Проклятие стеклянного сада - Наталья Николаевна Александрова
Теперь работник техслужбы был совершенно бессилен – без посторонней помощи он ни за что не смог бы подняться на ноги. Он только пыхтел и чертыхался, лицо его наливалось кровью.
– Вы… кто… такие? – прохрипел он, хватая ртом воздух. – Чего… вам… надо?
– Кто мы такие – это тебя не касается, Вася. А вот что нам надо… Расскажи-ка нам обо всех жильцах этого подъезда. Ты ведь их наверняка хорошо знаешь.
– Мужики… – просипел водопроводчик. – Вы явно не туда зашли… Здесь богатые люди не живут, одна нищета… В этом доме вам ничего не обломится…
– Ты за нас не думай, мы уж как-нибудь сами! Отвечай, или мы тебя тут оставим и дверь в подвал запрем! Будешь тут до смерти барахтаться! Одно хорошо, может, похудеешь! Еще раз повторяю – расскажи про всех жильцов!
– Ох… Ну, слушайте. На первом этаже, справа, в одиннадцатой квартире, живет очень скандальная бабка.
– Одна?
– Почему одна? С семью кошками! Хотя сейчас, может, уже и больше, кто их считает? Ну у нее в квартире и запах! Я один раз к ней зашел насчет протечки, так чуть не задохнулся.
– Дальше!
– Напротив нее, в двенадцатой квартире, алкаш один, Тимофеич. Вся квартира пустыми бутылками завалена. Он всё ждет, когда Советская власть вернется и бутылки снова будут принимать. На втором этаже, тринадцатую квартиру хозяйка сдает.
– Сдает? – оживился коротышка. – Кому не знаешь?
– У нее снимают шестеро этих… гастарбайтеров. На стройке работают, неподалёку.
– Ясно. Тоже не то. Дальше!
– В четырнадцатой старички живут, муж и жена. Аккуратные, ничего сказать не могу, только цветы всякие разводят, так у них в квартире жарко и влажно, как в оранжерее.
– Дальше!
– На третьем этаже, в пятнадцатой, Люська живет. Ну, эта мужиков постоянно водит, этим и зарабатывает. Один раз вызвала меня кран в ванной поменять, так и то хотела натурой расплатиться – денег, говорит, сегодня нет.
– Дальше!
– Напротив Люськи, в шестнадцатой, Зоя Васильевна, пенсионерка и очень активная особа. Как что не так, как что не по ней – непременно звонит и пишет куда только можно: кто машину не там поставил, кто музыку поздно включил, немедленно сообщает во все инстанции, и в полицию, и в прокуратуру, и в Следственный комитет… Ну, и про Люську, соседку свою, каждый день сигнализирует, про ее антиобщественное поведение, только всё без толку – у Люськи хахаль в полиции, так что дальше его эти заявления не идут.
– Поторопись!
– На четвертом этаже, в семнадцатой квартире, Расторгуева прописана. Нет, она здесь не проживает, обитает у своего мужика в Володарке, а эту квартирку сдает…
– Так! Вот с этого места подробнее!
– А какие тут подробности? Сдаёт и сдаёт, то одни жильцы, то другие! Чуть не каждый месяц меняются. Оно и понятно, квартирка незавидная, и район не очень.
– А сейчас, конкретно, кто там живет?
– Сейчас-то? Вроде бы новым сдала, женщине с дочкой и тётке постарше.
Напарники переглянулись.
– Напротив, в восемнадцатой, Настасья Филипповна, балерина на пенсии, со своим Ромуальдом.
– Больше нам ничего не нужно! Свободен!
Напарники направились к выходу.
– Эй, мужики! – крикнул им вслед несчастный водопроводчик. – Вы же меня обещали не оставлять, если я вам всё расскажу! Вы же меня поднять обещали!
Напарники переглянулись.
– Ты ему что-нибудь обещал? – спросил тот, что пониже.
– Я? Я ему ничего не обещал, – честно ответил тот, что повыше.
– Мужики, ну, пожалуйста…
– Ори погромче, может, кто и придет!
Негодяи под вопли нечастного покинули подвал и стали подниматься по лестнице. На четвертом этаже они остановились перед дверью квартиры номер семнадцать и переглянулись.
– Ну что, звонить будем? – спросил тот, что повыше.
– Зачем звонить? Только лишний шум поднимем. Ты эту дверь видел? Ты этот замок видел?
Действительно, дверь была хлипкая, а замок такой, что его, кажется, можно было открыть ногтем. Невысокий тип не стал портить ноготь, он достал из кармана обычный складной нож с несколькими лезвиями и без особых проблем открыл замок одним лезвием.
Стараясь не шуметь, напарники приоткрыли дверь и проскользнули в квартиру. Квартирка оказалась не просто маленькая – она была крошечная. Прихожая… О некоторых тесных прихожих говорят: «Больше двух не собираться», но в этой прихожей два человека могли бы поместиться, только прижавшись друг к другу в пылком объятии, а уж одеться с трудом мог только один человек средней комплекции.
Слева, из кухни, доносился несколько фальшивый женский голос, исполнявший старую эстрадную песню «Ландыши». Справа, в жилой комнате, детский голосок декламировал бессмертное: «Ехали медведи на велосипеде…»
Невысокий напарник жестом показал своему спутнику на кухню, а сам направился в комнату.
Долговязый заглянул в кухню.
Возле плиты бодрая женщина пенсионного возраста, напевая «Ландыши, ландыши, светлого мая привет…», помешивала поварёшкой кипящий суп в кастрюле. Судя по запаху, суп был куриный.
Больше никого на кухне не было, и боевик попятился, решив присоединиться к своему партнёру. Но в этот момент женщина у плиты заметила на пороге незнакомого мужчину, страшно удивилась, машинально зачерпнула полную поварёшку супа, плеснула в незнакомца и громко крикнула: «Брысь!»
Огненный суп ожёг долговязому лицо и шею, кусок курятины попал за воротник, а несколько капель супа – на левую штанину. Он вскрикнул и пулей вылетел обратно в крошечную прихожую. Незадачливый бандит врезался в стену, своротив при этом висевшую на этой стене вешалку.
Тем временем его более толковый напарник заглянул в жилую комнату. Он застал там умилительную картину. Елена сидела на диване вполоборота к двери и заплетала дочке модную французскую косу, а Катя при этом декламировала маме «Тараканище» Чуковского. Кукла Света, наказанная за плохое поведение, сидела в углу дивана.
Бандит оценил обстановку, прикинул на глаз расстояние и двинулся к Елене, намереваясь заломить ей руку за спину. Однако Елена увидела его отражение в стекле серванта и, даже не успев ничего подумать, молниеносно вскочила, сделала обманное движение навстречу бандиту, затем мгновенно отступила, перехватила его за плечо и с неожиданной для ее хрупкого телосложения силой швырнула на пол.
Пока бандит пытался встать, она подхватила Катю
