Длинная тень ожиданий - Лариса Павловна Соболева
– Ты Накано? – спросил с сомнением Иван.
– Рудаков, не валяй дурака, разверни свою фотокарточку прямо по курсу.
– Это она, – сказал он Милане. – Поехали, миледи.
– Ну… – протянула та, разворачиваясь к рулю. – Нельзя же так преображаться! Бегала девчонка, и вдруг красота с обложки журнала. Аж завидно стало. Тебе бы в кино сниматься с такой эффектной внешностью, всяких королев там играть… Харисов как увидит тебя, рухнет и ничего не скажет.
– Я надеюсь, он захочет мне помочь, поэтому старалась перед зеркалом, – улыбалась Накано, довольная произведенным впечатлением, нечаянно дотронулась до пакета с пирожками. – Ой, а что это?.. Пирожочки! Пахнут… Из лаваша вкуснятина? Я как раз не успела позавтракать.
Милана резко затормозила, повернулась к ней:
– Не трогай мои пирожки! От тебя будет нести за версту мясом и специями, Харисов терпеть не может, когда от женщины воняет едой. Вот, держи!
Она кинула назад коробочку.
– Что это? – спросила Накано.
– Духи́. Египетские.
Накано насторожилась:
– Он что, ко мне приставать будет?
– Не обольщайся, – отозвалась с первого сиденья Милана. – Даже такая красотка вряд ли воздействует на него, женские прелести ему пофиг. Просто Харисов очень чувствительный к запахам, чует, как собака, одну молекулу за километр. Ему нравится, когда женщина благоухает волшебным ароматом, хорошо реагирует на египетские духи. Не волнуйся, ты всего лишь расположишь его к себе.
– Необычные причуды у господина, – сказала Накано, касаясь стеклянной пробкой за ушами. – А правда, духи классные, мне нравится аромат.
До особняка Харисова добрались за пятьдесят минут, это в центре, еще через десять Накано разглядывала картины в тяжелых рамах на стенах в приемной, как сказал охранник. На ее взгляд, так это гостиная, впрочем, тяжеловата для восприятия современного человека, тем более молодого. Преобладание мебели из темного дерева, казалось, затемняет пространство, а прибавить сюда шторы под цвет мебели, и атмосфера получилась бы средневековая, эдакий готический стиль.
Он появился на верхней площадке и начал спускаться по лестнице. В воображении Накано рисовала эстета, утонченного во всех смыслах пожилого дяденьку, аристократа телом и духом и, безусловно, с отменным вкусом, несмотря на мрачность в интерьере.
Однако спускалось нечто большое и бесформенное, голова с коротко стриженными темными волосами и обсыпанными сединой плотно сидела на плечах, всю эту пирамиду завершала неприветливая физиономия с карикатурно крупными чертами; не руки, а лапищи. И одежда мешковатая, вероятно, для удобства, будто из пятидесятых годов прошлого века. Накано искала в памяти: кого же он напоминает?
– Почему стоишь? – спросил Харисов на середине лестницы.
– Мне не предложили сесть.
– Садятся в колонию. Выбирай место и присаживайся.
Сразу виден неоценимый жизненный опыт, которым не хвастаются. Хотела Накано пошутить, мол, присаживаются в книксене, но подумала, что книксенов он не встречал на жизненном пути, а шуток не понимает. Она выбрала явно деловую зону у стены ближе к стене из стекла от пола до потолка, за которым разрослись пышные растения и цветы в больших и маленьких горшках. Скорей всего, это зимний сад, что ж, красиво. Харисов подошел, сел во второе кресло и уставился из-под густых и нахмуренных бровей, прищурив один глаз, на красивую девушку, кажется, действительно собирался ее съесть прямо сырую, но пока поедание отложил и констатировал факт:
– Ты не похожа на Константина.
Историю страстной любви и расставания родителей бедной Риты, ни разу не видевшей папу, поведала Харисову, разумеется, Милана.
– И на маму не похожа, – не растерялась она. – Я копия бабушки, маминой мамы. Милана сказала, вы хорошо знали отца.
– Неплохо.
И все, никаких подробностей. Даже чаю с конфеткой не предложил, жлоб. Нет чтобы доченьке рассказать про папу за чашкой чая, но может, он слов мало знает, так или иначе, а из этого чудовища информацию клещами придется выдирать инфу. Накано решила не юлить, а напрямую заявить о цели своего прихода:
– Я слышала, его убили и до сих пор не нашли того, кто убил… Вы знали отца, возможно, лучше остальных, ведь домашние видят родственников только с одной стороны, с лучшей.
– А какая теперь разница? – промямлил он.
М-да, на вопросы отвечать не хочет, а рассматривает Накано плотоядно, как Джек-Потрошитель, может, он такой и есть, тогда повезло, Милана его предупредила, что привезет Риту и заберет. Ключевое слово – заберет, стало быть, выйдет Накано отсюда живой. Итак, осталось играть дальше роль дочери:
– Я мечтала узнать, кто мой отец, для меня это важно… думаю, для каждого человека это важно. Мечтала увидеть, даже издали, если не позволят его дети.
– И наследство получить, да?
Наконец эта препротивная харя улыбнулась ехидно и злорадно одновременно. Накано предполагала, что подобная реакция будет, о его пещерном отношении к людям ее просветили, а потому не моргнув глазом сказала:
– А зачем мне чужое наследство? Моя мама не бедная, дедушка с бабушкой тоже, а у меня хорошая работа. Вам кажется странным, что я хочу знать об отце и родной сестре, которых почему-то не стало?
– Как ты узнала про отца и сестру?
– Мама рассказала, когда я получила диплом. А потом дело техники: нанять детектива, тот нашел телефоны, я позвонила. Ответила Ния, обрадовалась, мы стали перезваниваться, от нее узнала про отца, что его… не стало. Ния и так верила, что мы родные, но я хотела убедиться, между нами не должно быть неясностей, и предложила сделать тестирование ДНК. Знать, что не одна на этом свете, что есть часть меня, я всегда могу с ней увидеться, приехать со своей радостью и болью, это счастье. Меня лишили моего счастья.
Биомасса в кресле мумифицировалась, даже не мигала веками, не угадать, какова его реакция, ну и ладно, Накано продолжила:
– Мы получили подтверждение, что родные. А три месяца назад Ния перестала отвечать на мои звонки, я собиралась приехать на Новый год, но решила сейчас узнать, в чем дело, приехала и познакомилась с Миланой. В конце концов, мы с ней тоже сестры, это радует. Но не радует, что ни отца, ни родной сестры я не увижу, увы, никогда, лишь на фотографиях и видео. Вам знакомо, что такое разочарование? Вам когда-нибудь было плохо, как мне сейчас?
Накано балдела от себя, так упоительно не лгала ни разу в жизни, вошла в роль и свято верила в то, что убедительно говорила. Одно огорчало: биомасса не проронила скупой слезы, осталась с каменной физиономией, нет, пожалуй, с кислой. Неужели не поверил? У Накано в горле пересохло от волнения,
