Деклан Хьюз - Цвет крови
— Итак, вы говорите, Сандра решила, что Эмили должна заняться медициной — так сказать, продолжить дело предков?
— Вы внимательно слушаете, Эд. Это редкий случай для мужчины и неслыханный для ирландца. Да, невзирая на то что сын Сандры не собирается стать врачом, этот семейный груз возложили на плечи Эмили.
— Против ее воли?
— Я так думала. Она казалась вполне довольной, но с другой стороны, она всегда такой казалась. Ей нравилось угождать; послушная дочь — такую уж она играла роль. Теперь ведь все взорвалось, не так ли? Стержень не выдержал. Мне следовало защитить ее. Я должна была оказаться рядом.
Она поникла в кресле, в одно мгновение став неуклюжей и неловкой, как подросток, измученный чувствами, бушующими в ней.
Я покачал головой:
— Мы не знаем. Может быть, ваша дочь злится и все ненавидит, как вы утверждаете. А может, она сама все это придумала. Или ее держат против воли. Нам нужно ее найти и узнать от нее самой, что же она хочет.
— Если это будет означать возвращение к отцу…
— Ей девятнадцать лет, миссис Говард, как вы верно заметили. Она имеет право идти куда захочет. Ее отец и в самом деле такой монстр?
— Нет. Разумеется, нет. Просто мне кажется, Эмили сейчас больше всего нуждается в независимости…
— И что вы имеете в виду под «возвращением к отцу»? Разве вы не вместе живете?
— Думаю, это не ваше дело. Но дам такой ответ: мы сейчас разводимся, адвокаты готовят бумаги. И это хорошо.
Выходит, Деннис Финнеган имел еще одну причину беспокоиться по поводу буйного характера Джессики Говард. Я смотрел на нее сейчас. Она говорила по мобильному телефону, чей настойчивый сигнал спас ее от дальнейших вопросов. Пока она говорила, плечи ее снова расправились, подбородок поднялся, как будто освобождение от семейных требований грело ей кровь. Она отключилась, откинула назад волосы и прикусила нижнюю губу на манер породистой кобылки на манеже.
— Работа зовет. Еще один клиент, захотевший посмотреть дом. Мне нужно бежать. Шейн может показать вам все, что нужно.
Я посмотрел на нее, не в силах скрыть свое удивление.
— В чем дело? — спросила она.
— Вы уверены, что слишком заняты, чтобы беспокоиться о вашей дочери? — произнес я. — Ваш будущий бывший муж перекинул меня вам, потому что не мог заставить клиентов ждать, теперь вы желаете уйти, потому что не хотите опаздывать на встречу.
— Это работа…
— Что там у вас, два дома на вершине холма с видом на море, которые нельзя упустить? — поинтересовался я. — Мне заплатили, чтобы я нашел вашу дочь; я должен отнестись к делу серьезно, так что было бы мило, если бы ее мать поступила так же. Может быть, вы правы, она только выпускает пар, у нее такой сейчас дикий этап, когда она хочет всех вас шокировать. Но если ее похитили, изнасиловали, унижали, издевались над ней или заперли где-то, испуганную и одинокую? И было бы славно, если бы, найдя ее, я мог с уверенностью сказать, что вы о ней беспокоились, и пообещать, что вы были бы рядом, когда она в вас будет нуждаться.
Джессика Говард покраснела от гнева и принялась орать:
— Да как вы смеете? Кто вы такой, черт возьми, если думаете, что можете говорить со мной таким образом? У меня свой собственный бизнес, мне потребовалось много времени, энергии и воли, чтобы его создать. Я чертовски много работала. И я не могу ставить его под угрозу только ради…
Она в шоке замолчала, сообразив, что́ собиралась сказать. Губы задрожали, округлившись, в глазах появился ужас, сразу стали видны все морщины, и по ним ручьем потекли слезы.
— Мне нужно посмотреть комнату Эмили, — сказал я быстро. Утомительно поспевать за резкими переменами в ее настроении. К тому же меня это сильно раздражало. Мне требовалось побольше пространства, чтобы вспомнить, что напоминало мне ее поведение.
Не переставая рыдать, она провела меня через холл к последней двери слева. Я было подумал, что она собирается сопровождать меня, и уже хотел сказать, что в этом нет необходимости, как снова зазвонил ее телефон, она взяла себя в руки, круто повернулась и направилась назад, в гостиную, легонько посмеиваясь, снова превратившись в деловую женщину.
Комната Эмили не была выкрашена в черный или алый цвет, на полу не оказалось пентаграммы, а в коробке с безделушками ложечки для кокаина; в ящике с бельем я не увидел плеток, не нашел и водки в ее письменном столе. Но было ясно, что тот, кто жил в этой комнате, находился в процессе изменения. Мебель — белая, с золотой каймой, французский антиквариат, кровать бронзовая, покрывало чистое и белое. У окна с видом на море стоял письменный стол. Вид открывался бы, вероятно, потрясающий, если можно было бы что-то увидеть сквозь все сгущающийся туман. По не слишком запыленному прямоугольнику на столе становилось ясно, что там стоял ноутбук; рядом белый телефон без определителя номера. Имелись там записи лекций и учебники по патологии, анатомии и микробиологии; никаких дневников и записных книжек; также проигрыватель и несколько компакт-дисков: Бритни, Кристина и несколько мальчиковых групп. На книжных полках среди яркой детской литературы затерялись две книги Наоми, «Вулф и Клайн» и несколько томов Эллис Миллер, психотерапевта, которая считает, что все мы дети, над которыми в той или иной форме издевались и все это вина родителей. Были там словари по мифологии и фразеологии и несколько книг о предполагаемых свойствах и возможностях применения кристаллов. Ее гардероб и ящики рассказали ту же историю, которую поведал мне ее отец. Три четверти шмоток были довольно скромными, школьными, затем вдруг возникло красное атласное платье, кожаные куртки, чулки в сеточку, туфли на высоких шпильках. В ее шкатулке для драгоценностей я нашел несколько маленьких золотых цепочек, браслетов и пару-тройку медалей за победу в соревнованиях по плаванию. На зеркале у туалетного столика висело множество готических крестов, цепей, бус и браслетов с камнями. Я взял в руки серебряный браслет, украшенный зелеными камнями с красными вкраплениями. Они напоминали уменьшенный вариант тех камней, которые я видел на бортиках садового пруда. На свету красные вкрапления напоминали вены в маленьком зеленом черепе.
Под кроватью я обнаружил великолепно сделанный кукольный домик с зубчатыми стенами, башнями и башенками. Задние двери открывались, давая возможность увидеть обычную кукольную мебель и набор игрушечных фигур. Крыша не открывалась ни с одной из сторон. Домик стоял на широкой деревянной платформе. К нему вела подъездная дорожка, по ее краям — пластмассовые деревья; с задней стороны имелся круглый пруд, края его были сделаны из склеенной гальки. Толстый слой пыли лежал на всем, как прожитые годы; нетрудно догадаться, что играли с этим домиком в последний раз очень давно.
Я просмотрел всю одежду, где имелись карманы, но не нашел ни обрывков бумаги, ни билетов на транспорт; под кроватью тоже ничего не было — никаких коробок с письмами, сувенирами или фотографиями. Я пролистал книги — ничего. Только из самой старой вывалился сухой осенний лист. Неужели Эмили забрала с собой все личное, или у нее изначально просто ничего такого не существовало? Я услышал, как Джессика зовет меня по имени. Я сделал единственное, что пришло в голову: нажал на телефоне кнопку «повтор».
После дюжины звонков мне ответил мужской голос:
— Гостиница «Вудпарк»?
Я немного подумал.
— Алло?
— У вас есть что-нибудь сегодня вечером? — спросил я.
— Вечеринка по поводу Хэллоуина с десяти до двух, конкурс музыкальных групп, билет стоит двадцать евро.
— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. Гостиница «Вудпарк». Я подумал, что это не в духе Эмили Говард. Хотя что я о ней знаю? Не больше, чем все остальные.
В гостиной Джессика сидела за столом, сложив руки на груди, слегка наклонив голову и спрятав скрещенные ноги под стул. Она выглядела утомленной, лет на десять старше встретившей меня женщины. Своей позой она, казалось, стремилась уменьшить пространство, занимаемое ее телом, и я внезапно вспомнил, что́ она мне напоминала: перепады настроения — от сексуального эксгибиционизма до физического измождения, от ярости до безразличия, холодной объективности и слез. Она напомнила мне тех потерявшихся девушек, которых я пытался спасти от порнографов Сан-Фернандо-Вэлли, или, вернее, какими они станут через двадцать лет: глаза все еще блестящие, но жесткие, души холодные, будто умершие.
Она обрадовалась, увидев меня, и показала на листок бумаги, лежащий на столе.
— Дэвид Брэди был бойфрендом Эмили последние два года. Вот его адрес и номер мобильного телефона. И фотографии, здесь они вместе. Полный отпад: я бы точно не устояла — бедра такие, умереть можно. А сейчас она встречается с другим парнем, его зовут Джерри… черт, дальше не помню, уж извините. Он работал барменом в регби-клубе; не уверена, что он все еще там работает. Да, и группа у них называется… как иначе называют лобное место? Ну, где еще Христа распяли?
