Проклятие стеклянного сада - Наталья Николаевна Александрова

Наталья Александрова

Проклятие стеклянного сада

Серия «Роковой артефакт»

© Н. Александрова, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Маша брела по улице, внимательно глядя под ноги, чтобы не вляпаться в лужу, есть за ней такой грех, совершенно не смотрит, куда идет. И вообще, жалко будет новые туфли.

Долго их выбирала, колебалась, всё решала, что лучше – туфли сейчас или платье, а туфли отложить на осень, чтобы носить их исключительно на выход, как говорит свекровь. «На кажный день, – твердит, – можно что и попроще, а что получше, то непременно поберечь. А то если выходные туфли да платье на кажный день надевать, то вещь очень быстро в тряпку превратится, нужно будет новую покупать, так все денежки и профуфырятся».

Так и произносит «кажный», а не «каждый», как все нормальные люди. И еще словечки разные, как она считает, народные. Это у нее в последние годы началось, когда она на пенсию вышла. Раньше-то работала в школе, нормально изъяснялась, приличным литературным языком, а теперь вот в народ пошла. Пословицами сыплет, поговорками: «Где родился – там и пригодился», «Мал золотник, да дорог», «Без труда не вытянешь рыбку из пруда», «Пусти козла в огород»… Какой огород? Сроду у нее никакого огорода не было, дачки крошечной на шести сотках, и того нету, Тошку маленького некуда вывезти было, приходилось снимать халупу какую-то, без воды и печки.

И каждый раз, как выдает свекровь очередную поговорку, непременно смотрит на Машу, поджав губы, как будто всё это к ней относится. Мол, мы-то понимаем, о ком речь, да только не скажем, мол, мы-то люди деликатные…

Как всегда, когда вспоминалась свекровь, тут же у Маши заломило виски, в них как будто ввинчивался ее скрипучий голос. Она потрясла головой и все-таки вступила в лужу.

Да уж, день сегодня и правда ужасный. А когда они у нее были, хорошие дни?

Туфли, конечно, по выражению той же свекрови, товарный вид потеряли. Откровенно говоря, они ей и не нравятся, и неудобные, и цвет ей не подходит. Вчера только мерила, всего-то попросила две пары принести. Так продавщица так разоралась – сами не знаете, чего хотите! Коробку ей бросила, вроде бы на полразмера больше, и всё равно чуть тесноваты туфли. А Маша купила, хотя надо было не брать, раз такое отношение. Но не может она заставить людей себя уважать.

И сегодня с утра не успела на работу прийти, начальник крикнул из кабинета:

– Кочетова, завтра в командировку поедешь!

Маша так и встала на месте, потом в кабинет бросилась: «Сергей Николаевич, как же так? Договорились, что Лоскутова поедет, я и так уже два раза подряд ездила в этот Металлопрокат».

«Я с тобой ни о чем не договаривался, – шеф отвечает. Это у него манера такая, строгая, как он сам говорит. – Я, – говорит, – с подчиненными строг, но справедлив». Какая уж тут справедливость, когда она подряд два раза, да еще и третий норовят послать, а Ирка Лоскутова уже два месяца никуда не ездила.

Сначала по-хорошему попросила ее подменить – дескать, мама тяжело больна, Маша и согласилась. Да только бухгалтер Антонина Ивановна ей потом и сказала: дура ты, дура, ничему тебя жизнь не учит. Ирка-то с хахалем в пансионат намылилась на четыре дня, два отгула у начальника выпросила.

А в этот раз сразу поняла Ирка, что с мамой больной номер не прокатит, так видно, заранее к начальнику подольстилась. Так-то он с подчиненными не спит, принципы у него, опять же Ирка противная такая, сплетница жуткая. А на самом деле, та же бухгалтер считает, что ему и жены-то многовато, все-таки возраст прилично за пятьдесят.

Так что начальник уже всё заранее решил, поедешь, говорит, и точка. А если не нравится, то вот тебе бог, а вот – порог, увольняйся прямо сейчас. Никто не держит.

Ага, увольняйся, а кто тогда в командировку поедет? Пугает только начальник, когда он еще человека на ее место найдет. Да к тому же такого покладистого и безотказного.

Но Маша понимать-то всё понимает, а сказать резко не может, не умеет, такой уж у нее характер. И можно ведь плюнуть на всё да уйти, так боится. Профессии у нее, считай, никакой, образование – техникум, как представит она унизительные разговоры с кадровиками, да еще дома свекровь будет пилить, мол, не дал тебе бог ума, так сиди на месте и не дергайся.

Муж свою мамочку всегда поддержит, на Машу смотрит снисходительно, покрикивает, зовет Маруськой. Нарочно так говорит, знает, что Маше неприятно.

Маша смотрит на начальника, закусив губу, и сказать ничего ему не может, обещал же он ей в прошлый раз, что не пошлет в ближайшее время в этот чертов Металлопрокат. И забыл, конечно, улестила его Лоскутова, уговорила.

А начальник увидел на ее глазах слезы и еще больше разозлился. Меня, кричит, уговаривать не надо, поедешь – и точка! Кулаком еще по столу стукнул, так что ручку сломал дареную, дорогую. От этого еще больше рассвирепел.

Еле досидела Маша до обеда, никто ее не трогал, даже Лоскутова куда-то из комнаты испарилась, видно, совестно всё же. Перед обедом поймала ее бухгалтер Антонина Ивановна, сунула документы, что в Металлопрокат отвезти нужно, сказала, что она потом в банк уйдет, так что лучше сейчас разобраться. И ты, говорит, иди с обеда домой, скажешь, что собраться нужно.

На улице дождь хлещет, но Маша всё равно ушла, чтобы злорадной морды Лоскутовой не видеть. И вот теперь куда деться? Не домой же, там свекровь привяжется с вопросами, вечером муж явится, непременно скандал устроит. И ведь Маша точно знает, что ему всё равно, есть она в доме или нет, он и не заметит, если она не придет. Но обязательно выскажет всё про командировку. Это мамаша ему в уши напела, что женщина семейная должна при доме находиться, с чужими мужиками по командировкам не мотаться.

Притом что муж абсолютно ее не ревнует. И свекровь в этом плане тоже спокойна, так прямо и говорит при Маше: на нашу-то кто польстится – ни рожи ни кожи у ней нету… Ага, так и говорит – не у нее, а у ней, это уж обязательно.

Маша в свое время глупость сделала, рассказала им, что начальник придирается. Свекровь тут же