Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова
– Вы хотите определить способ его убийства? – Макар, глядя на ожесточившееся лицо Бальзаминова, изумлялся все больше и больше.
– На торсе вроде нет повреждений. Головы тоже нет. Мне сдается – ему пулю именно в башку всадили. Может, не одну даже.
– А что тогда вы хотите найти на вскрытии? – не мог взять в толк Макар.
– Сюрпризы, – уклончиво ответил Бальзаминов. – Знаешь, англичанин, кот в цилиндре и крыса, набитая поверх него, – весьма редкий микс на зоне.
Глава 31
Кот и крыса
– Безголовый нашему Бальзаминову, кажется, знаком, – заявил Макар, когда они на полной скорости гнали домой на Бельское озеро.
Клавдий молчал.
– А значение татуировки «Кот и крыса»? Твои соображения, Клава? – продолжал допытываться Макар.
– Я не великий спец по татушкам; помнится, с Гущиным вы когда-то активно эту тему обсуждали, – ответил Мамонтов.
– Я уже многое забыл. Из головы вылетело, – признался Макар. – Кот и крыса… Крысолов? Наш Безголовый-безрукий – тот флейтист с дудочкой из Гамельна?
– Или игрок в иные игры, – медленно ответил Клавдий. – Насчет Бальзаминова ты прав: татуировка его ошарашила, и Безголовый открылся для него в новой ипостаси, но он пока не уверен.
– Подозревает в убитом кого-то из известных ему людей?
– Да. Но он в сомнениях. Считает – судмедэкспертиза должна внести ясность. Хотя долго ему ждать вскрытия. Кто он? Деревенский участковый. По его запросу никто из патологоанатомов особо торопиться не станет. А местная полиция возбудит уголовное дело, и дальше все покатится обычной бюрократией.
– Но Бальзаминов словно чего-то испугался, – тихо заметил Макар. – И нас в момент спровадил. «Сидите тихо, чтобы никто про вас не знал». Он же своих коллег-полицейских имел в виду, Клава! Будто страшится неких последствий и встревожен.
Клавдий снова промолчал.
– А где наши-то пропавшие? – почти жалобно воскликнул Макар. – Мы с тобой за неполные трое суток натыкаемся уже на второй труп! Но ни на йоту не приближаемся к главной цели поисков!
– Как знать, Макар, – мрачно ответил Клавдий. – Вдруг мы уже в пункте назначения? И назад хода нет.
Макар глянул на него: Клавдий о чем-то сосредоточенно думал, но с ним своими невеселыми выводами не делился.
Дома они по установившемуся негласному уговору намеренно избегали этой темы, но оба с нетерпением ждали новостей от Бальзаминова. Макар весь вечер вновь провел с детьми: с Лидочкой вместе с учителями французского и латыни в бывшем кабинете отца – ныне классной. Активно участвовал в учебном процессе, отдыхая душой под «Сказки Матушки Гусыни» и стихи Горация. Августа по традиции присутствовала на уроке, храня молчание, но чутко всему внимая. Вера Павловна забрала Сашхена в коляске и предложила Клавдию прогуляться на озеро. Досужих вопросов насчет того, чем они заняты и где сутками пропадают, возвращаясь то пьяными, то грязными, мокрыми, расстроенными, взбудораженными, подавленными, печальными, она Клавдию не задавала. Неунывающий Сашхен из коляски постоянно просился «на ручки». Сидя на лавке в парке поместья на берегу озера, Клавдий накормил его прихваченным на гуляние «сухим пайком» – печеньем и яблочным пюре, неуклюже черпая ложечкой из баночки. Они с Верой Павловной молча созерцали догорающий над озером торжественный закат. Отужинав с аппетитом, Сашхен самолично вытер ладошкой ротик и, серьезно вперившись в Клавдия, изрек: «Кла!» А затем ткнул в сторону озера и добавил: «Пла» – «Клава, плавать, купаться!»
– Нет, братан, не сейчас, – возразил ему Клавдий.
– Да! Хочу! Пла! – Сашхен засмеялся. Колокольчик зазвенел.
– Александер! Не настаивай, пожалуйста, на своем. Дай Клавдию отдохнуть в тишине, – мягко попросила Вера Павловна крохотного Сашхена, и тот внял гувернантке.
Они вернулись домой втроем в густых сумерках, отужинавший яблочным пюре Сашхен уснул на плече Клавдия.
А ночью Клавдию привиделась осина…
Ураган раскачивал ее, пытаясь вырвать с корнями, словно то, другое дерево…
Толстый дуплистый ствол осины скрипел, стонал…
Или стонала Севрюга?
Мертвая, с русой косой до пояса, сорвавшаяся из петли, со своего собачьего поводка, она сидела под осиной и рубила топором безголовое тело в татуировках…
Обернулась через плечо, уставилась черными провалами глазниц, ощерилась в ухмылке…
Клавдий очнулся в холодном поту.
Участковый Бальзаминов позвонил лишь на следующий день в обеденный перерыв. Голос его прерывался, казалось, он задыхается.
– Что случилось? – спросил Клавдий по громкой связи. – Провели вскрытие?
– Да.
– И?
– Есть разговор, волонтеры, – Бальзаминов тяжело дышал. – Встретимся сейчас, а? Долгая не телефонная беседа. Мне ваша… то есть твоя, Терминатор, помощь позарез нужна.
– Приезжайте к нам домой в Бронницы, – предложил Макар. – Пообедаем вместе.
– У тебя детки-малолетки, англичанин, ты вообще лучше не суйся, – отрезал Бальзаминов. – И в Скоробогатово ко мне вы сейчас не вздумайте срываться. Лучше встретимся… черт, столько шашлычных знал, и все из мозгов разом выветрилось…
– Можем не в ресторане, мы еды привезем с собой, устроим пикник, где скажете, – выдвинул новую идею Макар. – Раз все стало вдруг столь секретно.
Бальзаминов прохрипел в трубку:
– 55-й километр, поворот на Броды – жду вас через полтора часа.
– Да он просто не в себе! – изумился Макар, когда Клавдий дал отбой. Сам он ринулся к горничной Маше – за снедью, чаем, кофе к «пикнику»
А Клавдий сверился с картой в мобильном, нашел неизвестные ему Броды и тот 55-й километр – поворот вел к Москве-реке. От Шишкина Лесничества до него – четырнадцать километров, от места обнаружения ими трупа в яме – примерно восемь. Клавдий мог лишь прикинуть здесь расстояние. А неподалеку в пяти километрах располагалась деревня Кормаково, окруженная садовыми товариществами и лесным массивом, вплотную примыкающим к зеленому квадрату, никак не поименованному на карте, где прятался георгианский особняк. Клавдий вспомнил – Кормаково уже упоминалось вчера Бальзаминовым. Он укрупнил карту – два густых участка леса и неприметная просека внутри одного из них… От Кормакова до места захоронения Безголового было не более двух километров.
На повороте на Броды Бальзаминов ждал их не в патрульной машине, а в своей старой «Хонде», и оделся он в гражданское. Но Клавдий заметил – под ветровкой сзади у него проступали очертания кобуры табельного пистолета. Они домчали наперегонки до Москвы-реки, выбрали уединенное место на круче. Вдали на противоположном берегу виднелся пляж, усеянный загорающими дачниками.
– Быстро ж ты добился вскрытия, Михалыч, – удивился Клавдий.
– Ужом извернулся. Два пузыря поставил от себя и еще кое-что по мелочи обещал подсобить. – Участковый Бальзаминов отрешенно наблюдал за Макаром, выкладывающим из стильной корзины для пикников на скатерть припасы-угощение.
Он не знал: корзинка и скатерть – наследие Меланьи, бывшей жены Макара, приобретены ею некогда в Harrods.
– Все утро в прозекторской торчал. Следак обрадовался до икоты, сразу спихнул морг на меня, едва я заикнулся.
– Вы на пару с патологоанатомом что-нибудь нашли? – Макара терзало любопытство, но одновременно ему хотелось успокоить взвинченного усталого участкового. Он налил ему из термоса горячего чая.
– С молоком, англичанин? Я все диву даюсь насчет вашего лондонского пойла, но сытно должно быть, – Бальзаминов залпом с жадностью – его видно мучила жажда – осушил стакан. – Отыскал я в теле то самое… предполагаемое.
– А именно? – Клавдий внимательно следил за Бальзаминовым: он настоял на их встрече сам срочно, его явно распирали важные новости, но он… то ли боялся, то ли колебался… не желал полностью открывать карты?
– Болт у него в правом локтевом суставе и в шейке бедра – эндопротез. Анатом – дошлый мужик, объявил мне: давность эндопротезирований тазобедренного и локтевого суставов – более десяти лет. В тазобедренном стоит протез – металл – полиэтилен, долгосрочный, дешевый, в локтевом суставе титановый болт зарос хрящами. Обе операции проводились из-за серьезных травм, переломов и раздробления костей. Ну, его ж били тогда без пощады… Живой остался чудом.
– Кто? – не выдержал Макар.
– Вениамин Жигов. Беньямин… Беня-Кот, – Бальзаминов достал мобильный и показал фото.
Снимок – явно из «базы» – фас-профиль. На другом фото – тот же тип в полный рост в тюремной робе, но фото сделано в тесном сумрачном кабинете. Сутулый лысый мужчина лет за тридцать с темными глазами, смахивающими на маслины.
– Уголовник? – Макар вместе с Клавдием разглядывал фотографии.
– Воровал с малолетства, сначала у одноклассников барахло из шкафчиков, затем загремел за грабеж, а последняя его ходка уже групповой вооруженный разбой. Схлопотал по рецидиву десятку. Сам из приличной еврейской семьи, родители – трудяги, мать к нему в колонию приезжала
