Жак Робер - Кто-то за дверью
Я практически совсем не вылезаю из своей норы. Укрывшись в глубине моего душистого логова, слежу за биением собственного пульса, щупая запястье, и жду наступления ночи, жду, чтоб что-нибудь произошло. Я могу сидеть часами, ничего не делая, скрючившись в кресле, как паук, неподвижно застывший в центре своей паутины. Я чувствую, как превращаюсь в паука и поджидаю свою муху.
Подумать только, что было время, когда мне не сиделось на месте! Я был худой как палка, постоянно в движении. Мог не есть, не спать, объезжал дюжину разных мест, чтобы взглянуть, где будет происходить действие моих будущих романов, замыслы которых я вынашивал.
И дойти до такого! До этого кресла, в котором я, съежившись, провожу свою жизнь. Ему только колесиков не хватает. Человек, созданный для движения и добровольно приговоривший себя к такой неподвижности, ставит над собой опыт, подвергаясь необычной пытке. И в этих муках есть какое-то наслаждение. Маркиз де Сад несомненно понял бы, что я хочу сказать. Представьте себе животное, которое приготовилось к прыжку, и вдруг просто падает, разбиваясь, в траву.
Бездействие овладело мной постепенно, исподтишка. Под тем предлогом, будто не желаю отвлекаться от работы, я стал взбегать всего, что требовало определенной активности, этих необходимых каждодневных мелких дел, которые создают жизненный ритм. Я этот ритм утратил.
Понемногу я перестал отвечать на письма, еще связывавшие меня с далекими друзьями. Объявил, что новые песни, этот шум-гам для молодежи, безвкусны, и отключил радио. Уволил нашу последнюю горничную и попросил Пюс ограничиться приходящей прислугой. Прислуга, живущая в доме,- несносный свидетель вашей интимной жизни, если только не порывается без конца рассказывать вам о собственных несчастьях. Потом не мешает, чтобы супруга занималась кое-какой работой по дому: это ее и развлекает, и привязывает.
Не хлопают больше и двери дома. А завтра уже не будет Пюс, и воцарится полная тишина. Лишь изредка крик пароходной сирены прорежет голубое отверстие в окружающем меня небытии, словно кусочек лазури проглянет в пасмурном небе. Тогда на несколько мгновений отправлюсь в путь и я. Унесусь за серые моря, далеко-далеко от Дьеппа.
Наконец-то я ясно представляю себе монашеское существование, о котором всегда мечтал. Целиком и полностью посвятить себя творчеству. Не видеть больше "людей", не слышать их. Сколько времени пришлось бы потратить на их жалкие истории, похожие одна на другую, вроде тех, что рассказывает прислуга.
Только не думайте, что я перестал бриться и целый день сижу в халате. Я всегда терпеть не мог неопрятность, неряшливость в одежде. Думаю, что именно это заставило меня очень быстро покинуть Сен-Жермен-де-Пре.
По правде говоря, что касается внешности, я продолжаю соблюдать приличия. Хоть я слегка и пополнел, в свои сорок два года выгляжу очень даже неплохо. Не полысел, сохранил все зубы и по-прежнему легко взбегаю по лестнице.
Разумеется, это из-за Пюс я продолжаю заботиться о своем внешнем виде и не отказался от хорошего портного. Я имел глупость думать, что, пока стараюсь выглядеть в ее глазах привлекательно, бояться нечего.
Я отхожу от зеркала, поворачиваюсь к нему спиной в лениво возвращаюсь к письменному столу. Матерь божья!
Продвинется ли сегодня моя работа? Это безмолвие в безмолвии больше не может продолжаться.
Перечитываю последнюю фразу: "Он двигался навстречу розоватому свету, сиявшему подобно маяку в открытом море..."
Вдруг отрываюсь от чтения и приподнимаю голову. Мне послышался стук. Как будто постучали в дверь. Но я наверняка ошибся, это тишина, неотступно преследуя меня, играет со мной свои шутки.
Впрочем, если даже допустить, что в этот поздний час кто-то пришел в мой дом, в дверь не станут стучать, а позвонят. У входа есть звонок. Но кто может прийти? Я никого не жду. Уже несколько месяцев ко мне никто не приходил.
Только я склонился над листком, как все повторилось. Но на этот раз я уверен, что мне не снится: несколько глухих ударов в массивные дубовые двери.
Встаю из-за стола, охваченный странным чувством. Не могу сказать, что испытываю страх. Мои страхи - другого порядка. Но мне не по себе. С того момента, как раздался стук в дверь, тишина вокруг меня еще более сгустилась. Я угадываю за стеной необычайный мрак. За дверью кто-то есть, кто-то, кого безуспешно пытаюсь себе вообразить, какой-то неизвестный прохожий, по непонятной причине остановившийся у моего порога. И я чувствую, как во мне растет, возвращаясь из глубин детства, животный страх перед ночным мраком.
Бесшумно приближаюсь к двери и вдруг кричу:
- Кто там?
Никакого ответа.
Однако, я уверен, что в дверь дважды стучали. Вынимаю ключ из замка и через замочную скважину стараюсь что-нибудь разглядеть, но, кроме плотного как вата тумана, не вижу ничего. Наклоняюсь снова и на этот раз прикладываю к замочной скважине ухо. Внезапно внутри у меня всё сжимается: я совершенно уверен, что слышу чье-то дыхание.
Закрываю глаза, выпрямляюсь. Необходимо взять себя в руки. Придется назвать вещи своими именами: я испытываю страх. Абсурдный, как и всякий другой страх. Я боюсь этого дыхания, этого существа, которое угадываю за дверью, как невысказанную угрозу.
Терпеть не могу пугливых людей. Я никогда не был трусом. Итак, собираюсь с духом. Я должен знать. Смотрю на свою правую руку, которая держит ключ. Она не дрожит. Бесшумно вставляю ключ в замок и осторожно, очень осторожно открываю дверь.
Я не ошибся, за дверью кто-то стоит Какой-то странный тип, довольно высокий, чуть сгорбленный, с бледным лицом. Я хорошо вижу его в свете фонаря, и он начинает внушать мне опасение, потому что, не произнося ни слова, пристально глядит на меня. У него глубоко посаженные черные глаза, лихорадочно блестящие глаза больного, с множеством маленьких, расходящихся лучиками морщинок вокруг, из-за этих морщинок его лицо выглядит помятым. Однако ему явно не больше сорока. Он с непокрытой головой, длинные, темные, плохо подстриженные волосы закрывают шею.
Но вот что самое поразительное - мне кажется, будто я уже где-то видел это лицо. Вдруг замечаю его измятый плащ, и мне в голову приходит безумная мысль: этот не произносящий ни слова человек и есть персонаж моей книги. Да, это мой учитель, блуждающий по ночному Дьеппу, именно такой, каким я его себе воображаю уже в течение многих дней.
Видно, с ним произошел несчастный случай. Похоже, он не знает, где находится. А бледен настолько, что, кажется, вот-вот упадет.
Мне надоело его молчание, и я попросту спрашиваю:
- В чем дело, мосье?
Он не отрывает от меня пристального взгляда и вдруг мягким голосом невнятно произносит:
- Прошу прощения за беспокойство, но я увидел свет...
Разумеется, мне тут же приходит на память этот "розоватый свет" из последней написанной фразы моего романа. На мгновение я поворачиваюсь к окну, которое Пюс оставила приоткрытым, откуда виднеется свет моей настольной лампы. Все совпадает. Чувствую, как колотится мое сердце, будто я только что пробежал стометровку.
- Я позволил себе...- бормочет незнакомец.
- Вы не заметили кнопку звонка?
- Ах, есть звонок?
Он не собирается проверять. Он все так же смотрит на меня и очень напоминает боксера, пропустившего сильный удар в челюсть. Тот же затуманенный, невидящий взгляд.
- Уже поздно, мосье,- говорю я суховатым тоном.- Вы хотели видеть лично меня?
- Нет, нет,- его голос звучит прерывисто.- Просто... Он в нерешительности. В какой-то момент мне кажется,
сейчас он уйдет.
- Я должен вам объяснить,- бормочет незнакомец.- Я неважно себя чувствую. Кажется, мне дурно.
Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Но я не врач. Что и сообщаю ему без лишних церемоний.
Он смотрит на меня с ошалелым видом.
- Да,- говорит он,- я думаю, мне следовало бы обратиться к доктору. Просто я нездешний, не знаю города, и в этот час... Мне б только на минутку присесть.
Я молчу. Меня смущает его настойчивость. И в то же время он внушает мне жалость. Все же я не могу захлопнуть дверь перед носом этого типа, который, очевидно, едва стоит на ногах.
- Прошу вас, мосье! Я, правда, больше не в состоянии...
От этого умоляющего голоса все во мне переворачивается. И кровь в моих жилах словно делается горячей. Может быть, так физически ощущаешь собственную доброту. Я вдруг чувствую себя "добрым".
- Ну, хорошо, входите!
Итак, незнакомец входит в мой дом. В тот же момент меня молнией пронзает мысль: совершена ужасная ошибка. Словно я сам распахнул свою дверь перед опасностью... И пока я эту дверь закрываю, незнакомец проходит вглубь комнаты, то и дело оборачиваясь ко мне и всем своим видом напоминая ослепленную светом сову.
Приглашаю его сесть. Он буквально падает в кресло, закрывает глаза и больше не двигается. Похоже, с ним случился обморок. Он бледен, а на щеках уже пробивается темная щетина. Поистине мерзкая физиономия, и я принимаюсь вовсю ругать себя, что впустил его в дом. В то же самое время он меня чем-то притягивает. Мне кажется, эту физиономию я где-то видел.
