Она умерла как леди - Джон Диксон Карр
– Когда в понедельник вечером мы забирали миссис Салливан из старой мастерской, вы увидели ее и воскликнули: «Белла Ренфрю!» – но и это еще не все. Вы шлепнули ладонью по машине.
– Ну и что с того?
– Незадолго до этого миссис Салливан рассказала, как убийца – человек, из-за которого она едва не утонула в трясине, – в смятенных чувствах расхаживал по мастерской, ударяя ладонью по «паккарду». Предполагаю, мистер Феррарз, что именно это – когда Белла увидела вас – заставило ее развернуться, чтобы бежать в мастерскую, хотя она не узнала в вас того человека, как не узнает и сейчас.
Белла медленно обвела всех глазами.
Феррарз поднял ладонь, будто намеревался хлопнуть по какой-нибудь поверхности, но затем внимательно посмотрел на свою руку и уронил на прежнее место.
– Делайте что угодно, – произнес он, – только не устраивайте сеанс психоанализа. Такого я стерпеть не могу. Все это слишком серьезно. Но есть ли у вас доказательства? Сможете ли вы подкрепить весь этот вздор твердыми фактами?
– К сожалению, нет. Об этом вы позаботились.
– Позаботился? Каким образом?
– Мне было бы что предъявить суперинтенданту Крафту, сохранись у меня стреляная гильза и те купальные костюмы, что я нашел вчера ночью в «Прибежище пиратов». Ну а теперь… Теперь я, пожалуй, должен быть благодарен, что вы не застрелили меня; однако благодарность – не совсем то чувство, что я испытываю к человеку, убившему Риту Уэйнрайт. Ведь там, с пистолетом, были вы, верно?
Феррарз шагнул вперед.
– Секундочку, – резко сказал он. – Говорите, дело было вчера ночью? В котором часу?
– Ровно в час. А в половине первого вы уехали из дома на машине, верно?
Молли, полусидевшая в прежней позе, теперь вскочила на ноги. На ее лице отражались умело сдержанный гнев, смущение, недоверие и, пожалуй, ревность. Ну а я… Мне добавить было нечего.
– В час ночи Пол никак не мог оказаться в «Прибежище пиратов»! – воскликнула Молли. – Он был…
– Минутку, дорогуша, – тихо прозвучал еще один голос.
Признаться, мы совсем забыли о присутствии сэра Генри Мерривейла. Пока все говорили, он не произнес ни слова. Просто сидел в нескольких футах от кровати, сложив крупные ладони на набалдашнике трости. Кончик почти докуренной сигары находился в четверти дюйма от его губ. Сэр Генри скосил глаза, проверяя, не погас ли окурок. Нет, не погас. Поэтому сэр Генри вынул его изо рта и раздавил в пепельнице.
Шмыгнул носом, встал и произнес:
– Знаете, доктор, должен вас поздравить.
– Спасибо.
– Весьма добротная реконструкция, – признал Г. М., – и разрази меня гром, если это не так! Простая, продуманная, элегантная версия. Два комплекта следов, садовый каток и чудо, в котором нет ничего чудесного. Мне очень понравился ваш рассказ. Честно говоря, жаль, – тут он провел ладонями по своей большой лысой голове и внимательно посмотрел на меня поверх очков, – жаль, что в нем нет ни слова правды.
Феррарз даже не сел, а упал в кресло.
Поскольку сам я сидел в постели, со мной такого произойти не могло. Но теперь мне известно, что бывает, когда упорядоченная вселенная разлетается вдребезги. Это похлеще, чем шок от начала войны.
– Видите ли, – с виноватым видом продолжил сэр Генри, – я сам об этом думал. Прошлым вечером по моему приказу бригада парней в резиновых сапогах обследовала берег во время отлива. И садового катка там не оказалось.
– Но где ему быть, как не там? Может, его…
– Стащили? В одиночку? Ох, сынок! Четыреста фунтов железа, да по неровным камням, когда на берег набегают волны?
Я не мог не признать, что в его словах имеется зерно здравого смысла.
– И еще, доктор… – Г. М. потер переносицу и бросил сердитый взгляд на Феррарза. – Прежде чем рассказывать такую историю, надо десять раз подумать, поскольку вы впутали в нее этого парня. Однако на прошлую ночь у него алиби. Такое же железное, как и садовый каток.
Белла затравленно посмотрела по сторонам.
– Мы что, все чокнулись? – сказала она. – Я могла бы поклясться, что доктор докопался до самой сути. Готова была подписаться под каждым словом. Версия настолько стройная, что при всем желании в ней невозможно усомниться. Но если все было иначе, то как? Объясните, Христа ради!
Довольно долго Г. М. хмуро смотрел на нее. Затем его лицо разгладилось и обрело прежний невозмутимый вид.
– Понятия не имею, милочка, – сказал он голосом утомленного старика. – Как видно, надо начать сначала. Посидеть и хорошенько подумать.
Он снова потер нос и добавил:
– Но похоже, что в нашем случае я, старый человек, оказался бессилен. Наверное, вы слышали, что в Лондоне меня списали со счетов. Злые языки твердят, будто я, ископаемая окаменелость, отстал от времени и не знаю, как нынче принято вести расследования. Пожалуй, они правы. Как бы то ни было, прощайте. Пойду в «Упряжку». Залью глаза пинтой пива.
– Но погодите! – крикнул я ему вслед. – Вы сказали, что нашли меня в пещере. Но как вы узнали, где меня искать?
Сэр Генри замер в дверном проеме, но не обернулся и не ответил. Опираясь на трость, он тяжелой поступью вышел в коридор. Позже миссис Гарпинг сказала, что Г. М. миновал ее с такой чудовищной злобой на физиономии, что она выронила метелку для смахивания пыли и чуть не вскрикнула от испуга. Сам могу лишь сказать, что слышал, как сэр Генри медленно, нетвердо и, как мне показалось, на ощупь спускается по лестнице к выходу из дома.
Постскриптум и эпилог
Пол Феррарз, выпускник Королевской академии художеств
Здесь обрывается рукопись доктора Люка Кроксли. Вопреки намерениям автора, она не окончена, но может быть представлена в качестве отдельного текста.
Доктор Кроксли погиб в ночь первого массированного налета на Бристоль, 25 ноября 1940 года, при типичных для него обстоятельствах. Он умер, спасая людей из пылающего здания с полным пренебрежением к собственной безопасности, а перед тем семь часов кряду работал не покладая рук в том аду, что разверзся на пространстве от начала Касл-стрит до конца Вайн-стрит.
Трагический парадокс этой истории я обсуждать не планирую, но обязан о нем упомянуть. Рукопись создавалась – о чем неоднократно упоминал доктор Люк, – чтобы доказать, что Рита Уэйнрайт и Барри Салливан не покончили с собой, но были убиты.
К счастью для него, доктор не узнал, что убийца – тот самый убийца, которого он преследовал с такой железной решимостью, – был не кто иной, как его собственный сын Том.
