Диана Бош - Все совпаденья не случайны
Феномен замедления времени – вот что сейчас происходило с ней. И неправда, что на самом деле это всего лишь иллюзия – так могли решить только люди, никогда не испытывавшие подобного. Теперь Эльза понимала, почему летчики, пережившие авиакатастрофу, рассказывали, что время реагирует на состояние человека, то замедляя, то ускоряя свой бег.
– Как поживает твоя матушка, Стас? – ровно и спокойно спросила Эльза. – Помню, когда-то она декламировала: «Белые клавиши в сердце моем робко стонали под грубыми пальцами, думы скитались в просторе пустом…» – Эльза и сама не поняла, откуда, из каких глубин всплыли эти стихи. В памяти отчетливо предстало видение: мать Стаса в незабудково-голубом платье, опершись рукой на рояль, читает Брюсова. И даже голос Эльзы вдруг приобрел чужие, не свойственные ей интонации: «Память безмолвно раскрыла альбом, тяжкий альбом, где вседневно страдальцами пишутся строфы о счастье былом…»
Глаза Стаса остекленели, и он замер, словно всматриваясь в сумеречную даль.
– Помнишь, как она учила тебя? – продолжала Эльза тем же грудным голосом. – Ее белокурые локоны склонялись на тетрадь, и она водила твоей рукой, выписывая крючочки и палочки. Она всегда знала, как правильно поступать…
– Нет! – вдруг вскрикнул Стас, возвращаясь в реальность. И желчно продолжил: – Мать предала меня.
– Она любила тебя.
– Бросила меня, когда больше всего была нужна! Сцена ей оказалась дороже меня!
– Она каждый раз возвращалась.
– И снова предавала меня. Я ненавижу ее!
– Ненавидеть ее все равно, что ненавидеть себя. У тебя родинка на щеке, точно как у нее…
Стас схватился за щеку так, словно ее обожгло, и с остервенением потер, а Эльза продолжала говорить, боясь остановиться хоть на секунду. Искушение броситься вперед со всех ног и попытаться проскочить в открытую дверь мимо тюремщика, было очень велико. Но шанс спастись таким образом был столь мал, что приходилось сдерживать себя. Нужно было приблизиться к убийце, тогда, вероятно, получится выиграть время и все-таки убежать.
– Какая она красивая была, твоя матушка! Да, Бог ее одарил несравненной красотой. Она любила тебя и твоего отца.
– Замолчи! – Стас схватил Эльзу за кисть и больно сжал. Но тут же отдернул руку.
– Я помню, как вы приехали в наш поселок, ты и твой отец. Вы полгода жили одни, лишь потом она нашла вас. Почему ей пришлось разыскивать вас?
– Не твое дело, – прошипел мужчина.
– А я отвечу: потому что она любила.
– Кого? – иронично переспросил Стас.
– Тебя. И, думаю, твоего отца.
Мучитель расхохотался, запрокинув голову и сжав кулаки. Эльза попыталась скользнуть мимо него в проход, но Стас тут же вцепился ей в плечо пальцами и заговорил – быстро, сквозь зубы:
– Она оставляла меня с отцом, а тот истязал меня. Срывал на мне злость за то, что не может заставить ее любить себя, и наказывал меня за малейшую провинность. Но не это самое страшное. Самым страшным было выслушивать его изощренные издевки. Никогда больше никто так не унижал меня, как родной отец! И ты еще уверяешь, что она любила меня?!
Эльза хотела что-то сказать, но Стас перебил ее:
– Ты хотела узнать, за что я ненавижу тебя? Так знай: именно ты окончательно украла у меня отца – всегда жестокий со мной, он таял от умиления, глядя на тебя.
– Неправда! Вскоре мы с мамой уехали из поселка.
– Твоя мать была шлюхой, такой же, как ты.
Эльза задохнулась от обиды и гнева – и в тот момент в ставни отчетливо постучали. Стас изменился в лице и, выскочив из комнаты, захлопнул за собой дверь.
На какое-то время воцарилась тишина, потом снаружи раздались два глухих хлопка, похожих на выстрелы, и у Эльзы от страха оборвалось сердце. Что, если это был Никита и он приехал спасать ее? А теперь муж, может быть, лежит убитый. Или раненый.
Эльза потеряла счет времени. Сколько она сидела на полу, размазывая слезы по щекам – минуту, две или час? Она уже успела так уверить себя, что погиб именно Никита, и в горе оплакать его, что, когда дверь приоткрылась, не испытала ни малейшего страха. Если Стас пришел убить ее – она с радостью подставит ему шею, теперь жизнь ей не мила.
Закрыв глаза, Эльза приготовилась умирать.
– Эй… – раздался рядом тихий голос.
– Гриша?! Почему ты здесь?
– Тсс! – Агриппина приложила палец к губам. – Он где-то здесь, не стоит шуметь. Молча иди за мной.
Женщины скользнули за дверь и заторопились по гулкому коридору. Сердце Эльзы колотилось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Агриппина тянула ее за собой, оглядываясь по сторонам и старательно обходя углы, словно ожидая, что из-за любого из них может выскочить Стас. Наконец они вышли на улицу и побежали к машине.
– Подожди, я задыхаюсь, – взмолилась Эльза, – силы кончились совсем.
– Ничего, силы восстановятся, мясо нарастет. Хотя, должна сказать, аристократическая бледность и модельная худоба вполне тебе к лицу.
– Да? Думаешь, стоит так все и оставить? – подыграла Эльза.
– Дело вкуса, конечно, – заявила Агриппина, заводя машину, – но я бы особо не торопилась вернуться к прежним формам.
– Я вроде бы полной никогда не была, – обиделась Эльза.
– Да ладно, подруга, не напрягайся, с твоим весом тебе вообще не скоро удастся располнеть. Это я так, треплюсь, чтоб как-то тебя от тревожных мыслей отвлечь.
Машина тронулась и начала разворот. Эльза открыла рот, чтобы задать вопрос – а их у нее скопилось немало, – но Агриппина перебила ее:
– Только молчи, ни о чем не спрашивай. Все потом, потом! Сейчас главное – сбежать поскорее отсюда, а потом уже можно вернуться, но с милицией.
– Зачем вернуться? – вытаращила глаза Эльза.
– Чтобы помочь тем, кто остался. Стас вооружен, он стрелял в меня. К счастью, не попал.
– Так это твой стук в ставни испугал его? Господи, я думала, он убил Никиту!
– Насчет Никиты ничего не знаю, но вполне допускаю, что тебя ищут, и твой муж тоже мог прийти сюда.
Эльза оцепенела, а потом вцепилась в руль и заорала:
– Стой!
– Ты что, с ума сошла? Я чуть в дерево не врезалась!
– Останови машину, останови… – Эльза побледнела еще больше, руки у нее затряслись, а глаза стали безумными.
Едва автомобиль замедлил ход, она открыла дверцу и, выскочив на ходу, побежала по дороге назад.
– Немедленно вернись! – Агриппина несколько секунд, оглянувшись, смотрела ей вслед, потом захлопнула дверцу и развернулась.
Со дня исчезновения Эльзы Никита жил как в бреду. Он что-то ел – не чувствуя вкуса, кое-как спал – урывками и не высыпаясь, перестал обращать внимание на свою одежду и, наверное, со стороны выглядел дико. Ему было все равно.
Когда-то, пару лет назад, когда Эльза отчаялась родить своего ребенка, она предложила взять приемыша, но Никита с негодованием отверг эту мысль. Ему казалось, они с женой вполне счастливы вдвоем, а чужой ребенок никогда не сможет стать своим. Но сейчас все странным образом изменилось. Его мысли сконцентрировались на двух людях – на Эльзе и Марии. Первую он трепетно и нежно любил больше восьми лет, вторую, пяти лет от роду, узнал лишь недавно и, тем не менее, уже не мыслил себя без нее.
Ребенок, возникший в его жизни внезапно, среди ада, вдруг стал необыкновенно дорог ему. Никита и сам не мог объяснить, отчего чувствует эту маленькую девочку такой родной, такой близкой. Он прижимал ее к себе, и ему казалось, что это их с Эльзой ребенок, которого они не успели родить. Маша, Машенька, Мария. Печальная, горькая – означает ее имя на древнееврейском. Да, горько ей, крохе, в жизни пришлось…
– А может быть, ты и есть мой папа? – Девочка заглянула ему в глаза. – Мы шли, шли вместе с мамой, а потом ты заблудился и отстал, а мы пошли дальше. Потом мама ушла искать тебя и не вернулась. А теперь ты нашел меня. И мама скоро вернется, правда?
Никита украдкой смахнул слезу и чмокнул девочку в выпуклый лобик:
– Правда, любимая. Спи. И пусть тебе приснится мама.
– И большой розовый слон! – звонко засмеялась малышка. – Такой, как показывали в телевизоре.
– Да, и розовый слон.
Никита вспомнил этот вчерашний разговор и улыбнулся. Надо будет поехать вместе с Машенькой в «Детский мир» и купить ей розового слона. Вот только бы скорее нашлась Эльза…
Случилось так, что на выходных к нему приехала секретарь Марина. Он настолько погрузился в свои личные хлопоты и отошел от дел, что, увидев ее на пороге, на мгновение растерялся. Девушка, воспользовавшись его замешательством, вошла сама и только после этого спросила:
– Можно?
– Мама! – выскочила из комнаты Машенька в одних трусиках. И замерла, с интересом разглядывая девушку.
– Ребенок? Никита Сергеевич, у вас гости?
– Зачем вы пришли, Марина? – глухо спросил Никита. – Мы разговаривали с вами по телефону, и, если вы помните, я сообщал о своем безразличии к тому, что происходит на фирме. Во всяком случае, сейчас.
