Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Свои скурил?
– Я вообще не курю. – Он глубоко затянулся, дунул дымом в лицо удивившемуся ветру и вернул девушке пачку с зажигалкой.
– Зачем начинать?
– Чтобы познакомиться.
– Мог просто спросить, как меня зовут.
– Ты бы ответила?
– Нет.
– А так мы уже четыре часа разговариваем.
– Так долго? – удивилась она.
– Я говорил с тобой всё то время, что наблюдал, – признался он.
– Через витрину ресторана? – догадалась она.
– Ты проходила мимо, и я не смог не пойти за тобой… И говорил всё время, пока не набрался храбрости подойти.
– Я слышала, но думала, что слышу сны – они часто вылетают из форточек и шепчут разное.
– Поэтому я и решил познакомиться – не хочу быть сном.
– А кем ты хочешь быть?
– Хочу по-настоящему.
– По-настоящему я придумываю то, чего нет.
– И что ты делаешь с придуманным?
– Смотрю и не хочу никому отдавать.
– Но приходится?
– Если придумывать только для себя, то не у кого узнать, получилось ли придумать то, чего ещё не было.
– Разве это важно?
– Очень. Ведь каждый из нас должен быть не похож ни на кого во всём. И если придумывать то, чего не было, по-настоящему, то получится не остаться за столом, а выйти под лёгкий дождь, потому что не можешь не выйти, не можешь не набраться смелости и не попросить сигарету.
– Потому что этого не было.
– Но вдруг стало. Ты придумал, и ты сделал. Сделал то, чего не было, поднялся и сделал шаг, ведь иначе ничего не случится, не произойдёт. И ты увидишь не результат, а расплывчатую фигуру за стеклом, плачущим каплями дождя. Ты почувствуешь, что это я, но никогда об этом не узнаешь. Прикоснёшься к стеклу пальцами, но оно окажется сухим, и ты поймёшь, что капли волшебного дождя давно иссохли, и почувствуешь сожаление. Но сожаление быстро пройдёт, и ты забудешь, что дождь был волшебным. Мало придумать то, чего ещё не было, нужно сделать то, чего никогда не было, нужно выйти под дождь и оказаться рядом. Оказаться в месте, которое из тёплого мира кажется расплывчатым, чтобы узнать, что в действительности оно яркое и контрастное. Но чтобы узнать – нужно встать и пойти, а не смотреть на то, чего ещё не было, через дождливое стекло.
– Иногда мне кажется, что я уснул за столом и наша встреча соткана из той странной мелодии, которую вдруг заиграл диджей.
– Тогда просыпайся и возвращайся к друзьям.
– Ни за что не проснусь.
– Однажды придётся.
– Только если проснувшись, я увижу тебя.
– Рядом?
– Вместе.
– Ты странный, – обронила она с улыбкой.
– Я просто делаю то, что никогда раньше.
– Например?
– Я как заворожённый наблюдал за тем, как ты танцуешь по улицам уснувшего города.
– Потому что Город любит, когда с ним танцуют.
– А когда танцуют двое? Для него?
– Спроси, – предложила она улыбаясь.
– Мне кажется, Город не будет против.
Она поняла, чего он хочет, и предупредила:
– Я хорошо танцую. Я училась.
– Я учился к выпускному. И буду очень стараться.
– Раз к выпускному, то я знаю, под какую музыку мы станем танцевать.
Она положила руку в его ладонь. А он мягко обхватил её за талию. И они оба услышали вальс. Нежный и сильный. Манящий лететь над камнями мостовой, а затем – над старыми крышами.
И не видеть ничего, кроме её невероятных глаз. И не чувствовать ничего, кроме неё. Рядом. Вместе.
– Теперь ты скажешь, как тебя зовут?
– Скажу, когда поверю, что ты мне не снишься.
– Что я должен для этого сделать?
– Пройти сквозь дождливое стекло и танцевать со мной по улицам Города, которому нравится, когда двое танцуют для него.
Его рука лежала на её талии. А вальс кружил их по Городу, в котором не было никого, кроме них. И ещё немножко ветра, который и был вальс.
– Я это сделал.
– Ты уверен, что не спишь?
– Уверен.
– Почему?
– Потому что такую радость невозможно испытать во сне – только наяву.
– А говорят – наоборот.
– Они не понимают, что говорят, – уверенно ответил он. – Настоящую радость может принести только настоящее.
– А я настоящая?
– Сейчас – да.
– Сейчас! – Она рассмеялась, паря в его объятиях.
И чувствуя, что сердце замирает.
От настоящей радости.
17 апреля, понедельник
– Ада Кожина заявилась в твой бар? – переспросил Анзоров.
– Да, – подтвердил Феликс. – Без предупреждения.
– Откуда она знала, что встретит тебя?
– Если я не на службе, то на работе, – пошутил Вербин.
Жены у него не было, постоянных отношений тоже, поэтому вычислить перемещения майора полиции – когда он не на службе – особого труда не составляло.
– Ты наш деловой, – рассмеялся в ответ Анзоров.
– И предсказуемый, – добавил Шиповник.
– Какой есть, – развёл руками Вербин.
Своему прямому начальнику, подполковнику Шиповнику, Феликс позвонил сразу после встречи с Адой. Услышал в ответ: «Свистни Анзорову, и давай до завтра всё обмозгуем». Свистнул. Принялся обмозговывать в одиночестве, всё равно больше делать было нечего. Утром приехал на Петровку, на еженедельное совещание отдела, после которого они с Шиповником отправились в Следственный комитет к «важняку» Анзорову, с которым в последнее время им часто приходилось работать. Причём успешно работать, что способствовало и хорошим отношениям, и взаимному доверию. Анзоров знал и Аду Кожину, и подозрения – весомые подозрения! – что были у Феликса на её счёт. Сногсшибательно красивая блондинка была причастна к нескольким убийствам, минимум два из которых она совершила сама, однако разработанный план и его хладнокровное исполнение позволили умной красавице остаться в стороне: она прошла по делу в качестве свидетеля и её имя не полоскала пресса.
И вот Кожина вновь появилась на горизонте.
– Феликс, что ты об этом думаешь? – поинтересовался Анзоров, напористо выделив слово «ты».
– Всё очень странно.
– Обойдёмся без описания очевидных ощущений, – поморщился следователь. – У тебя было время поразмыслить.
– Мне показалось, что Кожина действительно хочет помочь этому мужчине, – нехотя признал Вербин. – Хотя она великолепная актриса… При всех прочих талантах.
– Я не верю, что Кожина встала на путь добра, – проворчал Шиповник.
– Ей для начала пару пожизненных нужно отсидеть, – заметил Анзоров.
– Которые мы не смогли ей предложить, – вздохнул подполковник. – К сожалению.
– Ещё я думаю, что Кожиной доставляет удовольствие предлагать свою помощь именно мне, – продолжил Вербин.
– Извращённое удовольствие? – уточнил следователь.
– В какой-то степени, – не стал спорить Феликс.
– Или у неё свой интерес в этом деле, – высказал своё предположение Шиповник.
– Какой?
– Узнаем, когда она нас подставит.
Некоторое время собеседники обдумывали заявление подполковника, но в итоге Вербин отрицательно покачал головой:
– Не уверен, Егор Петрович. Пока всё указывает на то, что Кожина действительно хочет помочь своему приятелю выпутаться из неприятной передряги.
– Не потому ли, что он и есть убийца? – предположил Анзоров. – И обратился за помощью к своей, так сказать, коллеге?
– Вряд ли Кожина кому-то рассказывала о своём участии в деле Кровососа, а догадаться об этом со стороны невозможно, – серьёзно ответил Вербин. – Если же её приятель и в самом деле убийца, мы об этом узнаем.
– А если Кожина не захочет, чтобы мы об этом узнали?
Результаты расследования дела Кровососа произвели на Анзорова неизгладимое впечатление. Он долго не соглашался с версией Феликса о причастности Ады к серии жестоких убийств, но когда Вербин убедительно доказал следователю, что в картине событий не хватает участника, однако улик против главного подозреваемого нет и не появится, – проникся к красавице сильными чувствами. Вслух, конечно, не высказывал – воспитание не позволяло, но по оговоркам становилось ясно, что Анзоров считает Кожину гениальной преступницей.
В целом, так оно и было.
– Мне остаётся лишь повторить, Амир: я считаю, что Кожина действительно желает помочь приятелю выпутаться и хочет, чтобы делом занялся я. Мотив второго желания пока неясен, возможно, это действительно нечто извращённое, но он не имеет значения, потому что в первом желании я не сомневаюсь.
– Ты готов с ней работать? – негромко спросил Анзоров.
– Она вышла из «Грязных небес» живой.
– Будем считать, что ты ничего не произносил, а мы ничего не слышали, – буркнул следователь. – На вопрос отвечай.
На важный вопрос, поскольку Анзоров
