Сладких снов - Андерс Рослунд

В самом деле, почему бы и нет?

– Ваша жена? Это мило. Но в какой комнате? Просто хочу представить себе обстановку вокруг девочки. Что там? Обои? Мебель? Светильники? Ковры?

– Какое это имеет значение?

– Место не менее важно, чем сам акт.

Пит Хоффман попытался представить себе квартиру, в которой жил его герой и где он сам не бывал ни разу.

– В гостиной. Почти всегда там.

Это должно было прозвучать уверенно. Настолько, чтобы заглушить все бушевавшие внутри сомнения, не дать им просочиться наружу.

– У нас маленькая квартира, поэтому очень может быть, что наша гостиная не совсем такая, как те, к которым вы привыкли. Но мы решили обставить ее именно так.

– В самом деле?

– «В самом деле» что?

– Она выглядела иначе, когда я был у вас дома.

На какое-то мгновенье Пит потерял внутреннее равновесие. Оставалось надеяться, что они этого не заметили.

– Были дома? У нас?

– Да.

Это противоречило информации Гренса и Бирте. Согласно их версии, Карл Хансен и его семья только готовились отправиться на свою первую встречу с единомышленниками-педофилами, когда к ним вломились полицейские. По словам Бирте и Гренса, датчанин никогда не встречался с другими участниками чата.

Или все-таки встречался? Что, если Оникс и Лацци все-таки виделись, просто это событие никак не просочилось в сообщения, до которых удалось добраться Бирте и Гренсу?

– Черт возьми!

И тут Хоффман принял решение.

Он поведет себя так же, как и всегда, когда шпионаж был его работой и главным делом жизни. И когда подобные допросы означали не только смертельную опасность, угрозу и борьбу, но и особого рода тоску по конфронтации. В кои-то веки Хоффману есть с кем помериться силой – после стольких месяцев, даже лет противостоять этим каверзным вопросам и заявлениям хитростью, смекалкой, иногда молчанием, а когда и показной покорностью. Все что угодно ради того, чтобы еще глубже проникнуть в преступную группировку, которую он должен уничтожить.

– Ну все, с меня точно достаточно.

На этот раз Пит выбрал стратегию нападения. Напора, который должен скрыть его неуверенность.

– До сих пор вы принимали меня таким, какой я есть, и не задавали вопросов. Особенно когда наслаждались моими работами с Катрине. Но стоило мне только объявиться перед вами в реальной жизни, во плоти, а не в качестве бестелесного никнейма, как вы тут же взялись меня потрошить. Черт подери, Оникс, хватит играть со мной в кошки-мышки!

Агрессия. В криминальном мире это всегда срабатывало.

Но не факт, что сработает и на этот раз.

Повисла тишина, такая же звенящая и пустая, как голова Хоффмана в тот момент.

– Твои работы…

Теперь Хоффман обращался только к лидеру, поэтому и отвечал ему тоже лидер. Тот, кто решает, не зашел ли Хоффман слишком далеко, и распоряжается судьбой детей, за которыми он сюда приехал.

– …просто фантастика. Ты вкладываешь в них душу, мой датский друг. Постели всегда так красиво заправлены, столы накрыты со вкусом. Ты думаешь об эстетике.

– Но ты сказал, что бывал у меня.

– Забудь об этом.

– «У вас дома», даже так.

Пит шел на риск, не имея ничего, кроме сведений от Бирте и Гренса. И он должен был использовать эту информацию со всей возможной убедительностью. Или даже невозможной, потому что ни в чем не мог быть уверен.

– Что ты имел в виду, Оникс?

– Ты прав, мне не стоило так наседать. Но ты ведь не хуже меня знаешь, что место не менее важно, чем сам акт.

Пит Хоффман вздохнул с облегчением. Про себя, разумеется.

Агрессия сработала и на этот раз. Безотказная стратегия, в том числе и с такого рода преступниками.

Тот, кто называл себя Ониксом, улыбался. Приветливо, как никогда до сих пор.

Кожа на стареющем лице расслабилась. Губы сжались в тонкую линию. Льдисто-голубые глаза сверкнули.

– Ты сам так мне когда-то написал.

Хоффман не отвечал. Напряженное дыхание лидера, сдерживаемая злоба – все это предвещало продолжение монолога.

– Я всего лишь повторил твои слова. «Место не менее важно, чем сам акт». Но ты не отреагировал, хотя именно ты, Хансен, высказал эту мысль первым, когда попросился к нам, в наше сообщество. И мы одобрили твой запрос. Это я его одобрил, Хансен. Потому что ты сформулировал то, что я всегда чувствовал. Именно поэтому я тебя и впустил. И ты был последним, кого я принял, после этого дверь закрылась.

Напряжение в сжатых губах, в льдисто-голубых глазах.

Проклятье.

Пит Хоффман только сейчас понял, что имел в виду лидер. Равно как и то, что его самого сейчас вышвырнут. Разоблачат, прежде чем он сможет разоблачить их.

– Место не менее важно, чем сам акт. Да, я писал это.

К черту сомнения.

– Потому что именно так я всегда чувствовал.

Железобетонная убежденность – только так и можно не дать неуверенности просочиться наружу.

– …и думал, что один так считаю…

Или это очередная ловушка? Что, если Хансен никогда не писал ничего подобного и эта формулировка – такая же выдумка лидера, как и посещение квартиры Хансенов?

– …пока не вошел с вами в контакт и не убедился, что не один я такой.

– Поэтому, мой датский друг, неудивительно, что моя фантазия разыгралась.

Ничего не изменилось ни в голосе лидера, ни в его лице. Поэтому трудно было понять, действительно ли Хоффман избежал ловушки или она только что захлопнулась за ним?

– То есть? – он изобразил недоумение.

– Я имею в виду, что должен был бы побывать там. Как если бы это я гостил у тебя в Дании, на нашей встрече с участием девочки, которую видел только на фото.

«Видел только на фото».

Только теперь в голове Хоффмана все окончательно прояснилось. Оникс никогда не бывал ни в Дании, ни в квартире Хансенов. Пит Хоффман пошел на риск и победил.

По телу пробежала приятная волна расслабления. А потом Пит внутренне содрогнулся, потому что в дверь внизу позвонили.

– Как и ты сейчас встретишься с теми, кого до сих пор видел только на снимках в Сети.

Звонок повторился – навязчивый, упрямый, он нетерпеливо отскакивал эхом от стен. Оникс кивнул, и Ленни поднялся со стула.

В зал вошли две девочки. Примерно ровесницы Расмуса или даже младше – лет по семь-восемь.

– Добро пожаловать, – заверещал Ленни.

И снова этот дурацкий мальчишеский смешок.

– Входите же. Нехорошо заставлять взрослых ждать.

Мужской голос за спинами девочек. Английский с сильным немецким акцентом.

Это был тот, кто называл себя Мейером и, как и Ленни, он не подозревал, что Бирте уже раскрыла