воевать против Белгородской орды. Однако спустя какое-то время оказалось, что это калга-султан восстал против Менгли-Гирея. Весной в Буджак прибыл сам хан с большим войском, и, захватив калгу-салтана, отправил его в Стамбул на смертную казнь. А полторы тысячи плененных запорожцев, отобрав у них оружие, велел продать в неволю на галеры.
– Что будем делать, Карп? – спросил Гордиенко у кряжистого седоусого запорожца, сидевшего с краю стола.
Карп Сидоренко, единственный из присутствующих, не занимал никакой должности. Но, как бывший кошевой атаман, пользовался большим влиянием на казаков благодаря своему открытому, незлобивому характеру и потрясающей отваге. Карп был одним из тех, кто утверждал, что лучше ходить под татарами, нежели копать каналы в Петербурге. Он считался наравне с Гордиенко основателем Олешковской Сечи и был единомышленником кошевого.
