Марина Серова - Похищение века
На последней фразе Мигель с неожиданной для "эстета" силой и с явно испанским темпераментом хлопнул ладонью по маленькому столику, отчего стоящая на нем бутылка (уже почти пустая) и мирно задремавший было директор театра подскочили на месте.
- Друзья мои! - испуганно закричал потревоженный Федор Ильич. Кажется, я немного... сошел с дистанции. Прошу меня извинить! Если вы не возражаете, давайте обсудим финансовые условия, и.., засим мне хотелось бы откланяться.
Вряд ли у вас, Танечка, будут сейчас ко мне вопросы: об этом деле я знаю только со слов Мигеля, он вам все расскажет значительно лучше.
Так мы и сделали. Мои финансовые условия были приняты администрацией театра безропотно. Единственное дополнение внес гость Тарасова: мне было обещано десять тысяч долларов в случае успешного исхода операции "Плащ Радамеса" до начала спектакля вечером в пятницу (а об ином исходе Мартинес и думать не хотел.) Я сочла, что это вполне по-Божески: ожидать, что мне предложат пятьдесят процентов от стоимости бесценного плаща, было бы с моей стороны верхом наглости.
Прощаясь с нами, сошедший с дистанции радушный хозяин сказал, что мы, разумеется, можем оставаться на его территории так долго, как это потребуется, - вахтершу он предупредит.
- А вас, Танечка, прошу ко мне без церемоний в любое время, по любому делу! - С этими словами Федор Ильич, уже облаченный в пальто, исчез за двойной дверью, держа в руке свою шляпу.
Как только мы остались вдвоем, влажный блеск в глазах моего собеседника усилился; в их темных глубинах появилось новое выражение - как будто там поселилась какая-то смутная мысль или надежда, до которой пока еще не дошла очередь. Но он, конечно же, был слишком хорошо воспитан, чтобы с ходу делать мне "недостойные" предложения. И, увы, слишком озабочен своей пропажей.
- Вы рассказали мне все, что знаете, Мигель?
- Нет. Я еще не доложил о результатах моего собственного предварительного расследования.
Правда, они очень скромные, но все же...
- Чего, чего?
- Ну, неужели вы думаете, Танечка, что я, выслушав Хосе, стал рвать на себе волосы, а потом с горя сел хлестать коньяк с милейшим Федором? Конечно, я тут же помчался в гостиницу, чтобы самому во всем убедиться и разобраться.
Надо было хорошенько расспросить людей об той даме под вуалью.
- Под вуалью?
- Ну да, она была в шляпе с широкими полями и густой вуалью, совершенно скрывающей лицо. Об этом я узнал, разумеется, уже от портье в холле, не от Хосе - ведь он не мог никому задать ни одного вопроса толком, объяснялся как глухонемой. Дама была высокая и говорила низким грудным голосом, слегка глуховатым. На ней было длинное пальто, застегнутое на все пуговицы, и кожаные перчатки. Кроме этой самой вуали, ничего особенного в ее облике портье не приметил.
Но обратил внимание на одну маленькую странность: когда дама хотела достать деньги, чтобы отблагодарить портье за услугу (она дала ему пять долларов), то сперва полезла в карман пальто, и только потом открыла сумочку, и достала купюру из кошелька. Кстати, не снимая перчаток... Вам это о чем-нибудь говорит?
- Переодетый мужчина?!
- Точно. Я тоже так подумал. Ну скажите, какая женщина, держа в руках сумочку, полезла бы за деньгами в карман?..
Я вынуждена была признать, что, став оперным певцом, Мигель Мартинес похоронил в себе отличного детектива. Он усмехнулся:
- Спасибо за комплимент. Только я очень хотел бы, чтоб эти способности никогда больше мне не пригодились! Но я еще не сказал вам самого главного, Танечка. Я попросил портье припомнить дословно все, что сказала эта "дама".
Тоже не бесплатно, разумеется... Ничего особенного в ее словах не было. Кроме одной любопытной детали - по-моему, очень даже любопытной!
Она сказала (или он): "У меня важное письмо для "дона Марти". - . Скажите, Таня, встречали вы где-нибудь в печати, чтобы меня так называли?
- Да нет вроде бы...
- Правильно. И не встретите. Потому что это прозвище употребляется в очень узком кругу.
Только среди оперного бомонда. Вернее, в основном в кругу известных теноров и никогда - публично. Так сказать, ласковое "семейное" прозвище. По-моему, только однажды Лючано...
Паваротти, я имею в виду, назвал меня так на публике. Правда, тогда и публика была специфическая.., в основном, члены королевских семей Европы. И уж, во всяком случае, никакой прессы. Так что я в полном недоумении, Таня! До сегодняшнего вечера я мог бы поклясться, что в Тарасове никто и не слышал этого имени - "дон Марти"...
Я согласилась, что это и в самом деле очень интересно.
Приватная беседа со служащим "Астории", которого Мартинес называл портье, была центральным пунктом в "расследовании" испанца, но не единственным. Он выяснил также, что в бар мужеподобная дама даже не заходила - там ее никто не видел. Зато у нее была прекрасная возможность подняться незамеченной на второй этаж по служебной лестнице, выход на которую находится как раз рядом с дверью злачного места.
А дальше - попасть в номер Хосе или Мартинеса уже не представляло труда: с позиции дежурной по этажу двери номеров 23 и 24 не просматриваются, ее столик расположен за поворотом коридора, у главной лестницы. Не представляло труда, конечно, при условии, что "дама" располагала либо ключами от одного из номеров, либо профессиональными навыками попадать за запертые двери без помощи ключей.
К слову сказать, замки в номерах этого старинного тарасовского отеля были самые что ни есть допотопные - это я знала по своему богатому опыту. Так что открыть их - плевое дело даже для начинающего взломщика. Впрочем, учитывая острый дефицит времени у вора и то, что Хосе обнаружил оба номера запертыми, логичнее предположить, что похититель действовал все-таки ключами. Но в таком случае, где он их раздобыл?..
- Вы, конечно, говорили и с дежурной по этажу? - спросила я "детектива-любителя".
- Конечно, говорил. Мне она показалась очень милой женщиной. Она никуда не отлучалась в это время, но не видела никакой дамы с вуалью и не слышала ничего подозрительного. С того момента, когда Хосе спустился вниз, и до тех пор, когда он вернулся минут через десять, вообще никто не попадал в поле ее зрения. Правда, у нее все время звонил телефон: то начальство с распоряжениями, то постояльцы с вопросами. К ним сегодня заехали еще какие-то немцы-ученые. В общем, день хлопот.
- А как же ваша таинственная "гостья" покинула гостиницу? Кто-нибудь ее видел?
- Ну, это-то, думаю, совсем простой вопрос: она воспользовалась окном. Я еще не успел вам сказать, что рядом с окном Хосе, слева, проходит пожарная лестница. По ней без труда мог бы спуститься вниз даже ребенок. А там - вы знаете, наверно? - глухие дворы выводят вас на маленькую улочку, параллельную проспекту Кирова, - уже забыл, как она называется Так что "даму" больше никто не видел, и это не удивительно.
- Вы что же - и глухие дворы сами проверили?!
"Коллега" скромно пожал плечами, опустив глаза: как же, мол, иначе, раз взялся за дело - доводи до конца...
- Я привык к блеску юпитеров, это правда, но и темноты не боюсь, Танечка!
А я, пожалуй, пошла бы в разведку с этим баловнем славы!
- Мигель, так вы никому из гостиничного персонала не обмолвились о пропаже? Все-таки вы их расспрашивали... Они ничего не заподозрили?
- Обижаете, сударыня. Я был очень осторожен. Всем им я сказал, что это, по-видимому, приходила моя давняя знакомая, и я очень расстроен, что она разминулась с Хосе. И эти люди, разумеется, не задавали лишних вопросов. Только дежурная по этажу немного разволновалась и спросила, все ли в порядке. Но ее можно понять: если случается какая-нибудь неприятность - спрос с нее первой. Я ее успокоил.
Да уж, я думаю, вы умеете успокаивать женщин, "дон Марти"... Только если бы администрация "Астории" пронюхала, что в действительности произошло у вас в номере, - даже ваших талантов оказалось бы недостаточно!
- Танечка... - Мой клиент выпрямился в кресле. - Не сочтите меня нахалом, напоминающим даме о времени... Но, боюсь, нам пора покидать кабинет гостеприимного Федора Ильича. Скоро час ночи, и с минуты на минуту здешняя публика начнет расходиться с банкета. Мне страшно даже подумать, что будет, если они меня здесь "засекут": ведь они думают, что я уже вижу десятый сон у себя в отеле...
- Вы правы, Мигель. Извините, я вас замучила, а ведь вы с дороги...
- Не говорите так, прошу... - Он осторожно, кончиками длинных пальцев коснулся моей руки, лежащей на столе. - С вами я провел прекрасный вечер, несмотря ни на что. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мартинес легко поднялся с кресла, опять обогнул столик, за которым мы сидели, и, теперь уже смело взяв со стола мою конечность, совершил свой "рукоприкладный" ритуал. Только на этот раз он несколько затянулся настолько, что мне вдруг захотелось зарыться носом в его шевелюру...
Черт, это все армянский коньяк играет! Скорее на воздух...
