Наталья Солнцева - В храме Солнца деревья золотые

Затуманенные болью глаза пострадавшего прояснились.

— Илюха? — узнал он Вересова. — Рад тебя видеть, чертяка! Помоги ногу вытащить.

— Сейчас…

Совместными усилиями капкан удалось разжать настолько, что нога освободилась.

— Ну и капканы у вас… — покачал головой Кострома. — Крепкие. Медвежьи, что ли?

Завхоз виновато потупился.

— Еще чего, — буркнул он. — Был бы медвежий, кости бы перебил. Я ж не изверг…

Ногу Голдина спасли сапог и толстый шерстяной носок. Обошлось испугом и ушибом.

— Ты чего так орал? — спросил его Вересов. — Переполошил всех.

— Больно же… — с облегчением улыбался пострадавший. — Ну, еще испугался. Я всю ночь шел, устал, как проклятый… Еле ноги волок. И тут вдруг… такое. Сам понимаешь. У меня аж кости захрустели. Думал, все, хана!

— Обопрись на меня, — предложил Вересов, подставляя ему плечо. — Пошли в медпункт. Может, перевязку сделать надо.

Прихрамывая, Голдин кое-как поковылял к лагерю. Врач осмотрел ногу, наложил тугую повязку и сказал, что ничего страшного не случилось. Даже ходить не запретил.

— Убери ты свои капканы от греха подальше, — посоветовал Илья завхозу. — А то всех перекалечишь.

За чаем Женя рассказывал о жизни в общине.

— Я ведь как туда попал? Беда у меня случилась.

— Лилька бросила? — усмехнулся Вересов. — И ты решил покончить с собой?

Парень горько вздохнул.

— Примерно так. Если бы она меня просто бросила! А она… к негру сбежала. Представляешь? Тут меня и переклинило. Что ж это, думаю, творится? Хотел убить обоих. Потом себя…

— Почему не убил?

— Противно стало. Из-за бабы жизни лишиться? Она того не стоит.

— Это верно.

Илья вспомнил свою Варвару, ее дергающееся от злости лицо, глаза, полные ненависти…

— Пить начал, — продолжал Голдин. — На «колеса» чуть не подсел. Мамаша сутками рыдала, в церковь бегала, батюшку домой приводила. Святой водой меня обрызгивала. Опостылело мне все. На фига мне этот маразм? — думаю. — Повеситься, что ли, как Серега Есенин? Я ведь тоже стихи писал… Такая тоска навалилась, Илюха! Невмоготу мне стало. Если бы не Криш…

— Кто такой Криш?

— Дружок мой бывший. В армии вместе служили. Ну, а после дембеля разъехались, кто куда. Вдруг является. Он, оказывается, нигде не работал, перебивался случайными деньгами. То у одного перехватит, то у другого. Год прожил у кришнаитов, на дармовых харчах. Потом дальше подался. Нашел в Москве гуру, пристроился к нему в ученики.

— Какого гуру?

— Нангавана…

— Он что, японец?

Женя сокрушенно вздохнул.

— Какой японец? Русский… такой же, как мы с тобой. Имя он себе сам присвоил. Есть имена мирские, а есть духовные. Понимаешь?

Вересов кивнул. Чего только на белом свете не бывает?

— И как дружок тебе мозги запудрил? — удивился Илья.

— Сам не пойму. Хотя… мне тогда все равно было. Я бы куда угодно поехал, лишь бы тоску заглушить. Он предложил отправиться на Памир, в общину. Нангаван якобы настоящий просветленный, с Высшим Разумом общается. Ну, я сдуру и согласился. Все лучше, чем в петлю-то…

— Что ж ты меня не дождался? — спросил Вересов. — Я бы тебя с собой взял, в горы. Они любую тоску вылечат.

Голдин долго смотрел на мокрые от тающего снега скалы.

— Знаешь, Илья, когда не хочешь выздоравливать… никто тебе не поможет. Не могу я жизнь любить! Обманула она меня. Жизнь — такая же стерва, как моя Лилька! Ничего хорошего в ней нет. Один маразм.

— Ты решил уйти из общины?

Женя кивнул.

— Да. Возвращаюсь в Москву.

— Что делать будешь?

— Не знаю… Но в общине я едва не чокнулся. Чего мне больше всего хотелось в последние дни — так это передушить всех к чертовой матери! Достали! И вообще… жутко мне стало. Будто что-то нависло… темное, гнетущее… Вот я и убежал.

— А чем ваш гуру занимается? Сидит в позе лотоса и мантры поет?

Голдин задумался.

— Я пытался понять, да так и не смог. Он ходит на какую-то Священную Гору, куда больше никому доступа нет. Вроде бы с Высшими Силами разговаривает.

— И ты веришь? — усмехнулся Илья.

— Там во что угодно поверишь…

Сын Солнца неподвижно сидел в полумраке подземного храма. Разумеется, я не мог видеть его глазами. Я смотрел на него как бы внутренним зрением. Кристалл служил проводником между мною и Избранным. Я знал об этом, а он продолжал оставаться в неведении. Сейчас все его внимание поглощено контактом. Он пытается воссоединиться с «Сердцем Бога». Сколько будет длиться процесс, никто не знает. Время замедляет свой бег и останавливается. Наступает мгновение Вечности. То, что называется умом, не может постичь этого…

Благодаря кристаллу, я воспринимаю то же, что и Сын Солнца. Его сознание заволакивает золотистая дымка, в которой возникают смутные образы. Постепенно они начинают приобретать отчетливость, краски, объем и движение…

Вымощенная золотом площадь, прекрасный дворец… Где-то я уже видел подобное. Ну, конечно! Над всем этим великолепием порхают люди-птицы. Крылья, желтые и легкие, без труда поднимают их в насыщенный энергией воздух, а потом бесшумно складываются и становятся почти незаметными. Их носы напоминают птичьи клювы, а язык, на котором они разговаривают между собой, — птичий щебет.

На красноватом небе их полет выглядит сказочно прекрасным. Устремленные ввысь остроконечные здания утопают в душистых садах, где голубая и розовая листва колышется от малейшего дуновения ветерка. Листья деревьев похожи на длинные ленточки, а цветы раскрываются и закрываются в такт покачиванию веток. Здесь все подчинено плавным, невесомым движениям, все летит, парит и стремится к небу… Знакомая картина.

Сын Солнца улыбается. Ему тоже приятно наблюдать ее. Вряд ли он видел ее воочию.

На золотой площади возвышается сияющая пирамида, увенчанная золотым диском потрясающих размеров. В недрах пирамиды зарождается нестерпимое сияние. Оплодотворенное Красным Солнцем, оно вырывается за пределы сооружения, рассыпая повсюду лучистые сгустки, которые тут же кристаллизуются и с мягким звоном опускаются на площадь, на ступени пирамиды, падают в протянутые ладони людей…

Сын Солнца думает об ином мире, обманчиво прекрасном, где под голубым небом зеленеют деревья и текут полноводные реки. Здесь тоже есть Солнце и летают птицы. Но этот мир крепко держит своих детей в объятиях земного притяжения. Не так-то просто оторваться от тверди под ногами, взмыть в прозрачный воздух и парить, парить… Здесь все будто приклеено, все стремится вниз, все падает и рушится. Камни, вода, песок, цветы и деревья — все намертво примагничено к земной поверхности. Обманчивая красота…

А это что? О! Сын Солнца вспоминает Совет Жрецов Высшей Касты. Они что-то обсуждают…

— Мы обнаружены, — говорит один из них, облаченный в расшитое золотыми пластинами одеяние. — Я. бы хотел ошибиться. К сожалению, реальность такова: о нас стало известно. Мы больше не можем чувствовать себя в безопасности.

По залу пронесся вздох ужаса.

— Но как нас смогли найти?

— Никому не ведомо, — ответил Верховный Жрец. — Мы сумели забрать с собой «Сердце Бога», мы бежали прочь, мы сумели скрыться незамеченными. Мы забрались далеко. Так далеко, что сами не знаем, где мы. Эта область не изучена, ее нет на наших звездных картах… И все же то, чего мы опасались больше всего, свершилось.

— Откуда такая уверенность? — спросил молодой Жрец Храма Орлов.

— Они скоро будут здесь.

Воцарилась мертвая тишина. Дыхание присутствующих замерло. Наконец один из посвященных решился. Его вопрос неожиданно громко прозвучал в гулком пространстве зала, многократно отразившись от стен и потолка.

— Кто они?

— Те, кто нас ищет…

Под высокими сводами вновь повисла тиши — на, насыщенная напряжением, как воздух перед грозой.

— Мы должны немедленно… Запрещающий жест Верховного Жреца остановил говорившего на полуслове.

— Этого лучше не произносить вслух, — сказал он. — Мы и так понимаем, о чем идет речь.

— Необходимо выбрать место, — предложил Жрец Храма Инти.

— Уже сделано.

— Тогда… пусть жребий выберет тех, кто осуществит задуманное.

Верховный Жрец слегка склонил голову в знак согласия.

— Думаю, это должны быть «Истинно парящие высоко». Только им будет под силу добраться до места.

По залу пронесся гул одобрения…