Чарлз Тодд - Хладнокровное предательство
– Когда начали пить? – неожиданно спросил он.
– Вообще, это не ваше дело, но выпил я после ужина. Какого ни есть. Сейчас у меня нет желания готовить. Да и аппетита нет после работы в той проклятой кухне. Я бы продал ферму, если бы не боялся, что отец вылезет из могилы и начнет меня мучить. Придется привыкать там жить. Так что пью я, можно сказать, чтобы набраться храбрости… У меня осталось немного джина от прошлогодних запасов.
Ратлидж вдруг заметил, что в помещении стало теплее, чем раньше.
– Вы уже позавтракали?
Элкотт выругался.
– Встал часов в шесть и заварил себе чаю. Насколько я знаю, никакого закона я не нарушал!
У теплой плиты можно очень быстро просушить мокрую обувь. Может, вернувшись с фермы, Элкотт нарочно напился?
Элкотт продолжал:
– Я-то думал, вы с раннего утра поедете на ферму с фонарем и лопатой. Будете искать то, что ожидаете там найти!
– Вы хорошо ладили с Джошем?
– Нормально. Я же вам сказал, я считал, что Джерри дурак, что взял за себя женщину с ребенком. И мальчишка мне не нравился. Но это не значит, что я готов был его убить.
– Но ведь дети Робинсоны не представляли для вас угрозы, верно? Они не могли наследовать имущество отчима!
– Я спрашивал Джерри насчет наследства. Одно дело, когда дети – Элкотты по крови, и совсем другое – если у них нет связи с землей или Эрскдейлом. Он обещал мне, что ферма не уйдет из семьи.
– И вы ему поверили?
– А что мне еще оставалось? Да, по-моему, и Джерри не было смысла врать. Он вырос на этой земле, был к ней привязан даже больше, чем я. Джошу всего десять лет. Его с фермой ничто не связывало, кроме матери и сестры. Все могло быть по-другому, попади он сюда маленьким…
Пол Элкотт понял, что наговорил лишнего, и спросил:
– Инспектор, вы покончили с тем, ради чего пришли?
– Если не возражаете, я хотел бы осмотреть кухню.
– Возражаю, но вас это не остановит. Дорогу вы знаете.
Ратлидж осмотрел кухоньку. Все тряпки, которыми можно было отчистить ботинки, наверняка сгорели в огне.
Хэмиш упрекнул его: «Наплел невесть чего, а все равно ничего не добился!»
Под столом, за которым, наверное, завтракал Элкотт, Ратлидж заметил землю. Но невозможно понять, откуда она взялась – со двора, из конюшни или со склона горы.
Ратлидж поблагодарил Элкотта и ушел.
Следующий визит он нанес Хью Робинсону. Тот уже оделся и завтракал на кухне. Ратлидж тихо вошел в его комнату и осмотрел обувь. Ботинки чистые, сухие.
Он вернулся к Робинсону и спросил:
– Вы вчера ночью ездили на ферму Элкоттов?
– На ферму? Нет, что вы. Век бы ее не видеть!
– Я подумал, может, вы решили, что ваш сын там, где-то прячется… Словом, решили его поискать.
– Не скрою, были у меня такие мысли… – Робинсон осекся, потому что на кухню вкатилась Элизабет Фрейзер со словами:
– Гарри сегодня неважно себя чувствует. Я постучала, но он сказал, что у него начинается мигрень.
Элизабет успела перевязать руку, повязка стала тоньше. Но ей все равно не под силу было поднять тяжелый чайник, и Ратлидж сам налил ей чаю. Она поблагодарила его.
Робинсон продолжал:
– Не знаю, оплакивать сына или все-таки надеяться… Как поступают с детьми его возраста, если они кого-то убивают? Я ночи не сплю – все время думаю. Конечно, детей не вешают, да и в тюрьму со взрослыми преступниками его вряд ли посадят. Куда же его упекут?
Ратлидж вспомнил молодого человека, которого совсем недавно отправили в клинику для душевнобольных. Пожалуй, он не мог подсказать горюющему отцу ничего более радужного. И все же для родителей преступника такой исход показался более милосердным.
– Решать предстоит судье, – ответил он, следя за выражением лица Элизабет Фрейзер. – Таков его долг. Моя же обязанность – отделить зерна от плевел. Где мисс Аштон?
– Наверное, еще спит. Я встретила ее, когда она возвращалась с прогулки, – ответила Элизабет. – Говорит, ей трудно лежать, потому что ребра еще болят. И она горюет по сестре. Я видела ее вчера на кладбище, когда ходила за покупками.
Миссис Камминс открыла дверь и остановилась на пороге, как будто не могла решить, рады ей здесь или нет. Она была сильно навеселе: расширенные зрачки, глаза мутные, рука, лежащая на дверной ручке, дрожит.
– Ночью мне приснился страшный сон, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я была на кухне, и вдруг что-то вошло в ту дверь со двора. Я видела его, но не понимала, что передо мной. В комнате было темно, а я так испугалась… повсюду была кровь. А мне… не хотелось умирать!
На последнем слове голос ее дрогнул, и Элизабет быстро подкатилась к ней, чтобы утешить ее.
– Вам приснился страшный сон, дорогая! – ласково проговорила она. – Здесь никого не было. Никто не хочет вам навредить!
– И все-таки… все было так ярко, так живо!
Элизабет сжала дрожащие руки миссис Камминс:
– Вера, вам нечего бояться. Здесь инспектор Ратлидж. Он защитит нас от любого зла!
– Но его здесь не было. Я пошла к нему в комнату, а его там не было! Я знаю, где Гарри держит свой револьвер; я переложила его к себе под подушку…
Вскоре Ратлидж направился к полуразвалившейся пастушьей хижине. Пока он взбирался в гору, Хэмиш все время что-то бормотал, мешая думать и утомляя: «Ничего ты не добьешься своими уловками! Дурацкая затея».
– Если бы я поймал того, кто приходил сюда вчера ночью… – возразил Ратлидж.
«Но вместо него ты поймал девушку. И ты ей веришь!»
– Нет, не верю!
«Но ведь ты стал искать пальто с оторванной пуговицей!»
– Элкотт каждый день проводит здесь, на ферме, – прибирается, красит. Она в любое время могла пробраться в «Баранью голову» и срезать пуговицу с его пальто. За работой он носит толстые свитера, а единственное приличное пальто надевает только в торжественных случаях.
«Можно подумать, ты стремишься ее оправдать!»
– Я никого не стремлюсь оправдать…
«Почему же ты тогда до сих пор никого не арестовал?»
Наконец они добрались до хижины, и Ратлидж сунул руку в щель, куда вчера нарочно обронил сломанную запонку. Он тщательно обыскал расщелину. Запонки нигде не оказалось.
Интересно, что с ней случилось? Кто ее взял? Джанет Аштон, Пол Элкотт или некто неизвестный, который еще не появлялся на сцене?
Обдумав все за и против, Хэмиш сказал: «Ее забрали нарочно, чтобы не бросать тень на мальчика. А чужак не знал бы, где искать».
– Очень может быть, что запонку унес Хью Робинсон. Может, он пожалел, что сгоряча поделился опасениями насчет сына, и решил спрятать улику, желая пощадить память о мальчике.
Мэгги с трудом растолкала своего маленького жильца, с трудом вытащила из-под одеяла и заставила надеть резиновые сапоги. Еще не до конца проснувшись, мальчик что-то проворчал.
– Нам надо покормить овец. И лучше сделать это ночью, раз тут весь день рыщут посторонние люди. Я тебе говорила!
Но он отпрянул от нее.
– В чем дело? Ты что, боишься темноты? Зря, в темноте нет ничего плохого. И потом, с тобой пойдет Сибил. Она одна стоит целой армии! Посмотри, как виляет хвостом! Думаешь, она допустит, чтобы ты попал в беду?
Мальчик вцепился в толстый, густой мех на шее собаки, за ошейником. Он гладил собаку, перебирал мех пальцами. А потом взял у Мэгги ведро и вышел в холодную ночь.
Мэгги караулила на крыльце. Она боялась не только того, что мальчик сбежит. Куда страшнее, если кто-то внезапно набросится на него из темноты.
– Совсем сдурела! – вслух обругала она себя.
И все же она так и не смогла заставить себя войти в дом, пока не увидела, как мальчик спускается с холма, волоча за собой ведро. Сибил плелась за ним по пятам.
Один раз собака остановилась и обнюхала снег, и мальчик повернулся к ней. Мэгги не могла понять, говорит ли он с собакой или просто гладит ее по голове. Потом Сибил затрусила с ним рядом. Ее как будто совсем не беспокоила его немота. Любовь Сибил была слепой и безусловной.
Мэгги вздохнула с облегчением, когда мальчик и собака благополучно вернулись во двор.
«Что будет делать Сибил, когда он уйдет? – спросила она себя, широко распахивая дверь. – И что буду делать я?»
Вторая мысль шла по пятам за первой. Она отогнала ее, злясь на себя.
Никуда мальчик не денется. Она и ее топор обо всем позаботятся.
Глава 28
Грили прислал в гостиницу телеграмму для Ратлиджа, сопроводив ее запиской:
«Сын булочника принес ее с утренней почтой. Я получил и ответ от коллег на побережье. Последний раз туристы спрашивали о старой дороге в Эрскдейл прошлым летом».
«Значит, Тейлор исключается», – заметил Хэмиш.
– Не обязательно, – возразил Ратлидж, вскрывая телеграмму. Он застыл на месте, глядя на напечатанные слова:
«Главный констебль недоволен ходом следствия. Вы отстранены от дела. Следующим поездом на север прибывает Майклсон».
Телеграмма была подписана старшим суперинтендентом Боулсом.
