Райдо Витич - О чем поет ночная птица
— Молчу. Н-да, настроение было ничтяк, а теперь к чертям уехало. Заехать за тобой вечером?
— Я на колесах.
— У тебя же стучало что-то. В сервис везти хотел.
— Съездил. Ерунда.
— Угу?
— Не майся, Лень, я в норме. Не навязывайся в сопровождение, ничего со мной не будет, не пацан.
— Давно я тебя таким не видел. И взгляд стеклянный.
— Это судьба в глаза посмотрела, вот они и остекленели.
— Ой, Рус-с… Ну, захочешь, сам расскажешь.
— Не расскажу.
А хочется. Так бы и скинул глыбу с души, покаялся. Да разве этим что-то исправишь? И захотелось вдруг рвануть на перекресток, встать рядом с девушкой и…
И что? Что он может ей сказать, что она ему?
"Извини, я, кажется, тебя убил".
"Извини, я, кажется, выжила".
Бред.
Но в пять он поехал на перекресток, забыв о запланированном походе в магазин, наплевав на образовавшиеся на работе дела. Его как преступника тянуло на место преступления, тащило сюда.
Рус сидел в машине и смотрел на красную кирпичную стену, у которой утром стояла девушка и торговала своими картинками. Ее не было сейчас, но чуть присмотрись — и будто стоит.
А сколько лет она стоит перед его глазами?
Он пытался найти оправдания своему преступлению, но за давностью лет, все, что могло тогда его обелить, исчезло. Долг, обязанности, война, что все спишет — уже не спасали. И как никогда остро он ощущал себя подонком, равным тем, которых убивал на той войне.
А ведь немало положил, но хоть бы один встал перед ним, замаячил хоть во сне. Только погибшие братья-славяне приходили иногда: "ничего командир, прорвемся". И эта девушка как заноза, как пуля в виске, сидел и сидела внутри, смотрела на него своими синими, как незабудки глазами, вскидывала руки и падала в траву.
Хоть в петлю, хоть как она — с обрыва в траву.
А ведь знал, что это она, подозревал. Как увидел первый раз на перекрестке, так сердце екнуло. Но отогнал, задавил подозрение — не бывает так, мертвые не возвращаются. И бегал как заяц от себя, от нее, от вины своей, от воспоминаний по Блюхера и Коммунаров, придумывал, выдумывал только чтобы не думать, не знать.
Сколько лет забывал, хоть бы миг забыл.
И вроде наоборот, успокойся — жива, а ему вовсе плохо, как рецидив болезни, вина обострилась — давит, жжет, крутит, все нутро выела. Столько лет с ним жила, то глуше то острее о себе знать давала, но придавленная делами, суетными мыслями, худо-бедно сносилась, а тут вылезла и поедом ест. Хоть в омут головой, хоть в щель от нее, как таракан — все равно покоя нет и не будет.
Сволочь он. Хоть обеляй, хоть какие оправдания придумывай — сволочь.
Вернуть бы все.
Сколько раз он мысленно прокручивал пленку воспоминаний назад и менял сценарий: посылал пулю в Арслана, кубарем катился вниз с обрыва вместе с девушкой и бежал с ней же к своим. Она жила, он жил.
А просыпался и понимал — не живет. Та пуля двоих убила.
Мобильный затарахтел, выдергивая Зеленина из глухого мрака тоски.
"Номер не определен", — увидел на дисплее и рука дрогнула: не она ли звонит? С того света. А на этом — призрак, что только для него является.
И головой покачал: ерундой не майся, с ума не сходи.
— Да, — бросил сухо, открыв крышку.
Тихо в трубке как в гробу.
Рус помолчал, слушая тишину и пытаясь угадать, кто на том конце связи с ним в дурацкие игры играет, сложил «раскладушку» и уставился перед собой: не первый такой звонок. Третий за последний месяц.
Раньше внимания не обращал, а сейчас четко понял — по его душу и неспроста, как бы не с ней связно.
Шантажировать решили? Мосты налаживают, почву прощупывают? Мало вероятно. Однако после встречи с «призраком» воочию он этот вариант не стал отметать. И самый бредовый, что это она звонит — тоже.
И дал по газам.
Завтра он приедет сюда пораньше и поговорит с ней по душам, выяснит, кого ляда происходит и что ей от него надо.
Он заехал в супермаркет, купил все по списку и новую сим-карту.
"А теперь посмотрим, кто такой умный", — выкинул старую в окно автомобиля. Набрал номер Лени:
— Я номер сменил.
— У?… Проблема круче, чем казалась?
— Еще не знаю.
— Прятки, командир?
Руслан молча сложил «раскладушку» и убрал ее в карман: посмотрим. Заодно выясним, что и откуда тянется.
Мысль мелькнула — уехать. На Север к оленеводам. Поселиться в чуме и долгой северной ночью смотреть на северное сияние… видеть синие глаза.
Зеленин дал по газам: больше он не побежит.
Глава 3
Среда
Он не спал — маялся. К утру к синеве от щетины прибавилась синева под глазами.
Видок тот еще, — оценил, глядя на себя в зеркало. Хороший повод проехать мимо перекрестка, но завтра появиться еще один, послезавтра еще. Бегать всегда легко и повод найти не проблема.
Зеленин вышел из ванной, оделся. Прошел на кухню, покосился на забытую в раковине турку и сыпнул кофе в кофеварку. Выпил чашку, в «прикуску» с сигаретой и глянул на часы: пора.
Оглянулся у дверей, словно не надеялся вернуться или забыл что-то, и вышел.
Проезд по Северной был свободный и уже в восемь Руслан припарковался напротив здания музея. Но вылезти из машины не решился. Сидел и смотрел на девушку, что заняла свою позицию до его приезда.
Во сколько же она встает?
А это важно?
На душе Руслана тихо было и тревожно, как перед началом боя, когда не знаешь — жив будешь, умрешь, кто из твоих погибнет, как оно все повернется. И не угадать.
Сейчас он и не пытался: сидел, смотрел на девушку тупо, без всяких эмоций, пытался отстраниться и понять про нее хоть что-то.
"Снайпер"…
Какой к черту снайпер? Руки как прутики. При первом же выстреле от отдачи отвалятся.
А ведь тогда поверил, потому что хотел поверить. Знал Арслан на что давить — снайперов до жути ненавидели. Духа бы еще могли по-простому, без изысков в расход пустить, а снайпера нет, рвали бы гниду на лоскуты. Особенно, если «свой», русский. Сколько таких за деньги души продавали? А бабы? А тут еще и женщина, не какая-то местная, свихнувшаяся от страха или взлелеянной ненависти, убогая личной жизнью и лицом, не литовка, что рожей ей под стать, а своя, русская, молодая, красивая. Такой детей рожать, мужа радовать, а она…
Зеленин вылез из машины и решительно двинулся через дорогу, к ней.
— Здравствуй, — встал, руки в карманы сунув, чтобы не увидела сжавшиеся от волнения пальцы в кулаки, чтобы не дрожали.
— Здравствуйте.
И смотрит, будто первый раз видит.
— Я вчера открытку у тебя взял. Понравилась.
— Правда?!
Она не расцвела, она засияла. Улыбка до ушей расползлась, взгляд восторженный, чистый и наивный как у дитя.
Мать вашу!! — хрустнули пальцы в кармане. Перевернуло Зеленина, в небо уставился еле крик сдерживая: мать вашу! Вашу мать!!
— Вам еще надо?
— Да. Мечтаю, — скрипнул сквозь зубы.
— А вам какие надо? У меня есть на восьмое марта, на Новый год, — начала с гордостью перечислять, показывая то одну, то другую.
"Точно. И ту и другую. В июле самое то на Новый год открытку брать, а уж на Восьмое марта, сам Бог велел!" — зубы сжал.
Дурацкое положение. И в горле ком как встал, так и стоит не туда, ни сюда.
— Ко дню Защитников Отечества, — процедил, не скрыв сарказма. А на кого злился: на нее, на себя?
— У меня нет, — сникла тут же. И столько разочарования и огорчения в голосе, будто самое важное в жизни пропустила.
Зеленина как в грудь толкнули — чуть не прижал ее к себе, успокаивая.
Издевается. Нет, она точно над ним издевается!
"Так тебе и надо, сволочь", — подумал, тараня взглядом красный кирпич стены за спиной девушки. На нее смотреть не мог, смелости не хватало. И до жути хотелось схватить девчонку, затрясти как грушу и заорать в лицо: " Не узнала?! Я, Рус, тот самый, что тебе в лоб пулю всадил!! Что ты мне мазилки в нос суешь?! Что в дурочку играешь?!! Ну, посмотри на меня, посмотри! Скажи все что думаешь, раскричись, ударь!! Скажи, как выжила? Я не промахиваюсь, никогда не промахивался. "
— А у меня есть ночная птица, — уставилась на него.
— Кто? — мужчину перекосило в попытке понять, о чем она, к чему, что за птица.
— Птица, — голос до шепота упал. Взгляд то в сторону, то на него — что она за его спиной искала? Птицу свою? — Она не простая, она спасает, песни поет.
У Руслана сердце оборвалось, мурашки по телу побежали — смотрел на нее и слов не было.
Вита полезла в задний карман брюк и выставила на обозрение Руслана картонку с серыми разводами, за которыми с трудом угадывался силуэт то ли смерча, то ли водоворота.
— Вот. Берите, — шепчет.
Зеленин слов так и не нашел, открытку взял и развернулся, пару шагов к дороге сделал, обернулся. На картинку глянул — ничего на ней нет, пятна серые, каля-маляка.
