Р. Пейтман - Вторая жизнь Эми Арчер
Хардинг берет флешку в руки:
– Мы должны это прослушать, сделать текстовую запись.
– Я подожду.
Он кивает и встает. Эрншоу идет к двери следом.
– Я распоряжусь, чтобы вам принесли чая, – говорит Эрншоу.
– Не надо, спасибо.
Дверь закрывается. Удаляющиеся шаги. Из коридора – тихое бормотание. Не могу разобрать слов, но не думаю, что они смеются надо мной и моим рассказом. Я изложила все, как могла, подробно, но, перебирая в памяти то, что рассказала, понимаю: я не выдвинула еще одного обвинения против Либби и Эсме.
За это нет отдельной статьи, но они разбили мне сердце – и это худшее из всех их преступлений. Это невидимое злодеяние. Они ограбили, обобрали мою душу, похитили, разорили и изуродовали мои воспоминания. Это приговор, не подлежащий отмене или обжалованию. Я приговорена к пожизненному заключению. До самой смерти мне не обрести свободы.
Хардинг и Эрншоу ничего не могут с этим поделать, но могут запустить машину правосудия. Это их шанс прогреметь на всю страну. Получить признание. Прославиться как спасители Эми. Шанс стать моими героями.
Потому что, хоть Дана и рассказала, что именно сделал с Эми Серый Волк, я все еще не знаю, что он сделал с ее телом. Десять лет ее могила была в моем сердце. Она заслуживает лучшего места для погребения.
Не такого глухого и страшного.
Они должны ее найти. Должны дать мне похоронить мою девочку с миром и позволить прошлому уснуть.
Должны.
Когда Хардинг возвращается в кабинет, лицо у него непроницаемое. У Эрншоу растерянный вид.
– Что? – спрашиваю я.
Они садятся, кладут на стол флешку и папку.
– Это очень серьезное доказательство, – говорит Хардинг, – если оно подлинное. Мы переслали копию текста в лондонскую полицию, посмотрим, что они скажут.
– Но этого достаточно, чтобы арестовать Бишопа? – нетерпеливо спрашиваю я.
– Не будем забегать вперед, – начинает Эрншоу. – У нас имеется подозреваемый, и не более того.
– Десять лет не было таких улик! А теперь вот они! – Я указываю на папку. – Черным по белому.
– Мы должны все проверить, прежде чем обвинять людей, миссис Арчер. – Эрншоу открывает папку. – В частности, должны убедиться, что вы та, кем назвались.
Он показывает мне фото, сделанное на одной из пресс-конференций. На нем я бледная, осунувшаяся, глаза заплаканные. Как сейчас.
– Почему вы собираете сведения обо мне? Я ничего плохого не сделала.
– Нет, но мы должны проверить все детали, – говорит Хардинг. – Например, убедиться, что все являются теми, за кого себя выдают. Вы ведь наверняка, учитывая обстоятельства, понимаете это, как никто?
Я опускаю голову и признаю, что он прав.
– Вы выяснили еще что-нибудь?
– Немногое. Пока, – произносит Эрншоу. – Ждем, не обнаружится ли кто-нибудь в списках, связанных с сексуальным насилием. Вряд ли там найдется много людей с отрубленным до половины пальцем.
Быстрые взгляды, которыми обмениваются Эрншоу и Хардинг, вызывают у меня беспокойство. Будто тут какая-то шутка, а я ее не понимаю, не говоря уже о том, чтобы смеяться вместе со всеми.
– Кое-что все же выяснилось, – говорит Хардинг, перелистывая страницы в папке. – Насчет награды.
– А что такое?
– Сто тысяч фунтов, вы сказали.
– Так и есть. Мой бывший муж ради этого продал часть акций в своем бизнесе.
– А-а, – медленно произносит Хардинг. – Тогда понятно.
– Что понятно?
– Нет никакой награды, миссис Арчер, – говорит Эрншоу. – Больше нет. Я заметил это, когда просматривал материалы дела в компьютере.
– Чепуха! При мне было объявлено. На одной из этих чертовых пресс-конференций. – Я стискиваю кулаки. – И этих денег совершенно точно никто не получил.
– Нет, награду просто отозвали. – Эрншоу едва заметно пожимает плечами.
– Отозвали?
– Да. Лет пять назад.
– И кто же?
– Это мог сделать только ваш муж, миссис Арчер. – Хардинг покашливает. – Ваш бывший муж.
Не может быть, чтобы Брайан сотворил это, не сказав мне. Не мог он вообще такое сделать. Он не меньше моего хотел, чтобы Эми нашли, и продал акции дешевле их настоящей цены, лишь бы скорее получить деньги. Ничего не понимаю.
Если только он знал что-то такое, чего не знала я. Нечто такое, что хотел скрыть. Отвратительная картинка с Иисусом вспыхивает у меня в мозгу.
ЧТИ ОТЦА ТВОЕГО И МАТЕРЬ ТВОЮ.
Отче наш, иже еси на небесех. Ее родной отец – у нее в постели…
Невыразимый ужас вползает в меня, высасывает остатки души, пожирает каждую крупицу доверия и надежды, веры в лучшее. Я сама почти не верю, что могла подумать такое – что Брайан был одним из них. Это омерзительно. Чудовищно. Смешно. Человек, которого я любила, способен на это?
Тут же просыпается инстинкт и подсказывает, что это неправда, но я уже не знаю, могу ли доверять своим инстинктам. Они оказались такими неверными, такими ненадежными и обманчивыми! Мысль о возможной причастности к этому Брайана укоренилась в мозгу и не отпускает.
Дана не назвала его в своей азбуке, но она ведь не назвала никого, кроме собственного дедушки. А возможностей у Брайана было сколько угодно – он проводил с Эми и Даной больше времени, чем я.
Поездки в Далвич по утрам в воскресенье, когда я валялась в постели с газетами. Дневные сеансы в «Брикстон Рици», а затем чай в «Пицца хат». Он даже ролики Дане купил. И предлагал купить ей морскую свинку и держать вместе со свинкой Эми, чтобы Дана почаще приходила к нам в сад. И всегда так бросался на ее защиту.
Говорю Хардингу, что мне нужно глотнуть свежего воздуха. Он отвечает, что я могу не торопиться.
– Сейчас вы нам мало чем можете помочь. Лучше придите в себя, а еще лучше, наверное, поезжайте обратно в ту квартиру.
– А Либби с Эсме еще там?
– Мы их скоро заберем, – говорит Эрншоу.
– Поеду с вами. – Я встаю.
– К сожалению, это невозможно.
– Я просто хочу забрать свои вещи. Больше ничего. Я не буду мешать.
Хардинг смотрит на меня с сомнением.
– Послушайте, – говорю я, – мне больше всего на свете хочется разорвать мошенниц на кусочки. Но я не хочу давать им возможность выкрутиться. Например, если я накинусь на них, это будет готовая слезливая история, чтобы разжалобить судью. Поверьте мне. Я даже видеть их не хочу.
Отправляемся туда в разных машинах, без сирен. Женщине, которая везет меня, приказано ждать за углом, пока Эрншоу с Хардингом не заберут Эсме и Либби. Мне велено забрать только те вещи, что я привезла с собой, и больше ничего.
Я и не собираюсь прихватывать там сувениры. Вообще все бы бросила. Подумаешь, одежда, туалетные принадлежности и косметика. Ничего такого, что мне дорого или что нельзя было бы заменить, разве что камешек-талисман, который привел к правде.
Прошу женщину остановиться у вереницы магазинов:
– Есть дело.
– Без проблем, – отвечает она. – Даже лучше задержаться на несколько минут. Тогда вы точно не встретитесь.
Я вхожу в мини-маркет, беру последний букетик нарциссов. Просто зеленые стебли, чуть утолщенные с одного конца, с желтыми прожилками. Как карандаши, которые давно не точили.
Это не мои любимые цветы, я бы скорее выбрала другие. Но когда я кладу их у подъезда Либби, уже кажется, что нужны именно они. Первые предвестники весны после долгой, лишенной красок зимы. А Джилл, когда покупала их для церковных мероприятий, говорила, что нарцисс – символ дружбы.
Друзья. Верные, преданные. Как Эми и Дана. Не то что Дана и я. Кладу цветы на землю и, склонив голову, поминаю Дану.
В квартире пахнет тостами и зубной пастой. Кружка Либби стоит на столе, в ней недопитый, еще дымящийся чай. В миске Эсме раскисли шоколадные шарики и торчит ложка. Собирая свою косметику с полки в ванной, я улавливаю запах дезодоранта Либби.
Пока я собираю вещи, женщина из полиции ходит по пятам. Замечаю: ноутбука Эсме уже нет на столе в гостиной, где я оставила его. Камешек лежит, как лежал, в моем чемодане. Он со стуком перекатывается, когда я открываю чемодан, словно эхо той дрожи, что сотрясает меня: звук надежды. Камешек, что безостановочно, неумолимо катится к цели.
Опускаю камешек в карман пальто. На обратном пути мои пальцы сжимают его, словно лепестки – открывающийся бутон.
13
Я пригибаю голову под горячими, тугими струями воды и тянусь к крану, чтобы сделать еще горячее. Задыхаюсь от пара. Под ногами пузырится пена с цитрусовым запахом.
Но все равно кажется, что ноги чистыми не становятся. Только ошпаренными. Я закутываюсь в белый махровый халат и бреду к кровати. Кажется, кожа у меня такая тонкая, что пульс вот-вот прорвет ее.
Отель хороший, сказал Хардинг. Здесь останавливаются депутаты и поп-звезды, примадонны и дирижеры из Бриджуотер-Холл. А главное, до полицейского участка всего несколько минут на трамвае.
