Андрей Троицкий - Прыжок в темноту
– Введите его, – крикнул Шолохов во всю глотку.
Через минуту на пороге стоял участковый инспектор Сергей Давыденко. Ханокян сморгнул, он не хотел верить собственным глазам. Капитан милиции, которому врач раз в месяц совал деньги, чтобы тот не слишком не слишком часто приходил в его квартиру, переоборудованную в частный лазарет, сейчас имел жалкий вид. Один глаз заплыл, будто в него ужалила оса, губы распухли и посинели, а мочка левого уха разорвана пополам. На серый пиджак, перепачканный в грязи, капает кровь.
– Ну, что скажешь, капитан, – Шолохов ковырял в зубах обломанной спичкой. – Узнаешь этого жука?
– Это Ханокян, – сказал участковый. – Лечит на своей квартире бандитов и всякую шваль. Местных шлюх и сифилитиков.
– Значит, лечит бандитов?
– Так точно.
– Получал от него деньги?
– Три сотни зелеными в месяц.
– Все, – махнул рукой Шолохов. – Увести.
Не успела закрыться дверь, как в кабинет без стука зашел бритый наголо детина с рожей неандертальца. Одет в брезентовую робу и резиновые сапоги, обрезанные чуть выше щиколотки.
– Можно копать?
– Пора уже, – нетерпеливо кивнул Шолохов. – А то ночь скоро.
– Какого он роста? – спросил детина.
– Почем я знаю, – следователь посмотрел на Ханокяна и крикнул. – Встать. Я к тебе обращаюсь, гнида, встать. Выпрями спину.
Ханокян поднялся, чувствуя, что ноги не держат, а колени вибрируют так, что эту дрожь нельзя скрыть от посторонних глаз.
– Метр семьдесят пять, – на взгляд определил мужик в робе. – Я выкопаю метр сорок и в глубину метр двадцать, чтобы долго не валандаться. Подогнем ему ноги, и он ляжет, как родной.
– Куда лягу? – тупо переспросил Ханокян.
Неандерталец и Шолохов выразительно переглянулись.
– Копай, стахановец, – сказал следователь.
Мужик ушел. А Шолохов вытащил из ящика стола сигареты, прикурил. Чтобы чем-то занять беспокойные руки, направил отражатель лампы в лицо врача и стал баловаться кнопкой, включая и выключая яркую лампочку. Он не задавал вопросов, просто курил и щелкал кнопкой. Прикрывая глаза ладонью, Ханокян смотрел, как за окном появился тот самый мужик в робе и сапогах. Поставив на сырую траву электрический фонарь, поплевал на ладони и воткнул в землю штык лопаты. Почва тяжелая, глинистая. Работа сразу пошла туго. Мужик бросил лопату, стал рубить заступом корни деревьев, физиономия быстро раскраснелась. Ханокян следил за человеком, как зачарованный. Ясно, могила выйдет короткой и неглубокой. Ах, да… Ему подогнут ноги к животу, кое-как посадят в эту яму, закидают землей.
Дверь хлопнула. Ханокян повернул голову.
– Вы закончили? – спросил Беляев, стряхивая с пиджака хлебные крошки. – Так быстро? Очень хорошо.
– Он мне сломал челюсть, и нос тоже сломал, – тихо пожаловался Ханокян, почему-то решив, что Беляев следователь «добрый». – Изувечил… Чуть не удавил… Пока вас не было.
– Разве? – застыв на месте, округлил глаза Беляев. – Шутить изволите? Вечером у меня всегда падает зрение. На единицу. Но, по-моему, вы в таком виде и были доставлены сюда из ресторана. Там вы крепко выпили, танцевали, споткнулись, неловко упали… Возможно, что-то сломали себе. Метрдотель все подтвердит. Кстати с травмой челюсти трудно есть твердую пищу, но разговаривать можно.
– Я вообще не танцевал, – Ханокян всхлипнул и отчаянным усилием воли заставил себя не разрыдаться. – Я и посидеть по-человечески не успел… А там, за окном, мне копают могилу. Потому что он так приказал.
Ханокян вытянул палец в сторону Шолохова.
– Ах, значит, вы еще не закончили? – Беляев адресовал свой вопрос то ли молодому, но прыткому следователю, то ли Ханокяну. – Раз так, раз не закончили, я пойду выпью еще стаканчик чая. А вы тут продолжайте. В том же духе. Но долго не затягивайте.
– Нет, нет, – отчаянно крикнул Ханокян, выбросив вперед руки. – Его зовут Юрий Евгеньевич Гребнев. Я познакомился с ним давно, когда работал в Волгограде. У Гребнева была бригада бандитов, которые окучивали местных торговцев. Ну, короче, случались разборки, в которых бригада Гребнева несла потери. Иногда я штопал его парней или доставал лекарства, которые нельзя купить в аптеке. Я думал, что все кончилось еще тогда. Думал, что Гребнев погиб. Но он нашел меня в Москве. Последний раз привез мне какого-то чичка с ножевым ранением в боку. Ему сунули перо где-то в кабаке. Я хотел навестить того мужика завтра вечером…
– Как имя и фамилия чеченца.
– Знаю только имя. Рамзан.
– Адрес?
– Чеченца или Гребнева?
– И тот и другой, – ответил Беляев.
– Чеченец живет неподалеку от зоопарка, на улице Шверника, у меня был листок с его адресом, – сломанная челюсть потрескивала и болела, язык едва ворочался, Ханокян шепелявил, слюна капала на пол. Но врач почувствовал облегчение, когда увидел, что тот детина, копавший могилу, так и не закончив работу, взял фонарь и куда-то смотался. – Бумажку я… Съел я ее, но адрес запомнил. Гребнев снимает большую зимнюю дачу рядом с Подольском. Я был у него в гостях, мы душевно посидели в тот вечер, ну, вспомнили шальные годы молодости. Наших девочек, это были такие…
– Давайте без эротических отступлений.
Шолохов подсунул бумагу, вложил в руку Ханокяна самописку.
– Начните с адресов. А дальше поясните, где и при каких обстоятельствах познакомились со своим приятелем. Какие услуги ему оказывали. В Волгограде и здесь, в Москве. Старайтесь писать коротко, сжато. Экономьте свое и наше время.
Ханокян записал адреса, но дальше дело пошло хуже. Мысли в голове путались, сжатая в пальцах ручка дрожала, выводя на бумаге немыслимые каракули. Но Беляев, так и не покинувший кабинет, помог наводящими вопросами, сделав пометки в своем блокноте. Через час Ханокян закруглил писанину, поставил свою подпись на каждом листке и ответил на несколько вопросов подполковника.
– Вот видите, стоило немного потеребить память, и результат есть, – Беляев перечитал рукописные страницы и потер ладони. – А вы начали с вранья.
– Скажите, что меня ожидает? – Ханокян подумал, что чистосердечным признанием он если не обеспечил себе свободу, то уж точно спас жизнь, оградил от дальнейших пыток и издевательств. – Я готов сотрудничать.
– Что вас ждет? – ухмыльнулся Беляев. – Для начала пустяковая медицинская процедура. Простой укол. А там посмотрим.
– Я не дам делать себе никаких уколов, – Ханокян решил, что убьют не пулей, а ядом. – Может быть, у меня аллергия на этот препарат. Не делайте ничего, я буду молчать обо всем, что здесь происходило. Это в моих интересах. Слышите, вы… Как вас там…
Подполковник выглянул в коридор, позвал врача и еще кого-то. Через минуту в кабинет явились два архаровца, бравшие Ханокяна в ресторане, и плюгавый совершенно лысый мужичок с акушерским саквояжем. Поставив саквояж на стол, раскрыл его, вытащил шприц, уже наполненный какой-то дрянью. Зубами сняв с иглы пластмассовый колпачок. Врач железным голосом приказал скинуть пиджак и закатать рукав рубашки выше локтевого сгиба. Ханокян сверкал глазами, как затравленный зверь, он пытался подняться со стула, но оперативники силой стянули с него пиджак, попробовали поднять вверх рукав, но Ханокян, снова увидавший костяное лицо смерти, не давался.
Он отчаянно отбивался одной ногой, сжимал пальцы замком и плевался. Из носа хлынула кровь. Кто-то с корнем вырвал из рубашки рукав, кто-то прижал руку к столешнице. Ханокян почувствовал, как под кожу входит игла шприца. Через несколько секунд по телу разлилось приятное тепло, будто он одним махом засосал пол-литра родного армянского коньяка. Глаза затуманились, комната и люди, находящиеся в ней, перевернулись и уплыли в темноту.
***Ханокян очнулся от холода и открыл глаза.
Он лежал на мокрой траве, вверх поднимался пологий склон откоса, в низине стоял густой туман. Оттуда, из этого тумана, сипло прокричала электричка. Итак, судя по этим звукам, он находится где-то поблизости от железнодорожных путей. Но какая нелегкая занесла его сюда? Ханокян сел на землю, подогнул ноги, ощупал сломанный нос, отросток челюсти. Критическим взглядом осмотрел свой гардероб. На нем рубашка без одного рукава, залитая кровью. На локтевом сгибе след от укола. Рядом валяется пиджак, тоже перепачканный в крови. Эта кровь запеклась на лице, на руках.
Обхватив ладонями тяжелую, как двухпудовая гиря голову, Ханокян силился вспомнить, что случилось накануне. И кто его так раскрасил, под Хохлому. На теле живого места нет.
Он, кажется, пришел в ресторан. Или в пивную? Да, именно в пивную. Или все-таки в ресторан? Кажется, возникла ссора. Даже завязалась драка. И, естественно, Ханокяну, не самому великому специалисту по кулачному бою, навешали кренделей. И что было дальше? Туман. Такой же густой туман, который сейчас лежит в низине. Черт, все проклятая водка.
Ханокян, дрожа от холода, скинул рубашку, поплевав на нее, кое-как стер кровь с лица. Проклиная себя и охая от боли, поднялся на ноги, натянул пиджак на голое тело. Медленно побрел вверх по насыпи.
